Естественно, что со столь страшным врагом достойно было бороться любыми средствами, вплоть до применения «высшей меры социальной защиты» (как тогда официально назывался расстрел) в отношении нераскаявшихся и не «капитулировавших». Хотя в тот период к этой крайней мере еще не прибегали, секретное письмо ОГПУ 1929 г. явилось первым псевдоюридическим основанием, на базе которого через семь-восемь лет «троцкистов», наряду с теми, кого обвиняли в «троцкизме» без каких-либо к тому причин, стали в массовом порядке расстреливать по приговорам внесудебных инстанций.
Ягода и его подчиненные ставили задачу «полной и скорейшей ликвидации троцкистской оппозиции, разрушения ее организационных центров, ее техники, связи и активных кадров». Выдвигались требования «бить противника по частям», уничтожать отдельные его группы, засылать в ряды «троцкистов» аген-тов-провокаторов, которые убеждали бы в необходимости немедленного прекращения фракционной работы и возвращения в ряды ВКП(б) «ввиду беспочвенности оппозиции и ее превращения в центр притяжения для всех элементов, недовольных коммунистическим режимом». Согласно директивам, изложенным в письме, эту идею следовало распространить среди членов нелегальных «троцкистских» организаций, которые должны были бы «повести борьбу внутри самой организации с целью ее ослабления, расщепления и в конечном итоге разрушения». При этом рекомендовалось, чтобы провокаторы не порывали с организацией, а и далее оставались в ее рядах, стремясь к углублению ее раскола. «Надо принять меры к неуклонному и настойчивому продвижению нашей агентуры в местные и вышестоящие иногородние троцкистские центры. Особое внимание должно быть обращено на продвижение нашей агентуры в Москву», — приказывали руководители ОГПУ.
Руководители подразделений ГПУ на местах действовали далее в соответствии с их пониманием приказаний вышестоящего начальства. Председатель ГПУ Украины Балицкий патетически восклицал на конференции КП(б)У в апреле 1929 г.: «Если сам Троцкий докатился до того, что сейчас поносит партию и советскую власть на страницах буржуазной и белогвардейской прессы, то здесь, внутри страны, его приспешники не останавливаются ни перед чем и идут на самые крайние контрреволюционные действия». Не приходится удивляться, что на мнимых и настоящих «троцкистов» обрушилась вся сила советской карательной системы. При очевидной переоценке разветвленности, масштабов деятельности и численности сторонников Троцкого реализация директив ОГПУ привела к полному и окончательному уничтожению левой оппозиции, открытой и замаскированной, реальной и выдуманной, в ссылках, на местах и в столице.
3. «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)»
Полученные Троцким статьи Раковского и некоторые другие материалы ссыльных оппозиционеров, которые пока еше не «капитулировали», публиковались прежде всего в русскоязычном журнале «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)», который оказался наиболее стабильным из всех периодических изданий сторонников Троцкого, хотя так и не смог стать органом с четкой периодичностью и появлялся в свет от года к году все реже и реже. «Бюллетень» начал выходить в Париже в июле 1929 г. В марте 1931 г. издание журнала было перенесено в Берлин, куда для руководства им в следующем месяце приехал из Турции сын Троцкого Лев Седов, поступивший в столичный политехнический институт и старавшийся добросовестно в нем учиться, уделяя основное внимание журналу и политической деятельности своего отца, прежде всего работе по сплочению левых оппозиционеров за границей. Лев проявил великолепные организаторские качества. В начале 1933 г. в связи с приходом к власти в Германии нацистов он смог почти безболезненно перенести издание журнала снова в Париж. В 1934–1935 гг. журнал издавался в Цюрихе, однако там задержаться не смог, в основном из-за недобросовестности помощников Седова, и опять вернулся в Париж. После начала Второй мировой войны «Бюллетень» перевели в Нью-Йорк, где в августе 1941 г. вышел его последний номер.
Подавляющее большинство материалов журнала составляли статьи, тезисы, обращения, письма, заметки и документы самого Троцкого. Можно даже сказать, что «Бюллетень оппозиции» был журналом одного автора, как удачно определил Д.А. Волкогонов, слишком уж разительно отличались интеллектом, слогом и динамикой его материалы от всего того, что писалось остальными. Публикации Троцкого занимали обычно 80–90 % всей журнальной площади. Некоторые же номера «Бюллетеня» были, по существу дела, брошюрами главного международного оппозиционера. Например, № 8 за декабрь 1929 — январь 1930 г. содержал только работу Троцкого «Третий период» ошибок Коминтерна». Л. Седов не уставал повторять, что «Бюллетень» — это персональный орган Троцкого и только он может решать все принципиальные вопросы.
Троцкий печатался под собственным именем, без подписи помещал редакционные материалы, авторство которых легко узнавалось по стилю, использовал различные псевдонимы (Г. Гуров, Альфа, Онкен и другие). Вторым постоянным автором и сотрудником журнала был сын Троцкого Лев. Он печатал в «Бюллетене» свои сообщения обычно под псевдонимом Н. Маркин. Публиковались в журнале, правда все реже, и реже авторы из Советского Союза, передававшие статьи и письма. В частности, приходили материалы от Раковского. Подчас трибуна предоставлялась совсем случайным корреспондентам.
Благодаря энергичной деятельности Седова «Бюллетень оппозиции» установил связь со многими странами: с библиотеками, книжными магазинами, книжными фирмами, политическими организациями различных направлений, частными гражданами.
Интерес к журналу, подписка на него были довольно значительными, что позволяло выпускать его регулярно, хотя и небольшим тиражом, свыше двенадцати лет. В СССР журнал иногда ввозили советские граждане, возвращавшиеся из заграничных командировок. Пытался передавать журнал и шифровальщик советского полпредства в Осло Куроедов. Об этом свидетельствует письмо Седова Куроедову от 27 апреля 1931 г.: «Посылаю вам 15 экземпляров] Бюллет[еня] (платформы) (на тонкой бумаге) для пересылки в Союз. Пересылка платформы имеет совершенно особое значение; надо попытаться сделать все возможное для «пропихивания» ее на родину».
Однажды, не разобравшись, что именно покупают, «Бюллетень» приобрели официальные закупщики для магазина международной книги в Москве. Туда же каким-то образом попало несколько экземпляров автобиографии Троцкого «Моя жизнь». Вскоре, разумеется, перепугавшиеся чиновники эти издания списали и уничтожили. Из числа заинтересованной публики и тех, кто стремился получить информацию не только из советской официальной прессы, журнал даже в первые годы издания, когда железный занавес не был еще опущен полностью, достигал лишь единиц. То же касалось и мемуаров Троцкого «Моя жизнь». Иногда, очень редко, книгу, как и номера журнала, привозили с собой приезжавшие в СССР иностранцы. Так, по сведениям советской разведки, в 1933 г. приехавший в СССР по приглашению Всесоюзного радио немецкий дирижер Георг Себастьян привез книгу Троцкого «Моя жизнь», которую «давал для прочтения своим знакомым советским гражданам». В связи с этим НКВД дал указание в будущем Себастьяна в СССР не пускать.
С 1935 г. одно только прикосновение к обложке «Бюллетеня оппозиции» или «Моей жизни» грозило арестом, лагерем и даже расстрелом по обвинению в троцкизме. Сам Троцкий неоднократно признавал, что с распространением «Бюллетеня оппозиции» в СССР дело обстояло плачевно. Зато высшие советские коммунистические иерархи имели возможность знакомиться с «Бюллетенем оппозиции» самым обстоятельным образом. Через тщательно отобранных подставных лиц журнал закупали для Сталина и его ближайшего окружения, для библиотек ЦК ВКП(б) и его учебных заведений. Даже в отделе специального хранения Библиотеки имени Ленина (ныне Государственная библиотека Российской Федерации) имелся его полный комплект. Поэтому совершенно не соответствует действительности утверждение Роя и Жореса Медведевых, будто «Бюллетень» присылался Сталину через резидентуры НКВД в посольствах только в одном экземпляре и «никто даже из членов Политбюро не имел права и не решался бы читать Троцкого». Указание Медведевых тем более не точно, что НКВД сменил ОГПУ только в только в 1934 г., а журнал выходил с 1929-го, что посольств тогда не было, а советские представительства за рубежом назывались полпредствами.
Сталин и другие советские руководители неоднократно упоминали «Бюллетень оппозиции» в своих публичных выступлениях для разоблачения «троцкизма», трактуя его статьи, например, как указание на союз Троцкого с Гитлером, как призыв к войне против СССР. Сталин приводил цитаты из «Бюллетеня оппозиции» на XVII съезде ВКП(б) в 1934 г. В 1935 г. секретарь ЦК ВКП(б) и будущий нарком внутренних дел Н.И. Ежов широко цитировал журнал на закрытом совещании в ЦК партии, а на пленуме ЦК в июне того же года утверждал, что террористическая деятельность против советских руководителей проводилась якобы под непосредственным руководством Троцкого, причем использовал «Бюллетень» в качестве улики, сокращая название издания, чтобы не произнести слова «оппозиция» и «большеви-ков-ленинцев». Особо останавливался Ежов на статье Троцкого «Рабочее государство, термидор и бонапартизм», в которой будто бы предлагалась программа террора против руководителей ВКП(б).
В ОГПУ—НКВД особенно важные статьи из «Бюллетеня оппозиции» перепечатывались на машинке (например, публикации о Сталине, убийстве Кирова и московских «открытых» судебных процессах) и хранились затем в особой, ставшей со временем очень толстой папке. Через много лет эта папка была передана Федеральной службой безопасности России (наследницей НКВД) в фонды РГАСПИ.
Для Сталина и его приближенных «Бюллетень оппозиции» казался грозным оружием для обличения режима в целом и нарушений традиционных большевистско-ленинских норм в частности, причем, поскольку Троцкий писал на очень знакомом советскому руководству «марксистско-ленинском» языке и с «марксистско-ленинских» позиций, противостоять аргументации Троцкого было сложно. Просматривая «Бюллетень», Сталин, естественно, особое внимание уделял статьям о себе, которые были почти в каждом номере. Через свой журнал Троцкий вел непрерывную словесную дуэль с советским диктатором, хорошо понимая, что, хоть круг читателей и «почитателей» «Бюллетеня» в СССР ограничен, Сталин и другие высшие советские руководители, безусловно, в этот круг входят. «Бюллетень» стал единственным русскоязычным изданием, в котором со знанием дела изнутри, с использованием марксистских догм, коммунистического лексикона и большевистской терминологии разоблачалась диктатура «кремлевского горца». Не случайно комплект номеров журнала личной библиотеки Сталина был испещрен пометками красным карандашом. Особенно много пометок было в статьях, посвященных самому генсеку.
4. Блюмкин и другие
Убийца германского посла графа Мирбаха левый эсер и сотрудник ведомства Дзержинского Я. Г. Блюмкин был прирожденным, а затем уже и профессиональным провокатором. В апреле 1919 г. после бегства из Москвы в июле 1918 г. он явился «с повинной» в киевскую ЧК. Амнистированный советской властью в апреле 1919 г., несмотря на то что в июле 1918 г. был объявлен одним из организаторов левоэсеровского мятежа, Блюмкин был заслан большевиками в отряд левой эсерки И.К. Каховской, которая подготовила и провела в конце июля 1918 г. убийство немецкого главнокомандующего на Украине генерала Г. Эйхгорна. Однако в отряде Каховской вскоре узнали, что Блюмкин сотрудничает с ЧК и доносит на своих сопартийцев. Левоэсеровский товарищеский суд, разбиравший обвинение Блюмкина в предательстве и его связях с ЧК, «не установил, что Блюмкин не предатель», и приговорил его к смертной казни. По постановлению суда в первой декаде июля 1919 г. на Блюмкина было произведено покушение, но Блюмкин отделался ранением. После выздоровления Блюмкина приняли в союз эсеров-максима-листов, организацию, фактически стоявшую на большевистских позициях, где он продолжал работать провокатором. Вскоре этот «отъявленный авантюрист» и «террорист», как писала о нем К.Т. Свердлова, открыто поступил на службу в Киевскую ЧК, где руководил отделом контрразведки, как ранее в Москве у Дзержинского.
В 1920 году, вероятно летом, Блюмкин вернулся в Москву, чтобы начать учебу в Военной академии Красной армии. Его возвращение не осталось незамеченным для германской дипломатической миссии, и из Берлина потребовали объяснений. Теперь уже большевикам нельзя было сослаться на то, что они не могут «поймать» Блюмкина (как утверждало советское правительство со дня убийства германского посла). Советское правительство оказалось в затруднительном положении. Забытое всеми дело об убийстве Мирбаха вновь всплыло со всеми неприятными для большевиков последствиями. Им было что скрывать. И Троцкий в послании Ленину, Чичерину, Крестинскому и Бухарину первым забил тревогу: «Необходимо принять предупредительные меры в отношении дурацкого немецкого требования удовлетворения за графа Мирбаха. Если это требование будет официально выдвинуто и нам придется войти в объяснения, то всплывут довольно неприятные воспоминания (Александровича, Спиридоновой и проч.). Я думаю, что, поскольку вопрос уже всплыл в печати, необходимо, чтобы откликнулась наша печать и чтобы тов. Чичерин в интервью или другим порядком дал понять немецкому правительству… что, выдвинув это требование, они впадают в самое дурацкое положение. Газеты могли бы высмеять это требование в прозе и стихах, а по радио отзвуки дошли бы до Берлина. Это гораздо выгоднее, чем официально объясняться на переговорах по существу вопроса».
Немцы, не желавшие идти на ухудшение советско-германских отношений, отступили. Блюмкин остался в Москве, уже на следующий год официально и формально вступил в партию большевиков и время от времени представлялся еще не знавшим его германским дипломатам не иначе, как «убийца Мирбаха». После окончания Академии Блюмкин «прославился участием в жестоком подавлении грузинского восстания», затем работал в Монголии, где «так злоупотреблял расстрелами, что даже ГПУ нашло нужным его отозвать». В самом начале 20-х Блюмкин служил в военном секретариате Троцкого, организовал несколько провокаций. Одновременно с 1922 г. он работал и в ВЧК— ГПУ, со временем стал там первым руководителем отдела контрразведки.
Круг интересов Блюмкина «расширился». В 1923 г. началось издание трехтомного труда Троцкого «Как вооружалась революция». Могло ли быть большей иронией то обстоятельство, что «подбор, критическая проверка, группировка и правка материала» первого тома этого издания производилась Блюмкиным? Как писал Троцкий, «судьбе было угодно, чтобы тов. Блюмкин, бывший левый эсер, ставивший в июле 1918 г. свою жизнь на карту в бою против нас, а ныне член нашей партии, оказался моим сотрудником по составлению этого тома, отражающего в одной своей части нашу смертельную схватку с партией левых эсеров».
Во второй половине 20-х годов Блюмкин работал резидентом ОГПУ в странах Азии и Ближнего Востока, вербовал агентов в Индии, Монголии, Сирии, Палестине, Хиджазе и Египте. Как агент с особой миссией, он обладал неограниченными полномочиями в Турции. Он въехал в Палестину с паспортом на имя Якоб Султан-Заде и странствовал по Востоку до июня 1929 г. Его шефы, Менжинский и Трилиссер, считали его незаменимым работником. Но так было лишь до тех пор, пока он не попал в опалу.