Тем не менее 26 сентября отряд из примерно 60 либералов напал из США на Хименес и захватил таможню и муниципальную казну, в которой оказалось 100 долларов. Один из повстанцев, молодой человек по фамилии Альмарас был убит, став первой жертвой грядущей революции. Увы, далеко не последней. На следующее утро повстанцы покинули Хименес, чтобы захватить припасы на одной из близлежащих асиенд. Но там их уже ждали правительственные войска, которые рассеяли либералов, сумевших большей частью бежать назад в США.
Диас назвал события в Хименесе уголовщиной без всякой политической подоплеки. В США был передан список 65 участников нападения на Хименес с просьбой арестовать и осудить их за бандитизм. Однако независимый американский суд оправдал подозреваемых, признав, что все обвинения против них носят чисто политический характер.
Между тем восстание зрело и в штате Веракрус, где оппозиция была традиционно сильна. Там не забыли, как в 1879 году Диас убил без суда и следствия сторонников свергнутого президента Лердо. В самом порту Веракрус действовали сильные либеральные клубы, которые подвергались постоянным гонениям со стороны правительства. Либеральная хунта Флореса Магона ввиду неуспеха рейда на Хименес порекомендовала друзьям отложить выступление на начало 1907 года. Те отказались, надеясь, что за Веракрусом против Диаса поднимется вся страна.
В Веракрусе и его окрестностям либералам довольно легко удалось сформировать отряд в тысячу человек, большую часть которого составляли крестьяне-индейцы, изгнанные со своих земель. Повстанцы разделились на три группы, которые должны были синхронно в 11 часов вечера 30 сентября захватить три города штата. Однако из-за организационной неразберихи (в руководстве восстания совсем не было военных) вовремя выступил только один отряд. Он добился весомых успехов в боях за Акаюкан, но при штурме муниципалитета был ранен вождь всего восстания Иларио Салас, и его люди отступили из города.
Ко второму городу повстанцы даже не сумели приблизиться – на них напал отряд федеральных войск, приведенный в боевую готовность после событий в Акаюкане. В третьем городе – портовом Пуэрто-Мехико – войска также сумели создать прочную оборону и легко отбили запоздалую атаку либералов. В течение следующих нескольких дней правительственные силы добивали отдельные группы повстанцев. Почти все командиры отрядов за исключением Саласа были схвачены и приговорены к длительным срокам заключения.
Таким образом, организованные либеральной хунтой вооруженные выступления провалились из-за недостатка средств и, что еще важнее, из-за отсутствия во главе восстания фигуры национального масштаба. Флорес Магон был довольно широко известен, но только среди оппозиционно настроенной интеллигенции. В Мексике все привыкли к тому, что «серьезное» вооруженное выступление возглавляет или генерал, или бывший губернатор штата. Анархистская тактика «прямого действия» (главное начать, а там посмотрим) явно не работала.
Однако Диасу, человеку далеко неглупому, была ясна вся опасность ситуации. Ведь если бы мятежники получили средства и оружие, исход борьбы мог быть иным. Поэтому мексиканское правительство удвоило усилия, чтобы разогнать либеральную хунту и уничтожить «Рехенерасьон». Действовать на сей раз решили руками самих американцев. Главную роль сыграл полковник Грин, ненавидевший либералов за восстание на своем руднике. Он потребовал от властей США закрытия «Рехенерасьон» за клевету: в выпуске от 15 июля 1906 года газета утверждала, что Грин подкупил губернатора Соноры Исабаля и тот освободил американцев от всякой ответственности за кровопролитие в Кананеа. На этот раз Диасу сопутствовал успех: американцы закрыли «Рехенерасьон» на девять месяцев.
Несмотря на предыдущие неудачи, либералы готовились к нападению из Техаса на приграничный город штата Чиуауа Сьюдад-Хуарес, которому впоследствии было суждено сыграть ключевую роль в судьбе мексиканской революции. Согласно плану группа повстанцев перед нападением должна была взорвать динамитом казармы правительственных войск, что по замыслу Рикардо Флореса Магона привело бы к панике в рядах защитников города. Однако командующему войсками в Сьюдад-Хуаресе генералу де ла Вега удалось внедрить в ряды заговорщиков двух молодых офицеров. Те пообещали привести гарнизон на сторону революции без всякого динамита. Либералы пожалели солдат и отменили план подрыва казарм. За два дня до нападения, 19 октября 1906 года по наводке мексиканского консула в Эль-Пасо, пограничном техасском городе, расположенном прямо напротив Сьюдад-Хуареса, американская полиция арестовала вождей восстания. Рикардо Флоресу Магону удалось скрыться, и мексиканские власти объявили о назначении премии в 20 тысяч песо за его поимку.
В конце октября губернатор Чиуауа Энрике Криль докладывал президенту, что штат очищен от заговорщиков. Но эта победа диктатуры оказалась пирровой.
Опять зрели волнения в штате Веракрус. Под влиянием пропаганды либеральной хунты и после событий в Кананеа текстильщики Веракруса образовали летом 1906 года профсоюз «Великий круг свободных рабочих». Из-за диасовского антирабочего законодательства профсоюз был тайным и быстро приобрел черты подпольного революционного политического клуба. Лидеры профсоюза признали руководство либеральной хунты и активно распространяли среди рабочих «Рехенерасьон». Произошедшие позднее волнения на текстильных фабриках района Рио-Бланко были очень похожи на российское «кровавое воскресенье» 1905 года. Похожи тем же презрением власти к рабочим, которые ждали именно от нее решения наболевших вопросов.
Забастовку в декабре 1906 года объявили около 7 тысяч рабочих фабрик Веракруса и Пуэблы, объединившихся во «Второй великий круг свободных рабочих». Причиной выступления был снобизм все того же ультрамонетаристского министра финансов Лимантура. Когда текстильные магнаты Веракруса стали жаловаться ему на резкое ухудшение своей конкурентоспособности из-за девальвации песо (подорожали импортное сырье и оборудование), Лимантур посоветовал им выжать побольше денег из рабочих. По рекомендации министра финансов предприниматели региона образовали лоббистский союз, который выработал целый регламент поведения рабочих на текстильных фабриках.
Этот документ резко ухудшал и без того варварские условия труда. В нем предусматривались, в частности, 12,5-часовой рабочий день, жесткая система штрафов и запрет принимать гостей в домах, принадлежавших предпринимателям. Самым ненавистным нововведением стали трудовые книжки, в которых отмечалась благонадежность того или иного работника. С отметкой в таком волчьем билете нельзя было устроиться на работу нигде в регионе. Рабочие направили скромную по требованиям петицию президенту республики. Тот принял на себя функции арбитра. Но пока Диас разбирался в конфликте, предприниматели объявили локаут, и 93 текстильные фабрики в 20 штатах выставили на улицу перед самым рождеством тысячи рабочих. Так забастовку решили удушить голодом. Однако ставка на традиционную разобщенность мексиканского пролетариата себя не оправдала. Рабочие других штатов начали собирать средства в фонд помощи бастующим. Протест грозил приобрести национальный характер.
Президент оказался умнее предпринимателей и согласился пойти на частичные уступки. Тем более что в штате Веракрус и так только что было подавлено первое крупное вооруженное выступление против режима за последние годы. 4 января 1907 года дон Порфирио принял соломоново решение. Некоторые требования рабочих были удовлетворены: создавался фонд для вдов и сирот, разрешались визиты гостей в дома рабочих, запрещался детский труд, увеличивалась зарплата. Однако одновременно президент предлагал введение трудовых книжек, что было отвергнуто рабочими как полицейская мера. Тем не менее президент приказал всем бастующим вернуться 7 января на рабочие места. Приказа диктатора осмелилась ослушаться только фабрика в Рио-Бланко, которая присоединилась к забастовке одной из последних. И здесь роль детонатора сыграла ненависть к иностранцам.
Перед фабричным магазином французские служащие стали издеваться над собравшимися рабочими и их женами, напевая по-испански: «Pan, pan, no les dan!» («Хлеба, хлеба, а мы вам его и не дадим!») И действительно, владельцы магазина издевательски отказывали рабочим в отпуске хлеба в кредит. А ведь у тех просто не было денег из-за почти месячного локаута. Завязалась горячая словесная перепалка, переросшая в драку. Магазин подожгли и разграбили. Владельцы фабрики немедленно вызвали на помощь федеральные войска и местную полицию, которые начали стрелять в собравшихся, убив несколько женщин и детей. Но толпа не рассеялась, а двинулась на муниципалитет и захватила его после недолгого штурма.
Однако у рабочих практически не было оружия, и они отошли из города в соседнюю деревню Ногалес. Там их настигли правительственные войска, открывшие по безоружным людям прицельную стрельбу. Разъяренные рабочие решили вернуться в город, чтобы забрать тела убитых и освободить арестованных товарищей. Демонстрацию встретил полковник Розалино Мартинес, который привел из Веракруса и Пуэблы дополнительные подкрепления. Началась настоящая кровавая бойня. Солдаты без разбора убивали собравшихся, не щадя женщин и детей. Расстрелы захватили и соседние городки. С приездом на место заместителя министра обороны казни недовольных только усилились. Многих рабочих сослали на каторгу. Правительство засекретило данные о жертвах расстрелов в Рио-Бланко. Как минимум там погибло около сотни человек. Говорят, что, узнав о расстреле рабочих, Диас воскликнул: «Слава богу, я еще не разучился убивать!»
Царь Николай II расстрелял рабочих в январе 1905 года, и это стало началом первой русской революции. Диас расстрелял рабочих в январе 1907-го, и именно этот год стал началом краха режима. Кстати, в Мексике и газеты, и интересующиеся политикой граждане внимательно следили за революцией в далекой России. 26 января 1905 года российский поверенный в делах в Мексике де Волан писал в Петербург, что «события 9 января в С. – Петербурге» нашли отголосок и в Мексике».
Как мы помним, Диас начинал захват власти с территории США и открыл страну для американского капитала. Теперь Мексика неожиданно почувствовала оборотную сторону диасовской модернизации. В 1907 году США охватила финансовая паника, которая из-за перехода на золотой стандарт мексиканского песо и внешнеэкономической зависимости страны от северного соседа нанесла сильнейший удар по мексиканской экономике. Владельцы американских предприятий в Мексике, чьи акции котировались на биржах США, начали срочно выводить капиталы домой, чтобы избежать общего банкротства. Резко сократился объем заказов из Америки для мексиканской промышленности. Особенно серьезным был экономический крах на тесно связанном с США севере Мексики. Тысячи людей потеряли работу, а еще десятки тысяч впервые за много лет оказались лицом к лицу со снижением номинальной зарплаты. В некоторых районах воцарился голод, так как уже несколько лет на севере царила засуха (в барах Чиуауа чистое виски стоило дешевле, чем разбавленное водой).
Лимантур решил вывести страну из кризиса, который сам же и усугубил переходом на золотой стандарт, классическим либеральным методом: за счет снижения зарплаты государственным служащим и повышения налогов. Тем самым многие чиновники низкого ранга разом потеряли весь свой статус, которым они гордились. Даже иностранные дипломаты отмечали, что среди большинства государственных служащих царит настоящая ненависть по отношению к правительству. Вдобавок к тому, что реальная зарплата рабочих и служащих упала, цены на продукты питания резко выросли. Если номинальная зарплата рабочих за период с 1900-го по 1910 год выросла в среднем на 17 %, то цены поднялись на 70 %.
Германский консул из Гвадалахары сообщал в Берлин: «Многие из здешних фабрик полностью или частично прекратили работу, стройки заброшены, и большое количество фабричных рабочих ушло…» Рабочие были вынуждены наниматься на асиенды, и процесс индустриализации в Мексике пошел вспять.
Финансовый кризис ударил и по крупным землевладельцам севера. Почти все они для получения оборотных средств заложили свои земли в банках. Когда эти самые банки оказались на грани банкротства, Лимантур посоветовал им немедленно потребовать от землевладельцев возвращения всех долгосрочных кредитов. «Асиендадос» севера понесли громадные убытки.
Кризис усугубила монетаристская политика министра финансов Лимантура. Для него по-прежнему главным было обслуживание внешнего долга. Надо отметить, что в 1910 году французы держали 66 % мексиканских долговых облигаций, англичане – 16,5 %, а американцы – всего лишь 12 %. На погашение внешнего долга в условиях финансового кризиса уходило 25 % мексиканского бюджета. При этом в угоду кредиторам правительство продолжало считать основным приоритетом сбалансированный бюджет. Резко сокращались и без того мизерные социальные расходы. К тому же, произведя в 1908 году хваленую «мексиканизацию» железных дорог, правительство Диаса помогло их американским владельцам. Так как разговоры о грядущем выкупе акций шли несколько месяцев, американские собственники накопили изрядные долги – 117 миллионов песо (больше, чем весь мексиканский бюджет того времени). Правительство Диаса взяло эти долги на себя.
В то время, когда многие мексиканцы лишились работы и голодали, Лимантур с гордостью сообщал иностранным кредиторам, что правительство с присущей ему финансовой ответственностью не только не допускает дефицита бюджета, но даже не тратит уже утвержденные конгрессом бюджетные средства. При этом доходы государства постоянно снижались, составив в 1905 году 129 миллионов песо, в 1907 году – 114 миллионов, в 1908 году – 102. И, тем не менее, в 1908–1909 финансовом году правительство истратило только 93 миллиона песо из 104, утвержденных парламентом.
Однако неурожаи конца эпохи «порфириата» сыграли с правительством дурную шутку, обнажив уродливый, однобокий характер предыдущей модернизации. Ввиду концентрации сельского хозяйства на производстве технических культур страна оказалась на грани голода, ведь своего зерна производилось мало. Пришлось срочно закупать зерно за границей, в первую очередь в Аргентине, Южной Африке и Австралии.
Диас понимал, что необходимо хотя бы начать ослаблять экономическую зависимость от США, иначе следующего кризиса страна может просто не пережить. По совету Лимантура мексиканское правительство в 1908 году выкупило у американцев контрольный пакет акций ведущих железных дорог. Правительственная пресса расхваливала «мексиканизацию», хотя основной ее причиной были мощные забастовки мексиканских железнодорожных рабочих.
«Мексиканизация» сильно разозлила США, так как помешала планам концерна Гарримана полностью взять под контроль железнодорожную сеть страны. Еще больше задело американцев предоставление всяческих привилегий концерну англичанина Пирсона, который стал главным нефтедобытчиком Мексики.
Для Диаса антиамериканские меры были последней попыткой вернуть себе былую популярность. Так, Мексика предоставила политическое убежище президенту Никарагуа Селайе, свергнутому американской морской пехотой. Диас вообще, к неудовольствию США, слишком активно вмешивался во внутренние дела центрально-американских республик. Американцы полагали, что это только их прерогатива.
В 1910 году в Мексике с нарочитой помпой приняли военную делегацию Японии, и в США сразу же стали подозревать Диаса в тайном военном союзе со Страной восходящего солнца.
Американцы попытались сломать Диаса, чтобы показать всему миру истинное лицо его национализма. В апреле 1907 года администрация США обратилась с официальной просьбой предоставить в аренду бухту Магдалена в Нижней Калифорнии для угольной стоянки американского флота. Мексиканский МИД ответил уклончиво: данный вопрос может быть решен только Сенатом. Но в США прекрасно представляли истинное значение мексиканского Сената, который полностью контролировали друзья президента Диаса. Поэтому в июне 1907 года американцы вновь потребовали прав аренды на пять лет. В сентябре 1907 года в Мехико прибыл госсекретарь США Рут, и Диасу пришлось согласиться с требованием северного соседа. Лицо диктатора не спасло и то, что бухта была сдана в аренду США не на пять лет, а на три года. Сенат без проволочек ратифицировал соответствующий договор, который вызвал в стране волну возмущения всех слоев населения.