Через плечо Мелькара идет широкий ремень, который крепиться к благоухающему сандалом ящичку. Внутри него пространство поделено перегородками на ячейки, некоторые пустуют, в других же, по иронии судьбы, в статике прибывают сильно уменьшенные копии человечков, но которые подымают головы вверх, пищат и потрясают крошечным оружием, стоит только открыть крышку. Впрочем, такое случается не часто, Мелькар и сам по себе неплохой воин, чтобы прибегать к помощи волшебного ларца.
Мелькар сидит на вершине исполинского кургана, который является звеном в цепи, уводящей неугомонного копателя и ковырятеля могил далеко на север, где за туманами сейчас лежит зима, а тут – тепло и облачно, камень приятно греет зад, стрекочут цикады, и слегка колышется редкая пожелтевшая трава.
Он слышит, как в глубине горы кто-то грузно ворочается и тяжко вздыхает. Он уже почти собирается спуститься вниз, но передумывает и решает еще немного насладиться спокойствием.
Ему почему-то вспоминается жалкий, оборванный народец, и такие же убогие никчемные подношения на костяных алтарях. На них, кстати, порой можно было видеть и человечину. Хотя, впрочем, человечина – не самое вкусное мясо, которое умеет разговаривать и безумно гордиться этим.
А меж тем, несколько минут назад Марлоу сосредоточила свой колючий взгляд на Немом и мысленно прошамкала вопрос в пустоту, что находится внутри нас, а после наугад вытянула из колоды пластиковых карт ту одну, что обозначала Дьявола. Девятый, старший аркан, пах серой и хищно смотрел на дождливый мир через вращающуюся огненную пентаграмму. Сам по себе он еще не знаменовал ничего худого. Но следом Марлоу извлекла из другой стопки Несчастного Рыцаря, что корчился в судорогах, будучи пронзенным добрым десятком острых мечей, и вдруг кровь, черная кровь его пролилась на стол и закапала на пол.
Мамаша Марлоу отшатнулась от ширящегося кровавого потока, чересчур резко, что ушиблась о низко нависавшую прогнившую балку потолочных перекрытий, чем и привлекла к себе внимание. Показавшаяся в люке хозяйка вздрогнула при виде кошмарного зрелища бьющей ниоткуда крови, и выронила глиняную бутыль.
Кровь прекратилась столь же внезапно, как и началась, и матовым пятном целовала замерзший пол.
Марлоу брезгливо потянулась к следующей стопке карт, где на рубашках причудливо переплетались узоры из посохов, но Вальдемар, выхватив нож, молниеносно подскочил к ней и пригвоздил ее руку к столу. Плюнув на потерявшую сознание старуху, он процедил:
– У, проклятая ведьма, накличешь беду!
И безымянный посетитель в противоположном углу согласно и даже как-то радостно закивал головой. Да, они были прокляты. Все.
В дверь постучали.
* * *
Все разом оглянулись на дверь.
Клешня Немого непроизвольно разжалась и сжалась вновь.
Тяжело похромав через всю залу, хозяин отпер засов.
На пороге стоял воин.
В глазах у него был иней, и одежда висела клочьями, пошатнувшись, он словно полено рухнул через порог.
Постояв над ним, Конрад вернулся на свой стул за стойку, где налил себе из фляги и выпил. У входа начал образовываться небольшой сугроб.
– Эй, милейший, может, ты закроешь эту чертовую дверь, да поможешь своему гостю? – крикнул Федерик.
Конрад поглядел на него отсутствующим взглядом и налил себе еще. Выпив, он вытащил кухонный секач, и только после этого сказал:
– Сам помогай.
Федерик недобро сощурился, однако пререкаться не стал, троглодит, прошмыгнув мимо, подсел к мамаше Марлоу и принялся лизать ей лицо. Федерик с вызовом оглядел всех присутствующих и презрительно скривился.
Мальк склонился к Вальдемару и зашептался:
– Поди, разберись, в чем дело!
Вальдемар испуганно отстранился и отрицательно замотал головой.
– Вот чудеса, – донесся меж тем голос Федерика. – Гляди, хозяин, а гость-то, оказывается, мертв.
Конрад дико, надрывно захохотал:
– Мертв! Эка невидаль! Ха-ха-ха! Да, мертв и, причем, давно.
– Так нужно выкинуть его прочь. А потом я выйду и посмотрю, чья это была дурацкая шутка. Ведь не мог же он, в самом деле, сюда сам прийти. В самом деле?
Мамаша Марлоу пришла в себя, и порывисто оттолкнула пещерного человека. Тот обиженно зарычал. Дряблой рукой она сама извлекла нож.
– Весьма любопытно.… Посмотрите только, а у колдуньи крови-то нету! – воскликнул Мальк, нащупывая увеличительное стекло. – Разрешите?
Марлоу пристально уставилась на Малька, отчего он сразу сник.
– В детстве меня укусил вампир. Надеюсь, он отравился, гнида.
Мальк неуверенно хихикнул, но старуха не улыбалась, а продолжала сверлить его взглядом. Скрипнув зубами, Федерик приблизился и отнял у нее нож.
– Да какого хрена! Кто-нибудь, наконец, поможет мне?! Что же это за место такое, где одни кретины и трусы собрались?! Я сейчас начну по-настоящему злиться. А когда я злюсь, я начинаю убивать тупых кретинов и позорных трусов, одного за другим. И начну с тебя, молчун! Что ты на это скажешь?
Немой приблизился и ухватил труп за ноги, Федерик расслабился и, спрятав оружие, взялся с другой стороны. Вместе они вытащили его наружу.
К постоялому двору вела всего одна цепочка следов, и когда Федерик обернулся к Немому, в зрачках его расширенных промелькнул страх.
В это время труп встал из сугроба.
* * *
Федерик тонко вскрикнул и выстрелил.
Оранжевая вспышка опалила Немому край капюшона. Грудь воина разверзлась, отброшенный силой выстрела, он покатился, а когда вновь поднялся, из его тела выпало застарелое расщепленное древко. Федерик не выдержал и бросился в дом. «И почему тебе не лежалось в той удобной могиле, где я оставил тебя?» – подумал Немой, едва поспевая следом.
Один вид его красноречиво говорил за себя, поэтому никто не стал спрашивать Федерика о случившемся, а потом в дверь постучали.
– Этого не может быть! – простонал Мальк, хватаясь за голову.
Вальдемар вскочил:
– Я говорил, надо было бежать!
– Да объяснит мне, наконец, кто-нибудь? – заорала Кориандра. – Что здесь, черт возьми, происходит?
Хозяин хихикнул:
– А ты пойди и посмотри, дорогая.
– Первый кто попытается отворить дверь получит пулю в лоб, – предупредил бледный как полотно Федерик, а Марлоу ткнула трясущимся пальцем в Немого. – Это он виноват!
Молчавший до сих пор посетитель подал голос:
– Выгнать его прочь, пусть сам разбирается со своими дружками.
Говоривший этот был молод, невзрачен, одет просто, не по погоде, бинты не первой свежести покрывали голову, оставляя открытыми преждевременно поседевшие виски.
Хозяин сделался серьезным, хромая, он подошел к Марлоу и оперся о стол.
– Это правда? – спросил он. – Я позволяю тебе здесь жить и кормлю тебя, потому что считаю, ты отгоняешь зло от моего дома. Временами я бываю несправедлив к тебе, но ты не уходишь отсюда, ибо тебе некуда идти и путешествие убьет тебя. Говори. Говори, если хочешь остаться, правда ли, что этот человек, что скрывает лик, навлек на нас беду?
– Да, это…оно, – сказала Марлоу, так как Немой откинул капюшон. Он взял листок и, написав что-то, подал Конраду, указав на камин. Конрад недоверчиво посмотрел на него, и, повертев бумагу, передал Мальку, который и прочитал вслух:
– Нужно похоронить умершего. Мне все равно, но зараза убьет вас. Что касается Гидры – это уже моя забота.
– Прекратиться ли когда-нибудь этот стук?! – заверещал Вальдемар, зажимая уши.
– Тише! Кажется, кто-то скребется у той стены.
– Избавимся от него, а от Гидры нас прекрасно защитит Вальдемар!
– Да вы что, не понимаете, – заорал Федерик, пытаясь перекричать всех разом, – что все это пустая болтовня, а нужно что-то делать, надо действовать!
– Правильно, – поддержал его хозяин. – Подержи-ка его на мушке, а я покуда схожу за своим оружием, и если Марлоу тот час не начнет колдовать – пристрели ее тоже! Эй, ты куда направился?! Да задержите же его кто-нибудь!
Не обращая внимания, Немой подошел к ревущему камину, где из ниши выступали ржавые трубы, изрыгавшие пламя, а очаг забит толстым слоем пепла, из которого местами торчат обгоревшие кости и черепки.
– …этого не может быть, но если это все-таки сделал он, то пусть теперь нас и защищает.
– Что ему здесь надо? Почему он не хочет просто убраться куда подальше?
– Те, снаружи, так же мертвы, как и он сам, им под силу причинить ему вред.
– А нам?
Запах паленого мяса наполнил комнату.
– Федерик! Да пристрели, наконец, поганого ублюдка!
Федерик вплотную приблизился к Немому и сказал так, чтоб не слышали остальные:
– Я был однажды в месте странном, одном из тех, что досталось нам от предков. Там были комнаты под землей и вертикальные колодцы, ведущие в бездну. Я видел труп существа и ту бурую массу, в которую превратились остатки его лица и дыхательной маски, после того, как мы потревожили его покой. И там были другие, да, другие, похожие на тебя, и один был все еще жив, хотя видят боги! – большая часть его туловища отсутствовала. В той разрушенной галереи, где мы его наши, осталось семеро моих товарищей, а один скончался на обратном пути. Носильщики – туземцы бросили нас и скрылись с грузом. Много дней мы блуждали по проклятой тайге, натыкаясь на разрушенные крепости и диковинных животных. Там я забыл, что такое страх и поверил в силу оружия. До сегодняшнего дня. И я спрашиваю тебя, обладаешь ли ты тем, что остановило нас в том подземелье?
Немой берет листок и пишет:
– «Я решил, что больше никогда не применю то оружие».
– Почему? – возвращая листок, спрашивает Федерик.
– «На то были свои причины».
– Разве ты не можешь изменить своего решения перед лицом нависшей опасности?
– «То было очень сильное, серьезное решение. Императива. Такое нельзя изменить».
– Ты поклялся?
– «Наверно это называется так».
– Но ведь оно существует?
– «Но добраться до него под силу лишь мне одному».
– Тогда мы все умрем.
Немой перевернул лист и на обороте написал.
– «Нужно ждать».
– Ждать! Ждать! Чего еще ждать?! Пока у нас закончатся запасы продовольствия и топлива, или пока зомби не проломят стены? В конце-то концов, они пришли за тобой, так почему бы тебе ни убраться к ним подобру-поздорову, пока…
Немой подал ему новый листок, на котором было начертано всего лишь два слова: «Попробуй, заставь».
Едва сдерживая клокочущую ярость, Федерик прошипел:
– Но ведь тебе, чего бояться, чурбан безмозглый?
– «Я видел, как пальцы из плоти разрывают металл».
Федерик скомкал бумагу и, швырнув на пол, зашагал прочь. Что-то сильно ударило в стену, вышибая замазку и древесное крошево, не выдержав, сорвалась полка и посуда обрушилась, разлетаясь глиняными и фарфоровыми осколками.
Да, Гидра отрастила новые головы, но пока людям опасаться нечего, по-настоящему плохо будет, когда сюда пожалует ее бессмертная голова. Интересно, во что она воплотиться на этот раз.
Из раздумий Немого вывел крик:
– Что же за напасть! Теперь еще и огонь тухнет. Через пару часов мы замерзнем.
– Нужно спуститься и проверить цистерны с газом, – подала голос Кориандра.
– А кто пойдет? – это уже Мальк.
– Ну, нет, только не я! Если идти, то всем вместе, – Вальдемар.
– А чего собственно бояться? Твари же снаружи, – безымянный, который вовсе не безымянный, и которого правильнее было назвать меченным.
– Ладно, вместе – так вместе. Тогда останется старуха и этот троглодит, от него все равно ничего не добьешься. Вот кампания-то подобралась!
– А с какой это позвольте узнать стати, ты распоряжаешься в моем доме? – вспыхнул Конрад.
– С такой, что у меня пистолет, а вы все – бесхребетное дерьмо!
– А у меня – нож, а что касается….
– Господа! Господа! Зачем сориться, давайте просто сделаем это, – попытался урезонить спорящих Мальк.
– И то – правда, а то тоже мужики! – проворчала Кориандра. – Хуже базарных торговок.
Вальдемар резко разворачивается и бьет ее по щеке. Та, отшатнувшись, шлепается на объемистый зад.
– Не тронь мою жену! – рычит Конрад и замахивается на Вальдемара.
Обрушивается еще что-то. Крыша поскрипывает, стучит молоток, между досок просовывается рука и начинает слепо шарить.
Марлоу что-то нашептывает пещерному троглодиту и тычет то в разбросанные карты, то попеременно в каждого из присутствующих, тот внимательно слушает, склонив лохматую голову.
Бух! Бух! Бух! Стучит дверной молоток.
– Заставьте его замолчать! Я сейчас сойду с ума!
На пару с Мальком Федерик ловит мечущегося по зале Вальдемара, и начинает хлестать того по щекам. Внезапно тот успокаивается.
– Я убью тебя, Федерик, – говорит он твердо с недобрым прищуром. – И тебя Мальк. Всех вас! Зачем вы заперли меня в этом доме?!
– Они позабыли первопричину бед, – обращается безымянный к Марлоу, стоя на некотором расстоянии, чтобы та ничего не учуяла. – Вместо этого они рыщут на кого бы взвалить ответственность за свои жалкие жизни.
Заметно похолодало. По помещению гуляли сквозняки; мамаша Марлоу чувствует каждой пядью стен враждебное присутствие, и порой на ее теле появляются синяки, когда наиболее мощный удар обрушивается снаружи – она слишком долго прожила здесь, чтобы не стать частью всего этого живого и не очень, одушевленного по-своему и мертвого во всех отношениях, этого конгломерата из дома, подвалов, наслоений земли и всего того, что в них сокрыто.
И они спускаются вниз, Немой идет впереди, и порой раздается тихое позвякивание, когда его спина соприкасается с дулом пистолета, который сжимает в руке идущий следом Федерик. А хозяин в середине коридора вдруг прижимается к стеллажам, где нет дощатого покрытия и скользко, и Кориандра проходящая здесь последней в точности повторяет его движение, но это дается ей легче, ибо ее не отягощают возраст и инвалидность.
По туннелю они заметно отдаляются от гостиницы, и Вальдемар спрашивает, нет ли здесь выхода наверх, но получает категоричный ответ, и если б он мог, то прогрыз пласт промерзшего наста и бежал бы прочь, но он не может и вынужден тащиться следом за хромоногим, а позади Мальк и что-то бормочет, и хочется бежать, бежать отсюда, но нельзя, хотя когда-нибудь он освободиться от их гнета, и тогда прочь, пусть сами подыхают, а сейчас главное – ждать.
Тупик, и Немой показывает Федерику на вентиль, но тот не понимает, и Немой пишет на дощечке: « закручен». Федерик кивает головой и оборачивается к хозяину, когда позади их из щели слишком узкой для нормального человека протискивается скелет. Скелет, чьи одежды – обвислые сухожилия, скелет, чье существование отличалось от бытия живущих ныне потомков и отличается и сейчас. Скелет, облаченный в ржавый шлем, все еще способный остановить пулю, скелет, сжимающий оружие, хотя попорченное временем, но по прежнему сохранившее острие, притороченное к дулу. И, наконец, скелет, который наносит удар в спину Немого.
Немой роняет лампу, и та, ударившись, гаснет, а могла б разлиться пылающим горючим, но это видно не судьба, а Федерик в темноте отступает, и хозяин отшатывается, наступая на кого-то. Паника вылезает из темного угла сознания, и немилосердно насилует человека. Примерно в тот же самый момент Немой наносит ответный удар, но скелет увертывается ужом и бьет прикладом, взрывающимся фейерверком щепок и немедля колет штыком.
Федерик выстреливает вслепую и попадает в Немого, которого отбрасывает вперед и уже лежа на подмятом противнике, он расчленяет его (ее?) клешней.
Тишина поднимается испарениями от стремительно разлагающихся костей на полу и Федерик уже может различить обнаженного Немого, который, кажется, смотрит в прошлое и его клешня царапает на ледяной стенке шесть корявых букв: «я узнал». И Федерик понимает, что тусклый свет на самом деле исходит из его глаз, рубиновых и нечеловеческих, и если б в тот миг на Земле оставался хотя бы единственный, имеющий рассудок неповрежденный, и ему случилось оказаться здесь, в этом коридоре, еще хранящем поспешный топот малодушных, то он тут же б верно сошел с ума, ибо невозможно оставаться в мире безумном нормальным. И это так же несомненно, как и то, что логика уничтожает веру в чудеса.