Annotation
Произведения шести современных авторов о зигзаге истории, более крутом, чем все упражнения попаданцев по изменению хода истории, более дерзновенном, чем однообразные войны магов, империй и разведок.
Встречайте сборник возрожденной коммунистической фантастики, продолжающей лучшие традиции советской и зарубежной НФ - традиции прогресса, эмансипации и борьбы за освобождение всех разумных существ в нашей Вселенной и ее окрестностях!
Куда движется человечество согласно неумолимым законам истории? Как не заблудиться по дороге и не остановиться в развитии? Чего требует будущее не от эксклюзивных избранных ведьмаков, генетически трансформированных принцесс и бойцов галактического спецназа, - а от массы обычных людей, таких же как ты, читатель?
Поехали!
Предисловие составителей
Яна Завацкая. Диктатура пролетариата
Александр Рубер. День на экваторе
Ия Корецкая. Граница росы
Дмитрий Никитин. Зубы дракона
Александр Харченко. Расчет по времени
Предисловие составителей
1894 году газета «Таймс» пророчествовала, что через пятьдесят лет улицы Лондона и других крупных городов будут погребены под трехметровым слоем конского навоза, и это означало бы очевидное банкротство и коллапс городской индустриальной цивилизации. Что было спустя пятьдесят лет – всем известно: Европа в тот год представляла собой не самое лучшее место для жизни, однако проблемы ее менее всего на свете имели отношение к обилию экскрементов тягловых животных.
Современные фантасты (из тех, что честно пытаются рассматривать будущее, а не эксплуатировать «канонические» штампы жанра) напоминают тех самых лондонских газетчиков: проблемы, которые их занимают, могут быть самыми разнообразными (русская социальная фантастика, впрочем, озабочена всего двумя вещами: ювенальной юстицией и вторжением блока НАТО), однако миры, в которых эти проблемы раскрываются, всегда стоят как минимум на двух слонах: частной собственности и иерархии. Сами по себе концепции «инопланетного завоевания», «звездных войн», «звездных торговцев» столь же нелепы, как и идея авраамического бога, сотворившего всю обозримую вселенную вплоть до самых удаленных туманностей, но при этом больше всего на свете озабоченного нашими сексуальными и гастрономическими предпочтениями. Однако, как нельзя оставить позади иерархические пирамиды и ритуалы, не достигнув определенной экономической и культурной стадии развития общества, – так и не получится свести к авторским фантазиям произведения, имеющие в своей основе мощнейший «социальный заказ». Мы собираемся предложить вам кое-что другое.
Сборник, который вы держите в руках, состоит из пяти рассказов и одной повести, объединенных общей идеей – наметить путь, который предстоит пройти человечеству, чтобы будущее его не было похоже на футуристический ремейк феодальных монархий или колониального фронтира. Чтобы «high tech, low life» и прочие отталкивающие противоречия современной эпохи были заменены реальным равенством возможностей для всех и каждого. Но для того, чтобы такой мир состоялся, нам придется сначала последовательно ликвидировать все опоры современного общества: Собственность, Патриотизм, Религию и Семью. Рецепт, разумеется, не слишком оригинальный (коммунисты говорят об этом уже 170 лет), однако единственно действенный.
Античные философы две с половиной тысячи лет назад говорили о том, что человеческой природе идеально соответствует рабовладение.
Теологи средневековья обосновывали цитатами из Библии феодальную иерархию, продлевая ее в небеса вплоть до верховного сюзерена – бога.
Вы уверены, что к людям, провозглашающим незыблемость товарно-денежных отношений на тысячелетия вперед, стоит прислушиваться?
Если нет – смело перелистывайте страницу.
Попробуем представить себе будущее вместе.
Последнее, что сегодня собирался сделать Тадеуш, это обезвредить бомбу – тот самый тщательно запечатанный в чертежном тубусе адский снаряд, который он получил от представителя ЦК позавчера. Для его замысла это было, в общем-то, не принципиально, но раз уж бомба не в деле – зачем рисковать случайным подрывом в тесной толпе? Пусть даже толпа эта состоит более чем наполовину из штатных сотрудников охранки – роскошь сторонних жертв организация себе давно уже не может позволить.
Когда через пять минут ударный взрыватель был уже в его руках, Тадеуш разогнул спину… и едва не уронил хрупкую ампулу, натолкнувшись на взгляд стоящей в дверях Али. Взгляд без единого намека на укор, просто усталый и непонимающий, но оттого не становящийся менее обжигающим. В простом черном платье, со стянутыми на затылке в пучок волосами цвета воронова крыла, с дешевой папироской в тонких пожелтевших пальцах, она выглядела куда старше своих лет. Тадеуш не раз прозрачно намекал, что не с ее здоровьем смолить такую дрянь, но Аля только смеялась, и было в этом смехе что-то жутковатое – как будто вам удалось развеселить Смерть с картин Мальчевского. В самом деле, что может быть нелепее, чем забота о здоровье смертников? Покойники на каникулах, затянувшихся по недоразумению, но всего лишь каникулах – вот кто мы, думал Тадеуш. С этим непросто смириться, но это, в конце концов, очень удобная позиция для той борьбы, что ведет организация. С точки зрения голой целесообразности – практически идеальная.
– Ты просил меня ничего не спрашивать, – Аля устало прислонилась к дверному косяку. – До самого последнего момента. Мне кажется, дальше тянуть уже некуда. Рассказывай.
– Ты права, – Тадеуш отложил ампулу. – Этим я и собирался заняться. Тем более что главная и единственная моя надежда – ты.
– Надежда на что? – спросила Аля.
– В организации предатель, – невпопад ответил Тадеуш. – В самом ее сердце.
– Кто?
– Это совершенно неважно. Важно только то, что наша попытка была изначально обречена. За нами следили от самого Липецка – очень аккуратно, я и то обнаружил по дороге далеко не всех. Следят и теперь, так что к окну без надобности лучше не подходить. Впрочем, арестовывать нас пока тоже никто не собирается.
– Думаешь, цесаревича хотят убрать на самом верху? – Аля присела рядом, рассеянно стряхнула пепел прямо себе на платье.
– Напротив. Это как раз нашему дорогому наследничку, пес его морду лизал, надо устроить эффектное покушение на себя со счастливым концом. Со всеми необходимыми главными героями – жидами да полячишками в роли государственных изменников. Будет разыгран масштабный спектакль: погром остатков организации, сенсационные расследования, очередная разоблачительная статья господина Мамонтова в «Московских ведомостях», – Тадеуш задумался на секунду, невесело улыбнулся. – «Физиология террора» или что-то в этом роде. Господин Мамонтов любит научную терминологию. Дальше – показательный процесс в духе нечаевского. Революционные бесы – смертельная угроза вере, отечеству и доходам Russian General Oil Corporation. Что может всему этому противопоставить наше движение? Ничего.
Тадеуш встал, прошелся по комнате, освещаемой лишь последними лучами заходящего солнца. Совсем скоро наступят долгие летние сумерки, за которыми придет, наверное, последняя в их жизни ночь. Это, впрочем, неважно. Главное, чтобы ночь оказалась последней для него, будущего тирана, достойного наследника всей трехвековой династии душегубов и кровопийц.
– Мы уже давным-давно разбиты, – продолжал Тадеуш. – Разбиты всем этим взрывом холуйского патриотизма. «Радуйся, Маш: Царьград наш, Эрзерум наш, и турку – шабаш». Какой позор: каторжане с двадцатилетним стажем шлют поздравительные адреса в Зимний Дворец! Опаснейшие террористы, матерые безбожники пишут слезливые стишки про православный крест над Святой Софией! Теоретики социализма и анархизма за рубежом публикуют длинные статьи, в которых русский царь объявляется вождем революционного движения! Хорошо, что никто из настоящих не дожил до этого. «Славянское единство», «православный мир», «общая историческая судьба» – как же! Единство общего ярма и общей плети – вот что они получат, кретины.
– Это все понятно, – Аля взяла со стола взрыватель, сфокусировала взгляд на стеклянной поверхности, пытаясь поймать хоть намек на собственное отражение в полутьме. – Только что нам делать теперь? Здесь и сейчас?
– Как что? Действовать по плану. Лично я буду завтра в двадцать минут одиннадцатого аккурат на перекрестке Императорской и Магистратской. Нехорошо огорчать господ из Охранного отделения – меня там будут ждать с нетерпением.
– Погибнешь ведь напрасно.
– А это зависит от тебя.
– То есть?
Тадеуш присел рядом с Алей.
– Наш милый и прогрессивно настроенный присяжный поверенный – провокатор. Завтра утром он должен умереть.
На этот раз – никаких вопросов, только сухой кивок и отрешенный взгляд были ему ответом.
…Пять лет назад Аля поступила на вновь открывшиеся в Петербурге высшие женские медицинские курсы. Ее мечтой тогда было стать врачом, причем не просто врачом – хирургом, пробив таким образом дорогу сотням, тысячам молодых целеустремленных девушек, которым и в самые либеральные времена в сфере медицины вряд ли светило что-то лучше профессии акушерки. Учебу все равно предстояло продолжить за границей, для чего требовалось солидное состояние, но питерские курсы в любом случае были хорошим началом пути в Цюрих или Лозанну. Целый год до черных кругов под глазами Аля корпела над учебниками и пособиями, но вскоре министерством народного просвещения был издан печально известный «циркуляр о бородатой женщине». Новый министр искренне считал, что у девушек, предающихся ученым занятиям, перестает расти грудь и, напротив, начинает расти борода, а бородатые женщины – это европейская зараза и подрыв устоев православной империи. Таким образом, женщинам необходимо запретить получать высшее образование. Медицинские курсы были ликвидированы, как и множество других подобных учреждений по всей стране. Все попытки сопротивления были подавлены полицией, да их и не было в сущности, за исключением четырех-пяти студенческих «историй» в обеих столицах. Организация, конечно, пополнила после этого свои ряды множеством озлобленных молодых девушек, но и для нее ситуация обернулась скорее проигрышем, лишний раз показавшим бессилие революционеров.
Бывшая курсистка Аля примкнула к террористическому крылу партии, считавшему, что сегодня, в условиях исчезновения массового рабочего движения образца начала века, необходимо возвращаться к методам «Народной воли», бомбой отвоевывая базовые политические свободы. И здесь она стала человеком крайне полезным и в некотором роде незаменимым. Когда в Москве был раскрыт провокатор, на совести которого оказались десятки повешенных и отправленных на каторгу борцов, именно Аля вызвалась его казнить, чем потрясла своих товарищей. Но куда больше на следующий день их потряс способ казни – стилетом в основание черепа. Так Аля стала партийным палачом, и не просто палачом – палачом-теоретиком. Хорошее знание человеческой анатомии и физиологии давало ей все новые и новые идеи в области ликвидации разоблаченных врагов, и анонимная брошюра «Механика убийства», распространявшаяся среди членов организации, пользовалась такой же популярностью, как и теоретические работы выдающихся социалистов Европы…
– …Он должен умереть. Но – не раньше прибытия поезда. То есть в десять часов примерно. До этого ты должна будешь сидеть на телефоне. Несколько звонков по не имеющим отношения к делу номерам, «кодовые фразы» типа «передайте Александру Михайловичу, что мы с Лизой благополучно вернулись из Бирюча» – это все заставит филеров побегать и приведет их в некоторую растерянность. Номера и примерное содержание бесед мы с тобой выучим сегодня. А теперь самое главное – слева на чердаке, за деревянным сундуком, который у местных жителей называется, кажется, «скрыней», ты найдешь своего старого друга – винтовку братьев Маузеров.
– Подожди, какую винтовку? Ту самую, из Старой Руссы? – Аля была потрясена. – Но как? Она же…
– Настоящий фокусник не имеет права раскрывать свои секреты, – Тадеуш позволил себе улыбнуться. – Знаешь, меня очень сильно заняла твоя идея насчет использования снайперской стрельбы в деле террора. В самом деле, ведь еще штуцеры времен Крымской войны теоретически позволяли вышибать дух из власть имущих без особой опасности для убийц. Но нет – револьвер и бомба были вне конкуренции что у европейских анархистов, что у наших народовольцев. И хорошо еще, если бомба: Кравчинский и вовсе заколол Мезенцова кинжалом, словно какой-нибудь Равальяк – Генриха Четвертого. И это называется конец девятнадцатого века! Инерция человеческого сознания представляла убийство царя или жандарма как некий религиозный акт, в ходе которого и сам террорист обязан погибнуть – и почти всегда погибал. Идея о том, что убийство это можно поставить на поток, что можно отстреливать царей и президентов, словно бешеных собак, была для революционеров старой закалки совершенно крамольной. Даже бурская война ничему никого не научила.
Однако все случается когда-нибудь в первый раз. Наш любезный хозяин примечателен не только своим многолетним сотрудничеством с охранкой, но и тем, что с чердака его дома открывается роскошный вид на известный нам перекресток. На это наша надежда. И еще на твою меткость.
– Я не держала винтовку в руках полгода. И у меня будет всего одна попытка, верно?
– Если этот выстрел удастся, он опрокинет существующий миропорядок. Я уверен, наш метод возьмут на вооружение революционеры всего мира. Мы загоним хозяев жизни в их дворцы, так что они носа не посмеют высунуть на открытое пространство. Мы наведем на них такой страх, что любой буржуа будет выходить на улицу разве что окруженный охраной с пуленепробиваемыми щитами в руках. Мы унизим их, превратив в дичь, в живые мишени, в зайцев и куропаток…
– …Но жить будем по-прежнему при царе. Романовы плодовиты, всех не перестреляешь, – грустно вздохнула Аля.
– Наследника убить необходимо. Ему сейчас прочат роль то ли второго Петра, то ли второго Наполеона, то ли земского царя из грез Бакунина. Откуда взялся этакий гений в вырождающейся семейке алкоголиков и сумасшедших – не знаю, но что время просвещенных и прогрессивных тиранов ушло – это факт. Он утопит в крови полмира ради своих амбиций, и даже если сумеет победить англичанку с Дядей Сэмом, построенная им империя обвалится внутрь себя, словно гнилой гроб. И когда это случится – все окраинные племена, от киргизов и маньчжуров до поляков и финнов, придут сюда, в Россию, чтобы вернуть накопившиеся в рабстве долги, чтобы мстить и уничтожать все живое. Я ненавижу гольштейн-готторпскую нечисть, я ненавижу всю эту русскую крепостническую свору, всех ваших нуворишей-мироедов, но русский народ я люблю. И русскую культуру тоже. Нам с вами нечего делить. Поэтому завтра ты должна его убить.
– Надеюсь, казнить нас будут вместе? – Аля позволила себе улыбнуться.
– У тебя будет шанс уйти! – Тадеуш взволнованно схватил ее за руку. – Какое-то время они будут совершенно парализованы неожиданностью. Ты должна, слышишь, ты обязана попробовать скрыться!
Часы в соседней комнате пробили одиннадцать. Аля извлекла свою руку из ладоней Тадеуша.
– Скоро вернется наш хозяин. Зря ты мне не сказал о нем сразу, я быстро привыкаю к людям, и теперь будет сложнее настроиться на убийство. И да – у меня есть еще уйма вопросов, нельзя было так вот сразу вываливать свой план на мою несчастную голову…
Ненавижу взрывы в замкнутом пространстве.
Я вообще не люблю, когда что-то бабахает у меня прямо под боком – еще с Воронежа об этом остались неприятные воспоминания. Ну а если в узком коридоре происходит взрыв, а ты не успеваешь даже раскрыть рот, и звуковая волна хлопает тебя с двух сторон по барабанным перепонкам, оставляя уши заполненными ватой, – тут невольно поворачиваешься к миру не самой, признаться, привлекательной стороной своей личности. Ничего не поделаешь, военные психотравмы, синдромы и комплексы не исчезают волшебным образом с достижением пенсионного возраста.