Вот интересно, с каких это пор я у неё стал "Емелюшкой"?
- Добрым людям, Емелюшка, в чистоте и порядке жить должно!
Да кто бы с этим спорил...
***
Только вернувшись к "Москвичу" я с запоздалым раскаянием сообразил, что даже не узнал у Паши, кто он и чем занимается. И не отвлекаю ли я его от дел...
- А я сегодня выходной.
Я удивился.
- Среда же?
- Ты певцов видел? Вот то-то! Шефу сейчас не до меня. - Мой бородатый спутник огляделся. Ветерок был тёплым, небо - голубое, а дороги сухими. Было видно, что лезть в машину ему не хочется.
- Пошли пешком?
- Пошли.
И мы пошли пешком.
"Певцы" оравшие русские народные песни на станции были очень важными гостями местного отделения Института. Я поднял глаза - пятиэтажную громаду здания было, наверное, видно из любой точки города.
- Это у вас отделение такое?! А...
- А сам институт в Питере. В два раза меньше.
Дальше Пашка честно мне признался в том, что делать ему сегодня нечего, потому что заезжий москвич (о! земляк!) и двое коллег из Германии, изучающие природу севера, привезли новое оборудование и пока Афанасий Егорыч его лично не обмусолит, ему там...
- Погоди! - Я обалдело затормозил. - Как это, из Германии?
"Вдоль по Питерской" это трио исполняло как родное. Ну ладно, москвич...
Пашка ухмыльнулся.
- Вот что значит, мой юный друг, напиться до потери языкового барьера.
Я расхохотался, а потом шутливо ткнул приятеля (уже приятеля! Ну и ну!) кулаком в бок.
- Самому-то сколько, борода?
Пашке оказалось двадцать три, и он был аспирантом, самым младшим научным сотрудником Института и, по совместительству, подай-принеси у Афанасия Егорыча, человека сурового, но справедливого. Большоооого и широко известного авторитета в узких научных кругах. Вот так болтая о том и о сём, мы неторопливо подошли к "Москвичу". Прогулка по местному МКАДу заняла у нас тридцать три минуты.
Я почесал макушку.
- Теперь куда?
Стало понятно, почему коренной питерец Пашка отыскал меня возле отделения. Городок был очень мил, но, немного скучноват, если честно. Всю прогулку я не забывал крутить головой, профессионально пытаясь отметить возможные будущие трудности. Ну, там... э... бомжей. Или...
Я снова почесал макушку. Пьяные под заборами не валялись, подростки пиво на лавках не пили и даже бабушки на центральной площади сигаретами поштучно не торговали. Мда. Подождём. Ещё не вечер.
Пашка распахнул дверцу машины.
- Как куда? Бабакула велела тебя покормить. Поехали.
Все пять улиц, шедших с севера на юг и три, которые тянулись с запада на восток, были одинаковыми до безобразия. С капитальными домами из красного кирпича или огромных брёвен, с тротуарами и с молодыми мамашами, которые по этим тротуарам важно возили в колясках своих детей. Что-то родное привычное появилось лишь на дальней окраине городка, возле института. Среди панельных двухэтажных домов стояла типовая трехэтажная школа, за ней был детсад и маленький скверик. Здесь было шумно, пыльно и гораздо веселее. По площади с памятником (сами догадайтесь кому) носились дети, где-то сигналили машины, а рядом со зданием городской администрации было припарковано несколько заляпанных грязью грузовиков.
Время было обеденное и в столовой было яблоку негде упасть. Мы немного потолкались с подносами, взяли себе котлет, компот и вдоволь хлеба. Я хотел ещё взять борщ, но Борода меня отговорил, сказав, что бабакула обидится.
- Она же сейчас нам обед готовит!
- Нам?
Пашка уверенно кивнул.
- Нам!
Я восхитился. Похоже, местная простота нравов уже успела въесться в Пашку. Дела, братцы, дела! Человек всего полгода как из Питера приехал - и на тебе. Я тихо ужаснулся - а чего ж то со мной через полгода произойдёт?
После основательного перекуса мой спутник "зацепился языком" с одним из своих коллег, но мне их научная беседа показалась несколько скучноватой. Воспользовавшись возможностью ненадолго остаться одному, я вышел на улицу. У большой застекленной витрины с надписью "УНИВЕРСАМ" на лавочке расположился некий гражданин довольно помятой наружности. Моя скромная персона бесцельно стоящая на крыльце столовой вызвала у него явно нездоровый интерес. Глаза "мутного" гражданина загорелись "неугасимым пламенем" словно у охотника завидевшего долгожданную добычу и он устремился ко мне, едва не влетев под колеса проезжавшего мимо "жигуленка".
-Товарищ! Товарищ! - заголосил он на бегу, старательно размахивая руками с целью привлечь моё внимание - одну минуточку.
- Вы мне?
- Да вам - гражданин выглядел запыхавшимся, и то и дело хватался за сердце, хотя расстояние осиленное "бегуном" едва ли составляло десяток метров, но выглядел он так, словно оно было ну как минимум раз в пятьдесят больше - ведь вы наш новый участковый?
- Да.
- В таком случае я незамедлительно должен сделать заявление - в категоричной форме объявил гражданин.
- Э-э - замялся я - ну, видите ли, я еще не приступил к своим обязанностям. Вы не могли бы подойти завтра в городской отдел милиции.
- Завтра может быть поздно. Готовится страшное преступление и мой гражданский долг помочь нашим доблестным внутренним органам - громким трагическим шепотом сообщил заявитель .
Оп-па, а это уже интересно в первый же день и такой шанс. Раскрыть тяжкое преступление в самом начале карьеры, да об этом можно только мечтать!
- Какого характера преступление? Где? Когда?
- Очень страшное, очень - затряс головой сознательный гражданин - и я готов не щадя себя проникнуть в преступную среду, все досконально выяснить и завтра же сообщить вам. Но, для этого мне тоже необходима ваша помощь. В пределах э-э- двадцати, нет даже тридцати рублей.
Ха, да за такие смешные деньги и получить ценную информацию. Без долгих раздумий я отсчитал своему потенциальному осведомителю требуемую сумму. Купюры исчезли в его кармане с молниеносной быстротой, и клятвенно заверив меня, что завтра ровно в десять ноль-ноль он будет у меня с подробнейшей информацией о готовящемся преступлении, гражданин скрылся за ближайшим углом.
А... как вас, собственно?
***
- Даааа, - протянул Пашка, - это тебе не столовские котлеты!
Ответить у меня не получалось. Рот у меня был забит едой. Кушал я, как говорится, так что "за ушами трещало". Нет, вы не подумайте, родители вложили в моё воспитание массу сил и, честно говоря, не зря, но... как же вкусно готовит Акулина Васильевна!
На противоположную, от института, окраину Засарайска, к моей новой квартире, мы с Пашей прогулялись пешочком, чтобы, так сказать, нагулять аппетит. Расстраивать добрую старушку я не хотел, но две котлеты и хлеб - это две котлеты и хлеб! Уже стоя перед резными воротами, я решил так.
- Паша. Сейчас чуть-чуть и...
Младший научный сотрудник ухмыльнулся.
- Конечно.
Круглый стол на веранде ломился от разносолов, при одном только виде бардового, исходящего ароматнейшим паром борща, запросто можно было захлебнуться слюной, а в центре стола стояла запотевшая бутылка.
"Таааак!"
- Акулина Васильевна! Я на службе. Грхм. Уберите, пожалуйста.
Бабакула всплеснула руками и, о чудо, вместо самогона на центре стола оказался кувшин с молоком. Я такие, только в рекламе и видел. Глиняный кувшин (я пригляделся, по-моему, он был самодельным) с молоком. Я застыл столбом у стола и осмотрелся новым взглядом.
"Хорошо иметь домик в деревне!"
И дом и сама Акулина Васильевна как две капли воды напоминали персонажей известного рекламного ролика.
Бррр!
- Садись, Емельян!
- Кушай, Емелюшка.
Бабуля умилённо смотрела, как два молодых организма перемалывают мощными челюстями приготовленный ею обед. Сначала я смущался и всё порывался пригласить бабулю разделить с нами трапезу, но Акулина Васильевна заявила что она "уж сыта".
- Ты ешь, Емелюшка, ешь.
И пододвинула мне тарелку с пирожками.
Боже мой! Я такого борща не ел ни-ког-да! Даже мамина еда (прости, мамуля) ни шла ни в какое сравнение с тем, что подала на обед хозяйка дома.
- Вот, - Пашка говорил с набитым ртом, невнятно и с огромным удовольствием, - у нас такое не попробуешь. Экология!
Потом мы, уже втроём, долго пили ароматный и душистый чай из самовара. С ватрушками и шанежками. Я рассказывал о своей жизни, Паша - о своей, а бабакула просто сидела, уперевшись локтями на стол, и слушала.
В свою комнату я вполз уже за полночь, осоловевший от немыслимого количества съеденного и выпитого.
Нет-нет! Только чай. Никакого спиртного, братцы. Завтра же первый день на службе.
Кстати, где-то здесь я видел... а вот он!
Я завёл будильник, поставил звонок на семь утра и, оглядев сверкающую чистотой комнату, рухнул в кровать. Последней мыслью было - как же хорошо, что этот день закончился!
***
- Малакооооу! Малакооооу! Малако-малако-малакоооооу! Творог берёооооум! Сметана берёооооум!
Меня, братцы, просто выбросило из кровати. Не люблю я, когда меня так будят. Не люблю. И побудку в институте я тоже, как и все нормальные люди терпеть не мог, но я же уже не в институте!
Будильник показывал честные пять утра. Я ошалело потряс головой. С улицы доносилось птичья возня и... всё.
Я проморгался.
- Померещилось.
Я лёг, закрыл глаза и...
- Малакооооу! Малакооооу! Малако-малако-малакоооооу! Творог берёооооум! Сметана берёооооум!
За окном орали так, что в ушах звенело.
"Ах ты сволочь!"
Я подскочил к окну. Из-за тёмной стены ельника, начинавшегося сразу огородом, лезло солнце, по двору бегал бабкин бобик а из-за ворот снова заорал продавец.
- Картооошк, маааааркофк, лук, яйца берёоооум!
Злость у меня, братцы, разом пропала. Появилось изумление - это ж каким Шаляпиным надо быть чтобы за полсотни метров, сквозь закрытое окно...
В доме хлопнула дверь и на крылечке с авоськой появилась Акулина Васильевна. Бабакула, мелко семеня и зябко кутаясь в платок, шустро добежала до ворот и исчезла за ними. Я посмотрел на будильник. Пять утра. Я подумал, что сейчас то "Шаляпин" заткнётся и поплёлся назад, в постель. Но стоило мне только прилечь и закрыть глаза, как...
- Малакооооу! Малакооооу! Малако-малако-малакоооооу! Творог берёооооум! Сметана берёооооум!
- А!
Я тут милиционер и где? Ну всё, гад! Держись!
В спортивных штанах, шлёпанцах и в фуражке я выскочил из дома.
Ух! Ах!
Я выдохнул мощную струю пара. Май на севере, однако.
- Всё равно не уйдёшь! - Злобно процедил я и, звонко шлёпая тапками по дощатому тротуару, понесся к воротам. Я почти достиг калитки, и уж совсем было собрался её открыть...
Бам!
- Емелюшка! Ох ты ж, покалечила мальчонку, дура старая, - бабакула бросила туго набитую авоську и принялась кудахтать вокруг меня, - Емелюшка, как ты?
- М-м?
Перед глазами летали красные и зелёные мошки.
- Всё хорошо, Акулина Васильевна, чесслово.
Я с трудом поднялся на ноги. Потом навёл резкость, а потом вспомнил, зачем, собственно, я сюда так спешил. Продолжать погоню уже не хотелось.
- Вот и хорошо, что хорошо, - облегчённо затараторила старушка, - а чего-й то ты не спишь? А, - лицо Акулины Васильевны просветлело, - молочка свежего захотелось? А и молодец. Хороший ты человек, Емелюшка. Парное, свеженькое...
Я скрипнул зубами, обошёл добрую женщину и решительно выбрался за ворота. В проулке было пусто.
- ... а и уехал он уже.
"Сам вижу".
А всё-таки здесь хорошо. Воздух здесь, братцы, такой вкусный, что хочется вдыхать-вдыхать и совсем не выдыхать. Знаю-знаю, о чём вы подумали, а я - про воздух.
Я постоял за воротами, посмотрел направо-налево, и уж совсем было собрался вернуться в дом, как до меня донеслись звонкие мальчишечьи крики. Это настораживало. Дети (а кричали явно дети) кричать в пять утра не должны. Они должны спать дома, в своих кроватках.
- Пас, пас, давай!
Бум. Бум. Удары были глухие. Очень похоже, что били по мячу.
- Гооол!
Не веря свои ушам, я добежал до оврага. Точно, на школьном стадионе куча мальчишек весело гоняла мяч. Издалека рассмотреть подробности я не мог, но и того что увидел, хватило на маленький культурный шок.
Братцы! Хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь видел, чтобы двенадцатилетние мальчишки в пять утра, за три часа до школьных уроков, играли в футбол?! Лично я видел, как в пять утра некоторые компании ещё допивали пиво в парке на лавочке, но чтобы физкультура...
В глубокой задумчивости, не обращая внимания на утреннюю прохладу, я поплёлся домой. Спать мне уже не хотелось. Пришлось умыться, выпить кружку молока и отправляться на службу.
***
- Ну вот, теперь на человека стал похож - довольно проворчал Иванов И.И., окинув меня придирчивым взглядом.
По-видимому, Узюм придерживался того же мнения, поскольку увидев меня в новенькой, тщательно отутюженной милицейской форме пес улыбнулся, весело тявкнул и приветливо помахал мохнатым бубликом хвоста, всем своим видом показывая величайшие приязнь и радушие.
Несмотря на ранний час, а на службу я заявился задолго до начала рабочего дня, начальник РОВД и штатный сторож отдела встречали меня на залитом утренним солнцем резном крыльце.
- А это что у тебя - при виде солидной шишки на моем лбу настроение начальства заметно испортилось, и его указующий перст уперся в поврежденный орган - не асфальтная ли болезнь часом настигла? А? не с того начинаешь Удальцов, ох не с того.
- Да что вы товарищ майор - моему негодованию не было предела - я же совсем не употребляю. А это так, несчастный случай.
Очевидно, возмущение, написанное на моей физиономии, было столь естественным, что недовольно нахмуренный лоб майора сам собой разгладился.
- Ох, смотри мне - больше для порядка, чем из необходимости пригрозил он - как кадры придут, зайдешь, выправишь удостоверение, а потом в канцелярию я там вчера тебе материал отписал, посмотришь.
- Товарищ майор, а оружие?
- Ишь ты, оружие - хмыкнул Иванов - после обеда сдашь мне зачеты, тогда закрепим. Все понял?
- Так точно - я вытянулся, козыряя, как учили в институте МВД, чем заслужил недовольный гав очевидно недолюбливающего церемонии пса и очередную ухмылку начальника.
- Ты Удальцов церемонии брось, не на плацу. У нас нормальная рабочая обстановка, для тебя я Иван Иванович. Вопросы есть?
- Никак нет - снова вытянулся я, но встретив укоризненный взгляд Узюма, тут же поспешил исправиться - нет вопросов Иван Иваныч.
- Ну ладно, иди, осваивайся.
***
Кабинет, выделенный для меня, находился в самом дальнем конце коридора. Довольно просторный, с большим канцелярским столом, очень древним компьютером и полудюжиной стульев, платяным и книжным шкафами. На стенах стенды, с образцами документов предназначенные главным образом для приходящих на прием граждан, но думаю, и мне кое-что подсмотреть будет не зазорно. Теория, знаете ли, теорией, но как говорится, без практики он мертва. За стеклянными дверцами книжного шкафа аккуратные стопки бланков и томики Кодексов, в пыльном нутре шифоньера пустые плечики и огромные "болотные" сапоги, очевидно оставленные моим предшественником. Пока я изучал нехитрую обстановку доставшихся мне апартаментов, дверь распахнулась, на пороге появился "Муромец".
- Здорово Емеля, с новосельем!
- Спасибо - кивнул я.
- Вот познакомься наш эксперт и вообще ученейший человек.
- Семен Исаакович ... - церемонно шаркнул ножкой "ученейший человек", оказавшийся невысоким худощавым мужичком лет под сорок в огромных очках - фарах с пышнейшей, кудрявой шевелюрой.