Но я был твёрдо уверен, что проект мне удастся реализовать. И причин этому – были две.
Первая причина – я был уверен, что через два – три года начнётся рост цен на нефть, которые дойдут примерно до 250-270 долларов за баррель с последующим откатом к 150. Причин этому было несколько. Первая – девальвационная гонка валют. Начала её Россия после введения санкций, продолжил Китай, а потом – подхватили все. Идея проста – если твои товары не покупают – девальвируй свою валюту и будут покупать. Последней страной, которая ещё держалась – были США, их валюта удерживалась просто тем, что в мире бушевал кризис доверия и инвесторы всего мира – бежали из сырья, из валют развивающихся стран в доллар. Но сейчас – доллар на корню убивал весь американский экспорт и снова пошла вверх безработица – так что по моим прикидкам, падение доллара, искусственное падение, спровоцированное мерами ФРС – должно было начаться в течение ближайших двенадцати месяцев. А дальше – инвесторы снова ринутся в сырьё с одной стороны, а инфляция по доллару – ещё подхлестнёт рост всех сырьевых товаров.
Второе – был пропущен инвестиционный цикл в нефтяной отрасли, многие проекты были заморожены – а вот спрос на энергоносители как раз низкие цены подхлестнули.
И третье – это сама суть сланцевых проектов.
Мне об этом рассказал один наш буровик – суровый такой дядя, лет семидесяти от роду. За рюмкой чая. Дело в том, что технологии сланцевого бурения – это комбинация двух давно известных приёмов бурения: горизонтального бурения и использования специальных жидкостей для повышения отдачи пласта. В СССР – оказывается, первое сланцевое бурение проводилось ещё в шестидесятые, но после того, как открыли громадные месторождения на севере – все эти проекты забыли за ненадобностью. А зачем – вот, нефть из земли фонтанами хлещет. Так вот – подвох в сланцевых проектах заключается в том, что как сами скважины, так и нефтяные поля – короткоживущие. В отличие от обычного месторождения – сланцевое быстро выходит на пик и точно так же быстро истощается. И этот дядечка, за плечами которых было сорок лет на буровой – на бумажке примерно прикинул мне, когда американские сланцевые проекты вышли на пик бурения, и когда – пошли на спад. Так вот – получалось, что пик отдачи приходился на девятнадцатый – двадцатый годы, а потом, почти без плато как на классическом месторождении – шёл резкий спад. И в 2023-2024 году – он должен был привести к падению уровня добычи в США ниже досланцевых значений. Наложим на это несколько лет хронического недоинвестирования в нефтянку по всему миру, отсутствие значимых открытий – и можно прикидывать цену…
Вторая причина – у меня в руках была не только лицензия, но и пакет технологий, благодаря которым появлялась уверенность, что Бажену мы все же разбурим.
Первая – плазмобур, я нашёл его в Новосибирске. О технологии больше говорить ничего не буду, скажу для чего он нужен. При добыче нефти главное – скважины. По одним – подаётся буровой раствор, по другим – на поверхность идёт скважинная жидкость, которая будет нефтью только после очистки. Даже при разработке классического месторождения требуются десятки скважин. При разработке сланца их нужны сотни. А Бажена – это даже не сланец, это скорее битуминозные пески. Их разрабатывают только в Канаде, открытым способом – прорыли карьер и грузят на самосвалы, а потом вытапливают нефть – для получения четырёх баррелей нефти при вытапливании сжигают один. А нам – надо добыть нефть не с поверхности как в Канаде – а с двухкилометровой глубины. Нужны будут сотни скважин, а плазмобур – позволяет сократить себестоимость одной примерно втрое. Это первое. И второе – в Техасе я не только встречался с людьми – но и через подставных лицу скупил кое-какие разорившиеся фирмы, со всеми их патентами и технологиями. И людьми, готовыми ехать в Сибирь и разбуривать самое большое месторождение в мире. Как добывать твёрдую нефть из глубины – технология была только у немцев: они нагнетают в глубины земли пар с температурой триста – четыреста градусов. А среди купленных мною патентов – было разжижение пластов с помощью специальных, искусственно выведенных бактерий. Прелесть их в том, что их не надо подавать постоянно. Их надо только запустить – а дальше они будут размножаться сами.
Таким образом, по моим прикидкам даже с учётом необходимости строительства инфраструктуры с нуля – мы начнём добычу с себестоимостью примерно шестьдесят – шестьдесят пять долларов за баррель. Это если не строить трубу. Дальше – её строить придётся, но с разбуриванием все новых и новых участков, отработкой технологий и окупанием первоначальных вложений – себестоимость упадёт до сорока. Если не ниже. Я всё-таки изучил вопрос, причём изучил тщательно. Когда саудиты, надеясь угробить американские наработки по сланцу, начали сознательно ронять цену нефти – они и не думали о том, что американцы так быстро адаптируются. Конечно, добыча упала, многие ушли с рынка, многие обанкротились. Но остались самые эффективные. Я сидел в Хьюстоне, в Далласе, разговаривал с простыми инженерами – они мне сказали, что за полтора года им удалось снизить себестоимость добычи на 10–15 долларов. И там где собственники участков пошли навстречу по арендной плате – они продолжали бурить. Так что саудиты – навредили сами себе, получается.
Но это все частности.
Денег на то, чтобы в одиночку реализовать такой огромный проект – у меня не было. Но у меня были лицензии и пакет технологий. И договорённость, что политических проблем, связанных с запуском иностранцев – не будет. В какой-то степени – это операция по прорыву технологической блокады, она выгодна всем. Том – уже финансировал мои… скажем так не совсем соответствующие санкционному режиму операции через мою дочку в Астане. И не только в моих интересах. Казахстан – тоже добывает и нефть, и полезные ископаемые. И там тоже – есть сланцевый потенциал. Санкционный режим ничего не дал – только создал ещё одну возможность для заработка, не более того.
Но теперь – вопрос принципиальный, делать это из-под полы не получится. Слишком велики объёмы.
– И что думаешь?
– Сырьё – сейчас не в фокусе внимания, Владимир
– Когда оно будет в фокусе внимания – будет уже поздно, и ты это знаешь. Ты не хуже меня знаешь, каков инвестиционный цикл в нефтянке. Несколько лет.
– Да. Но инвесторы как перепуганное стадо.
– Ты сам меня учил – будь первым.
– Конечно. Только вот их я не учил. А если и учить… все бесполезно.
Том почесал бородку, делающую его похожим на кардинала Ришелье
– Роад-шоу мы устроить не можем, так?
– Какое роад-шоу?! – возмутился я
– Это ещё сложнее. Тем более речь идёт о России.
– Нефть есть нефть – напомнил я – и только Господу решать, где она будет.
– Да я понимаю…
– И я пойму, если кому-то больше нравится финансировать ближневосточных людоедов. Том, хватит. В чем дело?
– Что?
– Ты сегодня как в воду опущенный.
– Что значит «в воду опущенный»
– Как будто с тебя слезли штаны на скачках в Аскоте.
Для англичанина такое сравнение понятнее… самый большой страх англичанина – это страх оконфузиться.
– А… ну да. Точнее нет. Короче… варианты есть всегда. Но… пятнадцать миллиардов долларов
– Том, ещё несколько лет назад для мейджоров это была сдача от мороженого. Речь идёт о крупнейшем нефтяном месторождении мира.
– Слушай, Владимир. Я посмотрел на твои расклады. У тебя есть уникальное технологическое решение – плазмобур. Почему бы тебе просто не продать его кому-то?
– Нет – спокойно сказал я
– Но почему?
– Потому что. Мне это не нравится по двум причинам. Первая – это сократит себестоимость бурения и может опять выдать на рынок излишние объёмы. Сорвёт восстановление цен. Мне это не нравится. Я добытчик. Мне не нравится, что сырьё стало стоить так дёшево – в принципе. Оно должно стоить дорого. Поэтому – бур останется при мне.
– Но ты же понимаешь, что шило в мешке не утаишь.
– Да. Но никто не будет рисковать непроверенной технологией. Ты сам понимаешь – стоимость ошибки огромна, и к стоимости технологии – прибавляется стоимость экологических штрафов и запоротых скважин. Пока кто-то не рискнёт и не получит результат – ничего не будет. Плазмобур – мы обязательно потом будем продавать, но не как технику, а как решение, вкупе с услугами по бурению. Но к тому моменту – я хочу успеть разбурить Бажену. Получать прибыль, продавая нефть, а не технологии. И … сколько я получу от продажи этой технологии – тем более при нынешнем уровне цен? Десятку? Двадцатку? Мне это не надо. У меня это уже есть. Я хочу сыграть по высоким ставкам. Понял? А тебе надо решать – ты в игре или нет.
– Хорошо – с кислым видом согласился Том – я попробую кое с кем переговорить…
* * *
Что-то было не так.
Я не мог понять, что именно – но что-то было не так. Всё-таки я знал англичан. Их не так просто выбить из колеи, у них могут быть неприятности, но они не будут этого показывать – до последнего, пока это возможно. А мой старый друг выглядел так, как будто у него крупные неприятности.
Но пока я – не мог ничего сделать с этим.
С обещанием всего лишь «переговорить» – я покинул лондонский офис «Барклайс», банка, созданного четыреста лет назад лондонскими золотых дел мастерами и в какой-то момент бывшего почти синонимом банковского дела, как Ллойдс – страхового. Интересно кстати – может, у Барклайс глобальные проблемы? Сейчас никто ничего точно знать не может, на рынке полно финансовых зомби – банков, у которых на балансе с виду нормальные бумаги, в том числе государственные, нормальные залоги – а на самом деле по этим векселям платить никто не будет, а залоги – давно и капитально обесценились. Кризис, однако. По моим прикидкам – мы как в него вошли в две тысячи восьмом – так из него и не выбирались. И Россию ещё не слишком сильно это задело – мы вынужденно погасили значительную часть внешнего долга из-за санкций, перед тем как пошла вторая волна. По той же Канаде – ударило намного сильнее.
Куда пойти?..
Я стоял на тротуаре в финансовом центре многомиллионного города и думал, куда пойти.
Лондон, как и все мегаполисы мира – предоставляет большой выбор для любого путешественника. Даже просто шататься по городу и смотреть все подряд – тоже дело. Лондон – уникален тем, что здесь прошлое и будущее – могут разделять всего несколько метров улицы. Небоскрёбы – соседствуют с викторианскими особняками, и при безумной стоимости земли – в центре ещё остались парки и большие общественные пространства, до которых почему то не добрались шаловливые руки застройщиков, так и норовящих построить 30-этажное одоробало там, где был парк или сквер. И здесь почему то модерновые небоскрёбы не кажутся китчем рядом со старыми домами. Приведу один пример – в восемьдесят втором террористы взорвали одно из самых старых и уважаемых деловых зданий города – Балтийскую биржу, чьи залы – вполне были пригодны для размещения музея, скажем. Здание с такой богатой историей – восстанавливать не стали, вместо него – Норман Форстер, тогда ещё не такой известный архитектор – выстроил современный небоскрёб, получивший название «огурец» за его характерную форму. И этот небоскрёб стал одним из символов Сити и всего Лондона! Представляю, какой бы вал, простите, дерьма – поднялся бы у нас в таком случае…
Итак, что делать? Можно пока пройтись или проехаться до Трафальгар-сквер или Пикадилли-серкус – и там и там я был, но оттуда удобно начинать туристические маршруты. Можно поехать в Боро и дать сатисфакцию своему желудку – Лондон является одной из гастрономических столиц мира. Можно пойти на Даунинг-стрит – там есть такой паб, Ред Лайон называется. Ему четыреста лет, и там собирается весь британский политический бомонд, благо – паб находится аккурат между Даунинг-стрит и Палатой общин. Там полно газетчиков, парламентариев и таких вот искушённых зевак как я. Кстати – вы можете себе представить, чтобы в Москве существовало такое место, где бы столовались вместе парламентарии, люди со Старой площади, газетчики и зеваки? Нет? А вот тут оно есть. Здесь даже столовая Парламента – в те дни, когда Парламент не работает, открыта и работает как обычный ресторан, причём не очень дорогой.
Можно пойти в Ковент-Гарден – хотя я и не большой любитель театра и вообще искусства как такового. А можно – скорее всего я так и сделаю – отправиться в универмаг Либерти, где в пять часов вечера – происходит одна из самых аутентичных в Лондоне церемония «файв о клока» – чай подают заваренный как в позапрошлом веке и в сервизе веджвудского фарфора – который тут же можно и купить. У меня один есть – но я в Лондоне обычно покупаю ещё один, каждый раз как тут бываю – на подарок. Чай – это моя слабость. Правда, пить чай как его пьют англичане – с молоком или сливками – я так и не научился. Какой в этом смысл, ведь так искажается вкус самого чая…
А можно – отправиться на берег Темзы и полюбоваться рекой – люблю воду. Там, правда, последнее время выстроили немало небоскрёбов с собственными маринами – стоянками для яхт, они испортили вид. Но все равно – красиво.
Лондон, Лондон…
Иногда, будучи в этом городе – я думаю о том, во что превратилась некогда самая грозная в мире империя, империя над которой не заходило солнце. Мало того, что от неё остался только крохотный клочок – так ещё сейчас речь ведут о разделении Великобритании на Англию, Шотландию и Уэльс. Причём в Лондоне – такие разговоры популярны. Лондонцев можно и понять – ВВП их города примерно равен ВВП средней по размерам страны мира. Лондон – будет жить и если останется вообще – городом-государством. Так какой смысл – тащить на себе горную, холодную Шотландию и так и не пришедший в себя после окончания угольного века Уэльс. Отделить их и пусть выживают, как могут – а мы будем жить, и ходить по музеям, полным воспоминаниям о великой империи. Такое мнение – в последнее время все чаще и чаще можно слышать в Лондоне. И я могу представить себе город – государство Москва – там тоже любят говорить о «жизни за МКАД». Но вот… почему я уверен в том, что мы правы, а они – нет. Что смысл жизни не в том, чтобы набиться в один город как сельдям в бочку – а в том, чтобы создавать на огромных, простирающихся за горизонт землях что-то новое.
Англичане в своё время отказались от Империи, где-то добровольно, а где-то с большой кровью – но империя, пропавшая империя – настигает их. Город – полон мигрантов, самых разных. И если индусы и поляки – пробиваются, много и тяжело работая, то разные мусульмане, каких в городе тоже полно – создают мусульманские гетто и вешают на стенах плакаты «здесь действуют законы шариата». И таких плакатов – все больше и больше.
Расскажу ещё одну историю. В один их приездом сюда – меня в отеле обслуживал латыш. Первое что он спросил – сэр, разрешите говорить с вами на русском? Я, конечно же, разрешил. Видели бы вы глаза этого латыша, когда он говорил на русском, полузабытом – но остающимся родным русском. Я когда спросил, а что в Латвии – он не ответил, промолчал – но это молчание было красноречивее любых слов. Думали ли латыши, когда отделялись в девяностом, когда строили живую «Балтийскую цепь» в несколько сот километров – что все это ради того, чтобы жить и работать в Лондоне на правах примаков? Нет, наверное, не думали.
Это уже мы. Павшая наша империя…
Я пришёл в себя, и понял, что иду по тротуару без понятия, куда именно я иду, когда зазвонил телефон.
– Да…
– Влад? Ты ещё не улетел?
– Нет, ещё.
– Есть разговор. Срочный.
– По какому делу?
– По твоему. Знаешь, где клуб путешественников?
– Таксист найдёт, если не знаю.
– Окей. Будь там в семь. На входе назовёшь моё имя.
– Буду.
– До встречи.
Ого. Кажется, Том уже что-то нашёл. Может, я ошибся, думая, что у него проблемы.
Хотя… а у кого их нет.