Ее глаза с золотисто-карими зрачками засветились надеждой и обещанием и, это не ускользнуло от Озерской.
– Здесь вам не вечер вопросов и ответов, приятных знакомств, – ревностно заметила она, бросив осуждающий взгляд на Виталия Федоровича. – Делу время, а потехе – час. Потом поговорите на личные темы. Скажите, Регина Юрьевна, что Черпаки хранили в сейфе?
– Вопрос не по адресу, – с обидой в голосе отозвалась Меженина. – Мне это неведомо, но я так полагаю, что валюту и драгоценности. Не овощи же и фрукты в сейфе хранить?
– Почему вы так считаете?
– Потому, что Матвей и Ева собирались продать свою подержанную иномарку «Skoda» и купить «Opel» или «Меrcedes». Поэтому копили валюту, за копейку готовы были удавиться.
– Кто еще о предстоящей покупке мог знать?
– Многие жильцы и нашего, и соседних домов, – опередила Меженину с ответом Лидия Самойловна. – У Евы мания величия, язык без костей, каждой бочке затычка, ей нельзя доверять тайну.
– Вы тоже, Лидия Самойловна, от нее далеко не ушли, – бросила реплику Регина. – Разносите сплетни, как сорока на хвосте. Какое вам дело, кто и с кем спит? Суете нос в чужие романы, как будто сами в молодые годы не грешили?
– Мне простительно, я – старая. Ты поживи, пострадай, как я, тогда по-другому запоешь, – Тукай не осталась в долгу, и продолжила. – Порой, кажется, что Ева с умыслом везде хвастается, чтобы показать какая богатая и заработать этим авторитет и уважение. А того, глупая, не поймет, что доброе имя и симпатии за капитал не купишь. Человека ценят за честность, трудолюбие, скромность и доброту.
У Черпаков с этим как раз большая проблема, как говорится, сошлись, два сапога – пара, друг друга стоят. Нас, стариков, угнетает, что они, не мозоля рук, жируют, а мы с голоду пухнем.
– Вы, Лидия Самойловна, испытываете к ним неприязнь, поэтому не можете быть объективны, – пояснила следователь.
– Мне с ними детей не крестить? – возразила дама. – Да и детей у них совместных нет. Поэтому на роль крестницы я, даже при желании не могу претендовать.
– Мы вам еще нужны или свободны? – напомнила о себе Меженина, слегка потеснив Тукай.
– Спасибо за помощь, – улыбнулась Ольга Васильевна. – Подпишите протокол осмотра места преступления и свободны. Если еще потребуетесь, то пригласим для дачи показаний.
Лидия Самойловна направилась на выход, а Озерская придержала за руку Регину и доверительно спросила:
– Каковы отношения в их семье? А то ведь нередко бывает так, что роскошь и достаток, а живут, как собака с кошкой?
– Обычные отношения, детей нет, у Моти с этим проблемы, – вполголоса произнесла Меженина. – Случаются ссоры, но нечасто, ведь семья без ссоры, что суп без соли. Для остроты и свежести ощущений иногда необходимы трения, семейные ссоры.
– С жиру они бесятся, соседям не дают покоя, – донесся из прихожей голос неугомонной Тукай. – Им бы мою пенсию и проблемы, на стену с горя и тоски бы полезли.
– У каждого своя судьба, своя планида, – с грустью отозвалась следователь. Понятые, обогащенные впечатлениями, удалились.
3. Стресс и паника
Вскоре прибыли супруги Черпаки, подкатив на темно-зеленом автомобиле к самому подъезду.
Не удосужившись взять из багажника чемоданы, зашли в квартиру. Ева, с трудом удерживая ротвейлера на коротком поводке, Лишь печальным взглядом окинула сотрудников милиции, словно в комнате находился покойник, и звучание голоса могло побеспокоить остывший труп.
Матвей Елисеевич поздоровался кивком головы и сразу прошел в спальню. Уставился взглядом на место, где еще несколько часов назад стоял, согревавший его сердце, сейф. Отпихнул ногой кобеля и в отчаянии схватился за голову. Ева тоже несколько секунд молчала, будто скованная страхом мумия, а потом ее прорвало:
– Сколько раз, Мотя, я тебе говорила, сколько раз просила, чтобы установил сигнализацию, – слезы навернулись на ее глаза. – Ты, как глухой пень, все твердил: потом, да потом. Вот те и суп с котом. Не забывай, что женщина всегда права. Были состоятельными, жили, как нормальные люди, все нас уважали и ценили, а теперь в один миг стали нищими. Пустили нас по миру … Сколько лет копили, во многом себе отказывали…
– Эх, Евочка, сладкая моя девочка, – запричитал супруг. – Знаю, что ты очень утонченная, впечатлительная и ранимая натура, но не впадай в истерику, держи себя в руках, не давай волю своим бурным эмоциям. Трезво смотри на события и вещи.
«Однако, прозвучало довольно редкое сочетание «сладкая и непорочная», Обычно понятия «сладость и порок» неразделимы, – подумала Озерская. – Слишком театрально, искусственно и фальшиво. Будто они сговорились и стремятся разыграть сцену, чтобы убедить меня в прочности своих семейных уз. Похоже, утратили чувство меры, этикет, если открыто говорят о деликатных отношениях».
– Не дал Бог мужу ума, считай калека, – несмотря на миролюбивый тон супруга, Ева продолжила обострять ситуацию.
Озерская заметила, как Черпак напрягся, с трудом сдерживая себя, но последняя фраза переполнила чашу его терпения.
– Еще неизвестно, кто из нас калека? Перестань скулить, прибедняться, – грубо оборвал он жену. – В сейфе даже ломаного гроша твоего не было, все мои сбережения. Ты жила нахлебницей, приживалкой…
– Я, я, значит, нахлебница? Дождалась за любовь и ласку благодарности, – от негодования захлебнулась Ева, вытирая ладонью повлажневшие глаза. – Мотя, ты неотесанный мужлан, ведешь себя, словно похотливое животное…
– Молчать! – угрожающе приказал Матвей и процедил сквозь зубы. – Сколько раз я тебя предупреждал, чтобы при посторонних лицах ты меня не называла этим пошлым мещанским именем Мотя. Я к твоему сведению, Матвей Елисеевич. Еще раз заикнешься, изобью, как сидорову козу.
– Руки коротки! С этого момента я для тебя, не Евочка, золотая девочка, а Ева Марковна, прошу не забываться! – гордо заявила она и обратила свой взор, то на Озерскую, то на Коржа. – Вы будете свидетелями. Слышали, как он мне угрожал? Зафиксируйте этот факт в своем протоколе, а я подпишу.
– Я – не свидетель, а следователь, – сурово произнесла Ольга Васильевна. – Сейчас же прекратите семейную склоку, выяснение отношений. Держите себя в руках, успокойтесь. Общая беда должна объединять, а не разобщать.
Давайте перейдем к обстоятельствам дела, каждая минута дорога. Поэтому, не обессудьте, что еще до вашего прибытия в присутствии понятых, мы произвели осмотр места преступления, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку для розыска злоумышленников по “горячим следам”. В нашей работе фактор времени имеет решающее значение. Чуть промедлишь и ищи ветер в поле.
– Нашли зацепку? – хмуро с явным неудовольствием бросил Черпак и упрекнул. – Впредь без моего позволения в квартиру не лезьте, иначе навешаю на вас пропажу ценных вещей.
– Мы это сделали ради вашего же блага в присутствии понятых, в том числе Регины Межениной, которой вы доверили ключи от квартиры, поэтому претензии неуместны, – строго ответила майор милиции. – Что касается зацепки, то пока ее нет.
С вашей помощью, надеюсь, удастся выйти на след злоумышленников. Возможно, вы кого-нибудь подозреваете среди знакомых, либо друзей? Ведь тот, кто навел на квартиру или совершил кражу, наверняка, знал о сейфе, его содержимом, о том, что вы отдыхаете в пансионате?
– После публичного хамства я ему не жена, – с обидой простонала Ева. – Он – садист и нудист с манией величия.
– С этим вы сами разбирайтесь, – парировала следователь, – Ева Марковна, наберитесь терпения, до вас очередь дойдет.
– Вот так всегда, приоритет сильному полу, – упрекнула она, изобразив на лице безразличие.
– Матвей Евсеевич, что находилось в сейфе?
– Одиннадцать тысяч долларов, ювелирные изделия из золота, платины, серебра и драгоценных камней, одно кольцо с бриллиантом, остальные с рубинами, сапфирами, изумрудами и топазами, а также табельное оружие – пистолет Макарова.
– Значит боевой? – уточнила следователь.
– Конечно, с восемью патронами девятого калибра в магазине. Вы не сомневайтесь, у меня есть на ношение личного оружия разрешение. Подписано начальником милиции, – пояснил он.– Я ведь в городе заметная фигура, поэтому существует угроза наезда бандитов. Может кража сейфа, как раз их рук дело? А знакомых у меня много, но грешить не стану. Они на такую подлость неспособны. Может, кто из Евиных подруг проболтался?
– Мои подруги, в отличии от твоих собутыльников, честные и порядочные люди, – мгновенно отреагировала, вроде бы внешне безучастная к происходящему Ева. – Это твои приятели напиваются до чертиков и всякий раз норовят меня в постель затащить, а ты делаешь вид, что не замечаешь. Женой готов за услуги расплачиваться. Рыцарь, защитник называется. Если бы не пес Евро давно бы кто-нибудь снасильничал. Только он и спасает от грубых домогательств.
Ротвейлер, начавший привыкать к новой кличке, доверчиво потерся о ногу хозяйки, а она благодарно потеребила его по загривку.
– Ева не дерзи, не обостряй ситуацию, – закипал Черпак. – И без тебя тошно, хоть стреляйся, да пистолет похитили.
– Не убивайтесь так, бывают потери и покруче, гибель родных и близких людей, опасные болезни, – напомнила Ольга Васильевна. – Это действительно невосполнимые утраты, а валюта и драгоценности – дело наживное. Хотя, конечно, обидно и досадно, тяжело смириться с причиненным ущербом. Но делать из этого трагедию не советую. Из своей практики знаю, куда страшнее и трагичнее истории. Появится больше свободного времени, возьмусь за перо, а пока уголовных дел с избытком. Едва успею одно расследовать, как накатываются другие.
– Вам хорошо рассуждать, – упрекнула Черпак. – Ваш сейф на месте, а нас обобрали до нитки.
– Да, мой сейф на месте, в служебном кабинете. В нем хранятся материалы следствия,– подтвердила майор и велела. – Чтобы вам не сидеть без дела, составьте подробный перечень драгоценностей, хранившихся в сейфе. С описанием каждого ювелирного изделия, названия драгоценных камней. Надеюсь, вы хорошо помните?
– Помню, я все опишу, – заблестели глаза у Евы, словно составление подробного перечня гарантировало возврат драгоценностей.
– Тогда оставайтесь в спальне, а мы с Матвеем Елисеевичем продолжим беседу в гостиной, – сказала следователь, довольная тем, что нашла повод развести супругов, слишком темпераментных и импульсивных, готовых сцепиться в поединке.
– Ущерб достаточно крупный, – посочувствовала Озерская, когда они остались наедине. – Меня интересуют какие-нибудь отличительные приметы. С пистолетом все ясно, есть номер, хотя и его попытаются сбить или запаять, но, как правило, экспертам удается установить истину. А вот сейф, что он из себя представлял?
– Обычный сейф, – пожал плечами Черпак. – Весом килограммов сорок пять, у меня на него есть техпаспорт. Ах, да вспомнил, после покупки я попросил знакомого гравера, чтобы он на тыльной стороне в верхней части сделал метку “МЕЧ”. Понимаете, аббревиатура, означающая Матвей Елисеевич Черпак.
– Это прекрасно, вы человек предусмотрительный.
– Предусмотрительный? Как бы ни так, Ева права, – вздохнул он. – Давно следовало сигнализацию установить, если не с подключением к центральному пульту государственной службы охраны, то хотя бы, автономную с сиреной. Тогда бы никто не рискнул залезть в квартиру.
– Почему они его на месте не вскрыли?
– Сейф был снабжен кодом и сложным замком, недоступным даже опытному медвежатнику. Поэтому, видимо, решили не возиться, унесли полностью. Остались, вот ключи на память…
Матвей достал связку из кармана брюк. Держа на брелке, легонько звякнул. Небрежно бросил их на диван.
– У Евы Марковны тоже есть ключи от сейфа?
– Нет. Это единственный экземпляр. Я ей сейф, из-за того, что в нем хранилось оружие, не доверял, ключи постоянно носил с собою.
– Значит, она не могла сделать из них слепок?
– Это совершенно исключено.
– Она не обижалась на вас за то, что лишили ее доступа к драгоценностям и валюте?
– Сначала дулась, даже в ласках отказывала, типичные женские штучки, а потом смирилась и может быть, согласилась с тем, что я прав, – признался Черпак. – Ведь вам, Ольга Васильевна, как никому другому известно, что женщина, украшенная драгоценностями и разодетая в дорогие меха, является объектом для ограбления и насилия. Ева, что касается ювелирных изделий, не знает меры, вот и приходится ее сдерживать и опекать, решать, что ей носить, а что дома оставить.
К тому же, нескромно и, даже опасно в наше смутное криминальное время роскошь выставлять напоказ. Старушки-пенсионерки и без того языками чешут, зависть их берет, раздражает чужой достаток. Надо мол, всем бедствовать, тогда полный порядок, справедливость воцарятся.
– Не всякой женщине такая опека понравится, – задумчиво произнесла Озерская. – Я бы на ее месте не согласилась с таким режимом.
– Вы другое дело, офицер, майор милиции. Ева – типичная мещанка. Куда ей деться, на всем готовом живет, ни в чем нужды не знает, – возразил он. – Вот она и не рыпается, хотя иногда острые зубки и коготки норовит показать. Однако же понимает, что у большинства женщин жизнь несладкая.
С утра до вечера на рынке или в другом месте за гроши вкалывают. Ева у меня, на положении барыни, У нее единственные заботы – цветы, разные там кактусы, китайские розы, бегуньи, «разбитые сердца». А еще да пес, которого она, наверное, любит больше, чем меня. Он тоже сидит у меня на шее: импортные корма, ветеринарный уход… все требует затрат.
После этой кражи продам его кому-нибудь или отведу в собачий приют… Только вы, пожалуйста, Еве об этом ни слова, иначе она не переживет.
– А как же тогда напоминание Экзюпери из «Маленького принца» о том, что мы в ответе за тех, кого приручили? – напомнила майор.
– Жизнь – суровая штука, чем-то приходится жертвовать, делая трудный выбор, – сухо ответил Черпак.
– Ой, ой, убили, зарезали! Караул, помогите! – донесся из спальни истошный женский крик. Матвей и Озерская бросились на этот душераздирающий вопль. Ева стучала кулачком по отворенной дверце шифоньера, на ковре валялись несколько платьев и костюмов, прозрачный, как паутинка небесно-голубой пеньюар… По ее щекам с наведенными румянами с подведенных тушью ресниц текли черные слезы.
– Ева, Евочка – моя золотая девочка! – подбежал к ней супруг и бережно обнял за вздрагивающие плечи.
– Что с тобой? Ты решила покончить, отравиться? – допытывался он, вытирая ладонью черные слезы.
– Мотя-я, душегуб, кажется, я умираю, – простонала она, обмякнув, словно тряпичная кукла, в его руках. – Где, где, моя любимая песцовая шуба и муфта? Унесли, забрали, злодеи… В чем же я буду ходить, совсем обнищала, не в чем на люди показаться, а зима не за горами. Замерзну, околею на лютом морозе. Никто меня не любит, не жалеет…
– Не рви сердце, душечка, побереги нервы, у тебя же есть нутриевая шуба.
– Ее моль трахнула, – еще сильнее разрыдалась жена. – Что я какая-нибудь бомжа, нищенка, чтобы в облезлой, вышедшей из моды, шубе ходить. Ее даже шубой стыдно, неприлично назвать. Всем понятно, что из шкур водяных крыс…
– Накопим валюту и справим новую, – утешал он Еву, ласково гладя по голове и чувствуя сладостные ощущения близости минувшей ночи..
– На какие гроши, ты купишь норку или соболя? Теперь мы – нищие, убогие смерды, – охладила она его пыл, и Матвей понурил голову. – Ты, только ты виноват! Сколько раз я просила, умоляла, чтобы установил на окнах прочные решетки, а в квартире охранную сигнализацию? Как об стенку горохом. Пожадничал на триста долларов, а потерял тысячи. Умные люди недаром говорят, что скупой дважды платит. После ограбления жить не хочется…
– Ну, что ты, Евочка, упокойся, не бери дурное в голову. У других бывают и больше потери, полное банкротство. Главное, что мы живы, здоровы, а валюта, богатства – дело наживное, – напомнил он. – Конечно, жаль валюты и драгоценностей, столько лет копили, недоедали. Оружие тоже стоит денег. Может милиция найдет грабителей и возвратит, хотя бы часть похищенной валюты и драгоценностей?