Туанхо уложил меня обратно на матрас. В этот раз его руки оказались неожиданно нежными – даже рана на спине почти не беспокоила, пока меня устраивали поудобнее. Но лежать я не собиралась:
– Собаки! Даша!
Уже то, что она осталась в живых, радовало неимоверно. Но кто знает, сколько жители деревни будут выносить её вопли? Да и успокоить собак требовалось. И накормить – сколько я так провалялась в беспамятстве? А у чужого они еду не возьмут.
Похоже, Туанхо догадался, чего я хочу. А возможно, и понял – во время пути не раз слышал, как я зову девчонок. Но вместо того, чтобы помочь встать, он распахнул дверь пошире, так, чтобы я могла увидеть двор.
К дереву, которые здесь росли почти у каждого дома, на палках были привязаны Нюта и Даша. Ну, с Нютой понятно, но как они Дашку умудрились так прикрутить?
– А ну, ТИХО!
От моего вопля сидящая рядом со мной женщина вздрогнула и выронила чашку. Туанхо посмотрел так, что я испугалась, не вылетят ли у него глаза из орбит. Да и саму скрутило от боли.
Но собаки услышали знакомый голос и знакомую команду. И успокоились. Правда, изо всех сил стали высматривать, куда я спряталась. Теперь мне предстояло до них добраться.
Это оказалось нелегким делом. На крик ушли последние силы, да и сиделка моя всполошилась. Повинуясь ей, Туанхо снова помешал мне встать.
Да что это такое! Я возмутилась. И заставила себя успокоиться – нервы никогда не помогали решить проблему. «Спокойствие! Только спокойствие!» – девиз не только «красивого мужчины в самом расцвете сил», но и любого собачника. И я решила действовать аккуратно, но настойчиво. В конце-концов, раз меня лечат, а Дашку не убили, значит, мы им зачем-то нужны?
Я повернулась к Туанхо и сделала жест, словно я ем. А потом ткнула пальцем в собак:
– Нюта? Даша?
Он понял. Что-то сказал, и через несколько минут мне принесли две миски с кашей. Я вздохнула: собакам без мяса… Как бы объяснить? Но в голову ничего не приходило, и я просто кивнула, подтверждая, что это собакам можно.
– Нюта! Даша! – привлекла я внимание собак, – Лежать!
Они выполнили приказ, и парнишка, которому вручили миски, смог спокойно поставить их не землю. Как только он отошел, я скомандовала:
– Можно!
Они на самом деле проголодались. Каша исчезла в мгновение ока и, успокоившись, сытые собаки улеглись под деревом. Привязь их беспокоила, но они слышали мой голос, а значит, все было в порядке.
Но не для меня. Собаки на привязи, в окружении незнакомых людей… Подходи, кто хочешь, делай, что хочешь. Дашка то за себя постоит, а вот Нюта… Лабрадора можно на части резать, шкуру с живого снимать, а он лишь хвостом вилять будет. И я настойчиво поползла к выходу.
Женщина всполошилась. А Туанхо махнул рукой, что-то ей сказал и подхватил меня на руки. Через несколько минут я оказалась во дворе, на низком помосте, который стоял тут же, у дерева. Одеяло сползло, и оказалось, что меня переодели.
Широкая юбка темно-синего цвета и простая кофта, подхваченная синим поясом. На ногах – что-то, похожее на носки, только сшитое из грубой ткани – здесь все в таких ходили. А сверху обычно обували те самые плетеные из соломы дырчатые лапти, подхваченные веревками на лодыжках. Только кое-кто из мужчин носил кожаные сапоги, или что-то вроде ботинок с крагами.
Мне, видимо, обуви не полагалось. Зато на этот помост принесли мой матрас и подушку, больше напоминающую квадратный валик. И кувшин с водой.
Девочек отвязали. Причем сделали это оригинально: просто перерезали веревки возле шеи, и отскочили. Но собакам было не до чужаков – они увидели меня!
Их безудержное веселье грозило мне новыми травмами.
– Тише!
Они сбавили обороты, и ко мне подошли уже спокойно, только попы крутились так, что собаки чуть не пополам складывались. Пока я здоровалась, в сарае, который стал мне почти домом, началась суета.
Оттуда выносили сено. Женщины убирали паутину со стен, выметали мусор. Потом внутрь занесли небольшой сундук, матрас и одеяло. Похоже, меня решили поселить как человека!
Туанхо жестом пояснил, что собирается взять меня на руки. Я кивнула, и Даша осталась сидеть на месте. Только подозрительно носом повела. Но Туанхо на всякий случай обошел её по дуге.
Как только я оказалась внутри, позвала собак. Они примчались и устроились на полу, рядом с матрасом. А я огляделась.
Помещение изменилось. Исчезли связки соломенных поделок со стен, пол щерился кривыми досками, но стал чистым. В углу пристроился тот самый сундук. Я дотянулась до него рукой. Деревянный остов оказался оклеен то ли цветастой тканью, то ли бумагой. Непонятный материал.
На крышке сундука выстроились несколько плошек, кувшин с водой и чашка. У стены расположился низкий столик, на котором мне еду приносили. Что же, жить можно.
И хотя я практически ничего не сделала, усталость накатилась тошнотворной волной. Я улеглась и закрыла глаза. Убивать ни меня, ни девчонок явно не планировали, так нечего и нервничать.
Дни текли однообразной чередой. Трижды в день мое одиночество нарушала Соно, та пожилая женщина. Она приносила еду и лекарства. Для собак тоже находилась каша, но меня все сильнее беспокоило отсутствие мяса – сколько они еще продержатся на таком рационе? Доползти до леса, чтобы отпустить девочек ловить мышей, сил не хватало.
Зато от детей отбоя не было. Они то и дело пробегали мимо сарая, не забывая кинуть взгляд в открытую дверь, пока Соно не заругалась, и на проем не повесили соломенную циновку. Но лежать в полумраке оказалось совсем тошно, и я начала выползать на улицу, на помост. Довольно скоро я узнала и его название – пхенсан.
Наблюдать за деревней оказалось занимательно. Она просыпалась на рассвете. Женщины разжигали очаги в той общей кухне и начинали готовить. Завтрак состоял из каши на воде. Судя по всему, рис смешивали с ячменем, но точно я сказать не решалась. К основному блюду полагались закуски – что-нибудь маринованное: редис, капуста или дикий чеснок. Но чаще я не могла распознать, какую именно траву кладут мне на тарелку. Острые до невозможности закуски пользовались успехом, я же ела их весьма умеренно – тушить пожар в желудке приходилось большим количеством воды.
Так же здесь уважали зеленый чай. Но он был редкостью, чаще пили просто отвар трав, иногда – с медом. Но сладость обычно отдавали детям и больным. Так, мне обязательно приносили пару ложек, чему я была безмерно благодарна – без сахара мне приходилось трудно.
После все расходились по своим делам. Женщины занимались хозяйством, некоторые, вооружившись корзинами и коробами, уходили в лес. Возвращались к обеду, таща на себе килограммы зелени. И тут же садились за переработку: увязывали в пучки, измельчали, сушили, мариновали… Девочки принимали во всем посильное участие.
А мужчины… Вот тут все было куда интереснее!
Мужчины делились на отряды. Треть уходила в лес, как я скоро поняла – на охоту. Треть отправлялась за деревню, где я еще во время прогулок заметила клочки возделанной земли – огороды. А оставшиеся… Последняя часть мужчин шла на площадь, как я прозвала пустое место в центре деревни. И там, под руководством Ёншина или Туанхо, занимались… военной подготовкой! Они стреляли из луков, крутили копья, дрались на мечах и палках, сходились в рукопашную… Я специально доковыляла до места, откуда хорошо просматривалась площадь, хотя от боли кричать хотелось. Но знать, чем живут эти люди, казалось важнее.
Пожилые люди тоже без дела не сидели. Женщины шили или ткали прямо на улице, под навесами, старики, кто мог передвигаться сам, звали детей и уходили за дровами, их много требовалось.
Меня не трогали. Еду приносили исправно. Показали, где можно набрать воды, а где – помыться. Вместо бани здесь использовали небольшой домик с чанами, вмонтированными в глинобитный пол. Очаг находился снаружи, так что вода грелась с самого утра, и дежурный смотрел, чтобы её хватило всем желающим. Холодную приносили сами.
В глиняных горшочках стояли разведенные щелок и зола, а так же бурая вонючая масса, оказавшаяся самодельным мылом. Отдушками здесь не баловались, да и вместо мочалок использовали тряпочки.
Но эти мелкие неудобства не шли ни в какое сравнение с тем, что я наконец-то смогла нормально помыться! Жизнь сразу перестала казаться такой мрачной.
Несмотря на боль, постепенно я начала добираться до околицы. Собаки вовсю мышковали, а я думала, где я буду доставать вакцину от бешенства, когда срок действия прививок закончится. Надежда на то, что домой вернусь в ближайшее время, таяла с каждым днем.
И это заставило меня явиться на «кухню». Женщины как раз разделывали кроликов, которых им принесли детишки – каждый день они ставили силки. Требуха летела в корзины. Я тут же поинтересовалась, могу ли забрать отходы.
Женщины не сразу поняли, чего я хочу. А потом закивали и с интересом наблюдали, как я тащу добычу к своему сараю. Там, на улице, стояли миски моих собак, я держала их в чистоте, в отличии от чашек местных псов, те мылись едва ли не единожды в год.
Девчонки оказались безмерно рады угощению. Требуха исчезла в мгновенье ока, а я радовалась, что нашла источник белка для них. Главным теперь было не пропустить следующих кроликов. И кур. Их забивали ежедневно, чтобы приготовить ужин для Ёншина и его ближайших воинов. Правда, мужчины почти все отдавали детям, но то, с какой заботой и почтением жители деревни относились к молодому человеку, наводило на определенные мысли.
Вскоре они получили подтверждение.
В этот раз Ёншин не стал рисковать, затаскивая меня в свой дом, явился сам. Туанхо развернул на пхенсане свиток и указал мне на него. Я вгляделась в плавные линии рисунка.
Эта карта больше смахивала на схему. Перевернутые галочки гор, кудряшки леса, вместо городов и деревень – стилизованные домики и ворота. Между ними вились реки и дороги. Интересный вид творчества, но ничего знакомого!
Я покачала головой и раскинула руки. Потом указала на карту и сблизила ладони так, что между ними едва ли сантиметр остался. Они поняли мою пантомиму. Туанхо что-то сказал сопровождающему их мужчине, и тот вскоре принес охапку свитков.
Они показывали мне их один за другим. Я браковала все. Потом не выдержала, начала сама раскладывать, составляя большую карту. Вскоре взгляду предстала география места, в которое меня занесло. Увы, ни одной ниточки железной дороги, ни штриха электролинии… Ничего, что указывало бы на цивилизацию в том виде, какой был мне привычен. Ноги подкосились, Ёншин едва успел меня подхватить и усадить на пхенсан. А я боялась оглядеться и спрятала лицо в ладони. Но на отчаяние времени не было – со мной были собаки, я отвечала за них. Впереди меня ждало очень много работы.
Для начала следовало выяснить, что я могу делать. Навыки жизни в городе мало подходили для местных условий. Частые походы приучили меня к аскетизму и привили необходимые для выживания навыки. Так, разжечь костер с двух спичек без бумаги и приготовление еды на огне сложности не представляли. Я даже постирать могла, используя вместо мыла песок! Но все мои знания казались такой малостью по сравнению с умениями местных женщин! Значит, придется учиться.
– Нюта, подай! – я указала на палку, которую использовала вместо клюки.
До пхенсана меня провожал Туанхо, и она осталась стоять у двери.
Лабрадор, заскучавший без работы, радостно выполнил приказ. А я услышала восхищенный вздох.
Девчушка смотрела на Нюту, широко раскрыв рот. Ёншин и Туанхо, которые уже отошли, тоже повернулись на звук. А я решила развлечь ребенка. Все равно делать нечего, да и собаки закисли без занятий.
Комплекс сидеть-лежать-стоять-зайка привел малышку в восторг. Она завизжала и захлопала в ладоши, отчего на представление сбежались остальные дети. Я повторила незатейливые команды, только теперь в паре. Две собаки, синхронно встающие, садящиеся, «умирающие» выглядели эффектно. Дети – они везде дети, им для радости немного надо.
Так же Нюта принесла корзинку и подала мне в руки. Я оглянулась на зрителей – взрослые тоже подтянулись. Но для них у меня были другие фокусы, и я оставила их на потом. Да и общее представление пора было заканчивать, чтобы хоть что-то новенькое на вечер оставить.
После захода солнца, когда заканчивались все дневные заботы, селяне собирались на площади. Расставляли длинные столы – доски на козлах, скамейки, и ужин проходил в приятной обстановке.
Мужчины и женщины пели по очереди, или играли на музыкальных инструментах – чаще всего на свирелях или деревянных флейтах. Барабанщики мелкой дробью рассыпали ритм, и молодежь устраивала танцы.
Сегодня развлекать присутствующих пришла наша очередь.
Парный комплекс вызвал одобрительные возгласы. Я усложнила задачу – стала подавать команды жестами. Собаки в полной тишине ложились, садились, делали зайку… А потом я подозвала Нюту, усадила её на задние лапы и положила на нос крохотнй кусочек пирога. Собака замерла. Застыли и зрители.
– Раз, два, три… – начала я отсчет.
На «десять» подала сигнал, Нюта эффектно подкинула угощение в воздух и поймала на лету. Этот нехитрый трюк вызвал восторженный шквал. И мужчины, и женщины начали протягивать собаке куски, стараясь положить на нос, но перехитрить лабрадора ни у кого не получилось – собака просто отстранялась так, что угощение попадало прямо в рот. Люди смеялись, и угощали её снова.
Даша сиротливо сидела в сторонке, то и дело облизываясь. Я подозвала её и подняла кулак:
– Считай! – и выставила один палец. Потом другой.
Даша пролаяла ровно пять раз. И получила свой кусок.
По толпе прокатился шепоток. Люди о чем-то переговаривались, кивая на ротвейлера. А потом вперед шагнул самый первый и протянул кулак.
– Даша, считай! – подержала я игру.
Они не замечали моих коротких сигналов, после которых раздавалось звонкое «гав». И, похоже, мои собаки в этот вечер завоевали себе особый статус, потому что утром в чашках, вместо ячменной каши, лежал рис. И по кусочку настоящего мяса вместо требухи, пусть и вяленого. Жизнь налаживалась.
С того дня возле моего сарайчика постоянно крутились ребятишки. А я, немного поправившись, начала ходить с ними в лес – кто лучше расскажет какие съедобные корешки здесь растут, и какую траву есть можно, как не те, кто это с детства знает? Заодно начала учить язык. Ребята охотно помогали, смеясь над моими неуклюжими попытками произносить слова правильно.
Вообще, в деревне все старались приносить пользу. Даже самые маленькие изо всех сил помогали старшим – хворост соберут за околицей, не заходя далеко в лес, птицу покормят, освобождая матери время на другие заботы.
Ребята постарше работали почти наравне со взрослыми. Сбор дров и трав в основном был их обязанностью. И стариков. Те еще и учили несмышленых, как правильно рубить, какое дерево подойдет на растопку, а какое – нет.
Мальчишки ставили силки на мелкую живность, да рыбачили. В нескольких километрах от деревни спрятался в чаще лесной пруд. Его берега заросли рогозом и камышом, в котором гнездились утки. Время гнездования уже прошло, и ребята старательно охотились, используя не только луки и стрелы, но и пращи.
Я пару раз ради любопытства покрутила ремень. Спина отдалась болью, и я отложила оружие до лучших времен. Но к озеру ходила.
Подранки забивались в камыши, так что ребятам приходилось бродить там, по пояс в воде, рискуя напороться на корягу или еще какую гадость. Да и поиск часто заканчивался неудачей – юркие утки успевали или удрать, или ныряли прямо перед ловцом.
И тут пригодилась Нюта. Она шарила по зарослям, вытаскивая одну утку за другой. Подранки, или тушки – ей было все равно. Хозяйка велела: «ищи». И она искала.
В этот день мы вернулись с хорошей добычей. Женщины ахали, а мальчишки взахлеб рассказывали об охоте. Судя по жестам, львиная доля внимания уделялась как раз Нюте.
С той поры мы всю осень провели на озере – делали запасы на зиму. Мясо вялили и сушили, соль берегли, используя для маринования в основном красный перец.