Фергюсон при этом про себя хмыкнул. Поиметь сына Романа самым грязным способом и не раз, о, это очень ему бы понравилось.
— Мне всего тридцать пять, — холодно ответил Роман, — это мой друг и известная модель — Самандриэль Новак. Андри, это Кроули Фергюсон.
— Рад знакомству с Вами. Вы великолепно играли — я наблюдал со стороны, — это была ложь, но лгал Андри так искренне и при этом очаровательно краснея.
— Начинающая модель — он очень скромен ещё, — добавил Роман.
Про себя Ричард уже пел дифирамбы игре Самандриэля, представляя, как завтра Интернет взорвется фотографиями Кроули и неизвестного парнишки.
— Но тебе стоит беречь себя, Дик, — участливо проговорил Фергюсон, не отрывая жадных глаз от Самандриэля. — Ты выглядишь на все сорок. Могу дать телефончик очень хорошего врача. Мальчик мой, — обратился он к Андри. Красные щеки парнишки отзывались внутри и в штанах весьма мощным ответом. — Ты так скромен и мил, что просто радуешь мое сердце своей чистотой и красотой. А тебе есть шестнадцать уже?
— Мне двадцать два, — слабо улыбнулся Андри, — мне лестно слышать подобное в свой адрес от столь импозантного и интересного мужчины, — Самандриэль неловко поднял свой взгляд.
— Ах, мальчик мой, ты льстишь так неумело, но это очень мило, — рассмеялся Кроули, — не хочешь пойти посмотреть что вкусного здесь предлагаю гостям? Например, клубника со сливками — это очень вкусно.
Андри несколько испуганно перевел взгляд на Ричарда, но тот лишь слегка кивнул.
— Не забудь маску, — шепнул он так, чтобы Кроули не слышал, — оставлю тебе водителя на всякий случай, — сказал он громче.
— Боишься, что от клубнички его развезет? — ржущий Фергюсон уже обнимает парнишку, крепко прижимая его к себе. У него еще тело ничего, подтянутое, но излишки хорошей жизни уже начинают сказываться то там, то здесь. — Не переживай, я завезу его домой, в ручки папеньки и маменьки.
— Андри сирота, и поэтому временно живет у меня, — произнёс Роман, — и своему водителю я верю больше, чем тебе — любителю выпивки.
— Я ж и говорил, сыночка себе нашел, — усмехнулся Кроули, серьезнея. — И чего тебе от меня надо? Приводишь тут своих содержанцев, соблазняешь честных людей, — вопреки словам рука Фергюсона уже была на ягодицах Андри. Поглаживал, сжимал.
— Он не содержанец и может соблазнять кого угодно, — Роман еле скрывает свое отвращение, — Андри лишь модель, и я хочу, чтобы он стал лицом моего нового товара. А так я женат, — Ричард развел руками, — и сейчас покину вас в поисках своей жены.
— Ладно, а мы за клубникой, — кивнул ему Кроули и, обнимая Андри за талию, направился с ним вовсе не к столам, а к дверям в глубине зала. Там есть гостевые спальни, где можно себе позволить что угодно. Особенно хозяин дома. Официанту, который подходит к ним перед дверями, он приказывает принести в спальню шампанского и клубники. И шоколада.
В спальне он сразу же расстегивает и сбрасывает с себя пиджак, незаметный официант привозит угощение н небольшом столике и оставляет возле поистине королевского ложа. Когда дверь за официантом закрывается, Кроули садится на постель рядом со столиком и наполняет два бокала шампанским.
— Мой мальчик, — поднимает он уже полный похоти и желания взгляд на парнишку, — можно же тебя так называть? Иди сюда, не бойся. Мы здесь одни, можем наслаждаться шампанским и клубникой сколько захотим.
Андри ловким движением достает изящную маску из внутреннего кармана пиджака. Маска черного цвета, расшита золотом — такие принято носить на маскарад.
— Надеюсь, что вы не против добавить немного таинственности.
Может, Фергюсон бы и насторожился, но желание в смеси с шампанским уже ударяет в голову.
— Иди поближе, — манит он парнишку к себе, уже предвкушая что будет происходить сейчас.
Андри подходит, плавно опускаясь на колени возле Кроули, подобострастно заглядывая в глаза. Он знает насколько хорош в этой позе, прекраснее он выглядит только обнаженным. Самандриэль вспоминает свои фото, что в огромном количестве есть в его комнате, в доме Ричарда. Его член тут же просыпается, а Кроули дозволено думать, что это его мерзкое тело возбудило парнишку.
— Чего желает, мой господин? — его руки скользят по ногам Кроули.
— Мальчик мой, — Кроули проводит рукой по щеке, шее и плечу, ощущая как под пальцами чуть вздрагивает молодое тело, передавая легкую дрожь в его руку. Мальчишка боится, но ждет с любопытством что будет происходить, и уже слегка возбужден. Фергюсону нравиться это осознавать. Мальчишка хочет быть здесь и хочет быть его.
Впрочем, если бы он и не хотел, стоило ему попасть сюда, в спальню, в обществе Кроули, и никакие крики бы ему не помогли. Потом мальчишку бы отвезли домой, вручили немалую сумму, запугали и отпустили. Никто еще не осмеливался гавкать на сенатора.
Кроули берет клубнику обмакивает в сливки и буквально впихивает в рот парнишки. Хочет тот клубники или нет, его не интересует. Он достаточно богат и влиятелен, чтоб каждый делал так, как хочется ему.
— Раздевайся, мой мальчик. Я покажу тебе такие удовольствия, о которых ты даже не представлял, — заявляет Кроули, уже представляя как будет вдавливать парнишку лицом в постель, засаживая ему по самые яйца.
Андри медленно встаёт, принимаясь раздеваться так, словно двигается под музыку, показывая Кроули все изгибы идеального тела. Мысль, что кто-то уже завтра будет дрочить, глядя на фото в интернете и представляя себя на месте Кроули греет. Тот факт, что на него будут дрочить — сомнению не подлежит.
Кроули довольно смотрит на представление, хоть начинает постукивать туфлей от нетерпения. Мальчик слишком старается, слишком хорош, чтоб так оттягивать самое приятное. Когда Андри уже остается почти обнаженным, нижнее белье, стыдливо прикрывающее его уже вставший член, Кроули рывком поднимается и хватает парня за руку, притягивая к себе. Вторая рука тут же нащупывает вполне себе твердый орган.
— Хочешь меня, да, малыш? — усмехнулся Фергюсон, — меня все хотят, — самодовольно добавил он. Он легким движением порвал боксеры и толкнул мальчишку на кровать. — Меня хотят все как Джеймса Бонда, — заявил он, расстегивая ремень и сбрасывая брюки, отпихнул их ногой. — Любишь Бонда? — поинтересовался он, расстегивая рубашку. — Я ж вылитый Пирс Броснан, скажешь, нет? — рубашку он оставил на себе, растегнутую, и медленно стащил боксеры с принтом пистолет и цифры «007» и кинул на кровать перед Андри. — Нравятся? Подарю тебе на память.
И заржал, подходя к кровати. Самандриэль промолчал, лишь предавая своим глазам и лицу восторг. Правда ему не приходилось даже стараться — он подумал о совей недавней фотосессии и о том, как фотограф буквально осыпал его комплиментами. Каждое движение Самандриэля было идеальным — глаза парнишки потемнели, в них появился дурман. Казалось, что он может кончить, только думая о себе.
Кроули довольно хмыкает, кажется, мальчик уже поплыл. Зачерпнул пальцами сливки и второй рукой бесцеремонно перевернул парнишку на живот, подхватывая под низ живота и подтягивая к себе упругую и аппетитную задницу.
— У тебя был кто-то до меня, мой мальчик? — спрашивает он.
— Да, — произносит Андри, — и парни, и девушки, — выдыхает он.
«И я», — добавляет мысленно.
Он комкает пальцами простыни. Они шелковые, но даже шелк проигрывает бархатности его собственной кожи. Самандриэль хочет закусить губу, но портить столь идеальные губы — кощунство, поэтому стон срывается с них.
— Не такой ты и невинный, — фыркает разочаровано Кроули и ляпает прямо на задницу Андри жирные сливки. Размазывает пальцами по анусу, вводит сразу два. Вытаскивает, приставляет ко входу головку и медленно натягивает на свой член еще не растраханнного узкого мальчишку, — сливки с клубничкой. Хотел? Получай, — хмыкает Фергюсон и начинает двигаться, безжалостно сжимая своими грубыми руками бедра Андри, чтоб сильнее и глубже насаживать его.
Андри чувствует боль, ощущает, что скорее всего Кроули может слегка порвать его, но мысли о том с каким восхищением будет смотреть на него Ричард. Как раздавлен будет Фергюсон. И как хорош сам Андри, а уж как хорош на его фоне.
Кроули не доводит дело до конца, ему мало послушного тела под ним. Он хочет другого. Вытаскивает член и переворачивает мальчишку на спину. Снова загребает сливок и обильно растирает по своему члену. Больно хватает за волосы заставляя слезть с кровати и ставит на колени перед собой. Так лучше, так сразу же его и без того раздутое зашкаливающее самомнение подскакивает выше небоскреба. Все стоят на коленях возле его ног, а он как король мира позволяет у себя сосать. Насаживает мальчишку ртом на свой член, до конца. Сочетание его органа и сладких сливок должно его порадовать. А потом Кроули даст ему шоколада, вот только придумает как.
— Я король, я здесь король, — говорит он просто так, чтоб слышать свой голос, продолжая в быстром темпе трахать мальчишку в рот, держа обеими руками за голову. — А ты можешь стать моим пажом, мой мальчик. Только будь паинькой и скушай все, что твое милосердное величество тебе вы…
На «величестве» со стоном бурно кончил. Андри кончает тоже, правда думает в этот момент о себе, лаская себя рукой. Кроули слишком увлечен собой, чтобы это заметить. Казалось бы — у Самандриэля и Кроули очень много общего. Но на деле… Новак знает, что лучше всех, что совершенен, а Фергюсон лишь пытается это доказать. Причем доказать довольно примитивным способом.
***
В кабинете Ричарда Андри появляется помятым и потрепанным только утром. Но зато с гордой улыбкой кладет на стол фотографии.
— Фергюсон настоящий извращенец. До сих пор все болит, — он садится в кресло, глядя на графин с виски.
Роман проявляет уважение и расположение к Андри, сперва наливает для него виски, а потом только рассматривает фото. Самандриэль был в маске, не забыл. На фотографиях Кроули что только не делал с несчастным парнишкой. В рот, и в задницу, заламывая руки, и явно чуть ли ни выдирая волосы. А Андри хорош, знал, где спрятал камеру и намеренно принимал самые несчастные позы. Он был великолепный актер и модель. Сам Роман такого вытворять с собой не позволил, хотя уж точно в паре поз поимел бы и Андри. Ричард доволен своим приобретением. Похоть — мерзкий порок, всегда играет против человека. Роман ему не поддаётся, он всегда знает когда и с кем можно себе позволить лишнего. Кроули же идиот, которому просто везло раньше.
— Те, кто предпочитают ничего не делать, ничего и не получают, — проговорил Роман, поднимая взгляд на Андри. Это все что он собирался прокомментировать по поводу состояния парня. — Неплохо, Андри. Весьма неплохо. Фергюсона мы, считай, утопили. Иди, отдыхай, завтра у нас много дел.
— Я готов на все, Ричард, чтобы вы были довольны, и мы получили то, что заслуживаем. Но не начнёт ли Амара задавать вопросов? Не загостился ли я?
— Андри, моя жена делает только то, что я ей скажу. Задавать вопросы не в ее компетенции. Но если ты хочешь жить отдельно, мы можем это устроить, — Ричард испытующе посмотрел на парня. — Ты хочешь этого?
— Дело не только в ней, но и в обществе. Они уже начинают шептаться. Я знаю, что тебе на них глубоко плевать, но на данный момент разве все не должно выглядеть пристойно? Ведь ты мог просто завалить Фергюсона, но считаешь, что лучше выглядеть со всех сторон ни причём?
— Да, — Ричард попивает виски, вольготно развалившись в своем кресле, и лениво смотрит на парня.
Он думал об этом, но не настолько полностью готов выпустить Андри на волю из своих рук и из-под своего постоянного влияния. Он внимательно изучил биографию парня и сразу выцепил те моменты, которые показались ему подозрительными. Вернее, на которые он указал своим людям, и они проверили все. Андри достаточно умен, чтоб попытаться выбраться наверх самому. Но он сможет это сделать медленно, проходя старательно все ступеньки. Но настолько ли парень хочет взлететь, чтоб быть честным с Романом? Или уже наличие самой этой черты у парня стоит под вопросом?
— Я хочу наслаждаться падениями «великих», — Ричард даже не гнушается показать пальцами «кавычки», — но не быть тем, кто делает подкоп под них. Меня же будут опасаться, напрягаться и настораживаться в моем обществе. А этого мне не нужно. Удары легче и приятнее наносить той жертве, которая не зажимает в страхе свои слабые места. — Будем работать вместе, но тайно? Никаких выходов вместе в свет? — он снова выражает уважение к собеседнику, предлагая вступить с ним в дискуссию.
— Я думаю, что достаточно просто не жить вместе. С другой стороны, можно пустить слезливую историю о том, как продюсер пытался использовать меня, лишить заработанных денег. Я же сирота, а ты спас меня и совершенно бескорыстно пригрел на груди. Ты всегда так мечтал о сыне, но пока у вас с Амарой не получилось? — предложил Самандриэль.
Ричард кивает, с удовольствием глядя на парня. Надо же сочетание настоящей внешней красоты и ума весьма редко встретишь, а уж если ко всему прочему добавить и огромное желание быть в элите — не человек, а сокровище. Кастиэль со своей аналогией с бриллиантом попал в точку.
— Отличная идея насчет гнусного продюсера и моего «сына». Не хочу с тобой расставаться, — усмехнулся Ричард. За его улыбкой много всего скрытого. — У меня слишком много планов, и ты в них играешь далеко не последнюю роль.
Самандриэль лишь улыбается. Он догадывается, что роль не всегда будет для него приятна, но он к этому готов.
========== Сделка ==========
— Репортеры достали, — раздраженно произнес Самандриэль, — знаешь, а это тяжело: постоянно играть роль жертвы, обиженной продюсером. А этот вопрос: «Правда ли, что на нашумевших фото в интернете с сенатором Фергюсоном вы?» Прошло уже две недели, а им все не умолкнуть, — Андри отшвырнул перчатки, наливая себе в стакан виски, — о чем ты хотел поговорить, Кастиэль? Идешь на прием к Ричарду?
Новак сел в кресло, закинув ногу на ногу. Он, конечно, немного преувеличивал — внимание к его персоне: любое внимание ему льстило. А уж роль жертвы и вовсе удавалась ему великолепно. При этом в каждой статье обязательно делали акцент на его красоте, которая привлекла жадного до денег Брэди. А уж какие фотографии печатались, а как великолепно смотрелся он, давая интервью. А фраза, которую бросил взбешенный Брэди, что он дрочил на свою модель, но не более. Она грела душу Новака.
— Я соскучился, — проговорил Кастиэль, жадным взглядом пытаясь охватить все малейшие нюансы внешности Самандриэля. Как ложится свет из окна на его волосы. Как подчеркивает цвет глаз серебристая рубашка. — Я тебе подарил твой портрет, увидев, как тебе он понравился. Но теперь мы редко видимся, и я ужасно скучаю. Милый мой Самандриэль, может ты согласишься попозировать мне еще раз? Я бы тогда с твоим портретом не расставался бы.
— Если бы ты чаще ходил на приемы — мы бы чаще виделись, — равнодушно пожал плечами Новак, — но я готов. Я все-таки съехал от Ричарда, чтобы не утомлять Амару шумихой. Между нами говоря — она в положении. Мы могли бы писать портрет у меня?
— Я очень люблю видеться с тобой, — улыбнулся Кастиэль, он уже заварил чай, к приходу Андри, и расставлял все на столике возле кресла. — Но не люблю видеть всех тех денежных мешков. Никакой утонченности и красоты, никого душевного тепла и обаяния. Но если ты хочешь, я пойду с тобой на прием. Ты же хочешь? — улыбнулся он, присаживаясь рядом с креслом на пуфик, оказываясь немного ниже Андри, но зато был так близко. — Чаю, мой друг?
— Ты же знаешь, что я предпочитаю виски, — отмахнулся Самандриэль, — ты мог бы пойти. А как же поучаствовать в оргии? Завалить дочку одного из толстосумов? Мы могли бы даже оказаться в одной постели, — усмехнулся Новак.
Он обожал восторг, влюбленность в глазах Милтона. Это будоражило и сводило с ума. Эта были не просто похоть и желание, которые обычно он видел в чужих глазах. Глазах, что буквально поедали его тело. Это было возвышенное, всепоглощающее чувство. Душа Кастиэля принадлежала Андри. И это было невероятно.
— А если я тебе в чай добавлю немного рома? — улыбнулся Кастиэль, — попробуй это вкусно. — Он протянул чашку с блюдцем Самандриэлю. — Меня не интересуют ничьи дочки, — пожал дальше плечами он. И добавил слегка смущенно, но очень уверенно в каждом своем слове: — И оказаться с тобой в постели я бы предпочел не в доме Ричарда в спальнях, пропахших пороком и потом. А в уютной квартире, где пахнет домом и чистотой, на посыпанном лепестками цветов ложе, зажечь свечи, потушить свет. И любить друг друга нежно и ласково до самого утра. А потом рисовать тебя полдня, когда ты спишь весь расслабленный и счастливый.