– Геннадий Щелканов, а живет здесь мой друг и партнер, Олег Горчинский.
– Фамилию-то его я знаю, видел в списках жильцов. Что ж, выздоравливайте, а я к приятелю вашему как-нибудь загляну – потом, как он поправится. Познакомимся, поговорим, жизнь так устроена, что люди друг другу нужны бывают иногда.
– Тут полностью согласен. Телефончик не оставите? Так, на всякий случай.
– Тоже верно. Мало ли что случится, а так мы и знакомы уже. Запиши.
Генка занес в телефон номер полицейского, взамен выдал ему свою визитку, они пожали друг другу руки – знакомство состоялось, и оно может быть полезным. Заперев дверь, Генка с тревогой заглянул в комнату.
– Ну, что?
– Ничего хорошего, интоксикация сильная. – Врач, который привез капельницу, угрюмо смотрел на градусник. – Температура сейчас начнет падать, но это ненадолго. Оставлять его одного нельзя, конечно, и потому я предлагаю перевезти пациента в больницу.
– Он ненавидит больницы. – Генка вздохнул. – У него мать полгода по больницам пролежала, насмотрелся.
– Понятно. А кто-то может остаться с ним? Родственникам позвонить?
– Нет у него никого. – Генка нахмурился. – Мать умерла около года назад, а больше никого. И мне, как на грех, надо в офис – Олег слег, мне за двоих справляться теперь, а у нас запара полнейшая. Может, сиделку нанять?
– Я останусь. – Наташа осторожно пощупала пульс больного. – Вот здесь, в кресле, устроюсь, оно раскладывается. У меня от гриппа прививка, заразиться от него не смогу. Я только с суток сменилась, время есть. Позвоню маме, попрошу, чтобы привезла мне во что переодеться и варенья малинового захватила, и останусь. Нельзя его бросать одного, тем более ночь впереди.
– Ну, договорились. – Врач уже надевал куртку. – Раствор вечером подвезу, или кто из наших будет рядом – закинут, но следи за пульсом, температуру тоже контролируй, и чуть что – вызывай машину и в больницу, шутки закончились. Давно я не видел такого тяжелого течения болезни, так что полагаюсь на тебя.
– Саш, спасибо.
– Да что тут – спасибо. – Врач взглянул на Генку. – Вовремя подсуетился, приятель твой и помереть вот так мог.
– Вы на машине?
– Нет, меня «Скорая» подвезла, по дороге на вызов. А что, можешь подбросить?
– Конечно. – Генка тоже взял куртку. – Едем. Наташ, спасибо тебе огромное, я там купил всякого, и если чего надо, звони.
Олег их не слышал. Его душа блуждала в сером лабиринте, голос матери звал его, и он шел к ней, а коридоры никак не заканчивались.
3
– Ужасное место.
Голос был незнакомый, Олег открыл глаза. И откуда в его квартире взялась эта высокая дама с копной светлых волос, держащаяся, как линкор среди шаланд? То, что это не соседка, он уверен, но…
– Тише, мама, он спит.
– Вот банка малины, и липовый цвет, и малиновые веточки, я летом на даче сушила. Заваривай и давай вместо чая, и…
– Мам, я знаю.
– Много ты знаешь, как же. – Дама хмыкнула и подошла к Олегу. – Бедный мальчик, надо же, так заболел!
Прохладная ладонь легла Олегу на лоб.
– Температура не меньше тридцати девяти, мне и градусник не нужен. Доча, в пакете твои вещи, и пирожков я нажарила – в судочке, поешь. Это ужасное место, ты видела этих людей? Гнездо разврата какое-то, в коридоре вонь…
– Мама, я не собираюсь выходить в коридор, но оставлять его одного было нельзя.
– Нельзя, конечно, нельзя, – вздохнула дама. – Что ж, Наташа, меня такси ждет, но если что-то будет нужно, немедленно звони, я тут же приеду.
– Спасибо, мамуль.
Наташа, сестра Гришки Макарова. Олег вспомнил – она была здесь… когда? Тысячу лет назад, еще до того, как он вошел в лабиринт. И она до сих пор здесь.
Он чувствовал, что температура немного схлынула, и ему хотелось пить. Щелкнул замок, Наташа вернулась в комнату.
– Пить?
Олег кивнул, и она, подняв его голову, напоила его восхитительно прохладным чаем.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Наташа недоверчиво хмыкнула и принялась считать ему пульс.
– Я сегодня с тобой останусь на весь день и на ночь, если ты не против. – Она забрала опустевшую чашку. – Сейчас заварю нового чаю, а ты отдыхай. Лекарство поможет вывести токсины, если до ванной не дойдешь, я помогу. В общем, будем лечиться. Сейчас чай с малиной выпьешь, моя мама привезла целую банку малинового варенья.
Наташа скрылась в кухне, а Олег поплелся в ванную. Прохладная вода остудила его голову, он почувствовал облегчение, но боялся, что это ненадолго. И присутствие в его квартире этой незнакомой ясноглазой девушки отчего-то очень радовало. Он вернулся в постель и укрылся одеялом. Это одеяло когда-то давно купила ему мать, Олег его помнит с самого детства, и хотя можно было бы купить новое, он не понимал зачем. Ему нужно его одеяло, знакомое и привычное. И в этом чужом доме, наполненном какой-то чуждой, непонятной ему жизнью, в этой крохотной квартирке, которая тоже чужая, только знакомые с детства вещи наполняют его покоем, словно защищая его. И в этом он ни за что никому бы не признался, но сам-то знал, что дело обстоит именно таким образом.
В дверь постучали, и Олег напрягся – обычно именно так стучат соседи.
– Наташа, не открывай.
– Думаешь, это чужие?
– Генка всегда звонит, а теперь у него и ключи есть, а больше никто не ходит. – Олег поморщился. – Здесь одни алкаши живут, рвань такая, что смотреть противно. Вот утром устроили драку у меня под дверью, орали, выли, били в дверь ногами. И такое каждый день. Я им просто не открываю, пусть стучат сколько хотят.
– Может, случилось что-то?
– Когда случается что-то, вызывают полицию, врачей или службу спасения. А к соседям стучат, если надо на водку занять, и тут я пас. Эти граждане отлично обходятся и без моего финансирования.
– Убили кого-то утром.
– Убили и убили, для этих людей это лучший из возможных исходов.
Олег понимал, что выглядит сейчас бессердечным уродом, но других ответов у него не было, а лгать он не любит.
Стук повторился, уже настойчивей. Наташа, виновато взглянув на Олега, направилась к двери.
– Я просто посмотрю.
– Ну-ну.
За дверью стояла еще молодая, но уже испитая женщина в грязном халате и стоптанных шлепанцах. Наташа тут же пожалела, что открыла, – прав был Олег, не стоило.
– Слышь, соседка, сигареты есть?
– Нет.
Наташа закрыла дверь и посмотрела на Олега.
– Ну, я же тебе говорил.
– Кошмар какой-то.
Она вернулась в комнату и взяла пакет, привезенный матерью.
– Я, пожалуй, приму душ и переоденусь. – Наташа чувствовала себя неловко. – Пей чай, тебе нужно много пить.
Она скрылась в ванной, а Олег откинулся на подушки. Странное умиротворение снизошло на него – несмотря на температуру и болезнь, несмотря на этот чужой дом и тяжелые события последних лет, сейчас он ощущал покой. Он уснул, и на этот раз попал не в лабиринт, а в парк «Дубовая роща», куда они с Генкой сбегали иногда с занятий. Стояла осень, на парковых дорожках лежали желтые кленовые листья, а пруд холодно и гладко блестел, отражая остывшее октябрьское небо.
Парк был пуст, и Олег отчего-то радовался этому. И, усевшись на качели, замер, наслаждаясь холодной пустотой.
* * *
Маша торопилась закончить регистрацию почты. Нужно было еще сбегать в банк, потом заехать на фирму, предлагающую канцтовары по цене, ниже рыночной, и многое чего другого. И эти пару часов, когда она могла побыть вне дома и вне офиса, Маша ценила как драгоценный дар, потому что каждая минута, проведенная вне офиса и дома, приближала ее к свободе.
Она открыла дверь в приемную – так и есть, дверь в помещение программистов тоже открыта. Маша знала, почему она всегда открыта, и сейчас ей это было на руку.
– Геннадий Михайлович, нужно документы в банк отвезти. Вы отвезете?
– Маш, мне некогда. – Генка выглянул из кабинета, взъерошенный и деловитый. – Возьми такси и съезди, вот деньги. И по дороге купи мне в «Мелроуз» обед.
– Я хотела еще в «Ориентир» заехать за новыми бланками отчетности.
– Денег на такси тебе хватит. Давай, Маш, езжай, а мне сегодня недосуг.
Маша сокрушенно покачала головой, но внутри ликовала – два часа свободы! За это время она многое успеет, но самое главное – никто и не заподозрит неладное. А еще несколько месяцев – и она вот так же уйдет из офиса будто по делам и больше не вернется.
Маша взяла сумку и вышла на лестницу. Свобода имела запах табачного дыма и мокрых ступенек. Конечно, очень жаль будет бросать бестолкового Щелканова, который в жизни – что дитя малое, но есть вещи, которые важнее. Например, жизнь. Ее собственная жизнь, которая с легкой руки отца превратилась в непрекращающийся кошмар, о котором Генке Щелканову знать никак нельзя. И помощи ждать неоткуда, если она сама себе не поможет, то выход только один, и вот как раз в эту дверь она не торопится. Отец сломался, но она не такая, она выживет.
Нырнув в банк, Маша отдала менеджеру документы и направилась к терминалу. Номер карточки она помнила наизусть, давно научилась все запоминать – так отец ее учил: ничего не записывать, все записанное может быть прочитано. И она запоминала, и в голове теснились самые разные сведения, и об этом никто не знал. Но всякий раз, вспоминая об отце, Маша чувствовала ненависть к человеку, который ее предал. Он единственный, кому она доверяла, предал ее зло, цинично и безразлично, даже не поняв, что сотворил. Больше Машу не предавали – потому что больше она никому не доверяла, но своим безумием и предательством отец изъял ее из списка людей, превратив в вещь. Она и сейчас – просто вещь, но это скоро изменится.
Часть денег, выданных ей Генкой, отправилась в терминал – на карточку. Она и пешком побегает, ничего страшного, зато сегодня она еще на шаг ближе к свободе.
Маша вышла из банка и осторожно оглянулась. Слежки не обнаружилось, но Маша знала – это ничего не значит, она просто может не замечать следящего.
Ожил телефон, и Маша неохотно приняла вызов.
– Ты где?
– В банке. И еще нужно по разным делам, и обед ему принести.
– Ну-ну.
Голос в трубке бесцветный и ровный, но Маша знает, что обладатель этого голоса доставит ей столько неприятностей, сколько сможет, – вечером. Маша поморщилась – голова начала болеть, и она на ходу вытрясла из пузырька с лекарствами красно-белую капсулу. Головную боль терпеть ни к чему. Эти капсулы – единственная хорошая вещь, которую она взяла из прошлой жизни в эту, они унимали мигрень практически мгновенно и действовали долго.
Маша давно уже научилась не вспоминать прошлого и не думать о будущем, даже о сегодняшнем, например, вечере. Существует только этот момент, и она существует в нем, как в матрице, и ничего больше нет. Реальность может быть неоднозначной, ей ли не знать.
И где-то в своей матрице существует Генка Щелканов, отличный парень, который встречается, может быть, один раз в жизни – но именно ей он встретиться не должен был, потому что это опасно и для него, и для нее. А он сидит в своем кабинете, что-то делает в своем компьютере и понятия не имеет, какая опасность нависла над ним.
Но когда она исчезнет, Генка все узнает, Маша об этом позаботится.
* * *
Генка закончил переговоры с клиентом и устало откинулся в кресле. Отсутствие Олега сказывалось – он не успел ни пообедать, ни даже просто оторваться от работы хоть ненадолго, и теперь глаза покраснели и болели. Генка снял очки и закрыл глаза. Это был проверенный способ, и сейчас он не подвел – просто посидеть в кресле, закрыв глаза, погрузившись в спасительную тьму, и даже помедитировать немного. А теперь бы еще кофе выпить, и это совсем уж дзен, а после можно думать о предстоящем вечере.
– Маша!
Секретарша материализовалась, словно из-под земли выросла.
– Звали, Геннадий Михайлович?
Генка ухмыльнулся. Конечно, звал. Без очков он не видел Машу, но ему и очки не нужны, чтобы точно знать, как она выглядит: строгий серый костюм, собранные в пучок светлые волосы, стильные узкие очки и офисные туфли, тоже очень элегантные. Маша была бы уместна в офисе какой-нибудь пафосной компании с корпоративной культурой и мероприятиями, а не здесь, у них, но сама Маша так не считала. Сидя за столиком между кабинетами Генки и Олега, она олицетворяла собой покой, компетентность и стабильность.
Некоторые клиенты, пообщавшись с Машей, делали попытки переманить ее к себе, но эти попытки всегда были провальными. Вежливо улыбаясь, Маша неизменно заявляла, что вполне довольна своим местом, положением и зарплатой, и Генка всегда удивлялся этому, но удивлялся тихо, про себя, чтобы не спугнуть такое сокровище, как Маша. Она никогда не теряла документов, никогда ничего не забывала и никогда не проявляла никаких эмоций. Она была идеальна, и если бы вместо своего серого костюма она носила какую-нибудь сексуальную штуку вроде мини и декольте, то Генка считал бы себя счастливейшим из смертных.
А еще Маша варила прекрасный кофе.
– Кофе бы мне, Машута. – Генка уже представил, как пахнет кофе в чашке, а рядом красуется тарелочка с печеньем и ломтиками шоколада. – Юрист на месте?
– Да, как обычно в этот день. Сказать, чтобы пришла?
– Да, пусть зайдет.
Они не держали в штате юриста, это было ни к чему, да и не по карману, но три раза в неделю на пару часов к ним в офис приходила высокая полноватая дама – Анна Валентиновна, породистая ухоженная тетка сорока семи лет, с гладким кукольным лицом, светлыми локонами и аристократическими руками с тонкими запястьями. Приветливая, улыбчивая, она выглядела от силы лет на тридцать пять, излучала позитив и энергию, и их нехитрое делопроизводство в ее руках обрело четкий порядок и материальное выражение в виде аккуратных папок, выстроенных на полке и снабженных понятными ярлычками. Но, несмотря на свою безмятежную улыбчивость, примерно год назад она отвела от их фирмы серьезные неприятности, причем истцы даже не поняли, как это случилось – их молодой надменный адвокат, нанятый в столице у самого Малышева, вообще не воспринял всерьез Анну Валентиновну. И немудрено: корпоративная культура начисто отрицает существование, а уж тем более эффективность работников старше тридцати пяти лет, таких даже на работу никогда не нанимают, потому что после тридцати пяти, как говорит какой-то корпоративный гуру, усвоение новых знаний мозгом блокируется, да.
Адвокат четко знал, что Анна Валентиновна – просто тетка средних лет, провинциальный юрист, и вообще старая и толстая, и был очень уверен в себе. И проиграл, причем проиграл вчистую, и Анна Валентиновна, в присущей ей милой манере, утешила его: ну что вы, деточка, не надо так расстраиваться, еще научитесь! Генка с Олегом тогда долго смеялись, вспоминая ошеломленное лицо «деточки», но Анна Валентиновна оказалась им очень ко двору, потому что не было в ней ни капли той самой корпоративной культуры, зато имелись знания, и не только юриспруденции, но и вообще жизни в целом, а жизненный опыт – тоже не кот начихал. Порой случались спорные ситуации, и тогда Анна Валентиновна могла дать очень ценный совет, потому что смотрела на вещи под каким-то очень своеобразным углом и часто видела то, о чем они с Олегом и помыслить не могли, и всегда в итоге оказывалась права.
– Ваш кофе, Геннадий Михайлович.
Не открывая глаз, Генка потянулся к ароматно пахнущей чашке. Вот сейчас выпьет кофе, переговорит с юристом и поедет домой. По дороге к Олегу заглянет, и тогда уж…
– Спасибо, Маша.
Он отхлебнул кофе и счастливо вздохнул. Кофе Генка пил много в отличие от Олега, который не пил его совсем. Они с Анной Валентиновной дегустировали многочисленные соки и сладкие напитки, смешивали, снова дегустировали, пытаясь найти формулу Идеального Напитка, и в этой игре Генке было не место, сладких напитков он не пил совсем.
– Анна Валентиновна сейчас придет.
Генка кивнул и открыл глаза. Маша стояла у его стола, и он потянулся за очками, чтобы мир снова обрел четкость, и Маша тоже. Ну, вот, все на месте, и Маша все такая же обалденная, как бриллиант, отсвечивающий идеальными гранями, и все такая же бесстрастная и холодная. Робот, а не помощница.