Ахнули женщины, возмущенно закричали мужчины. Касьян схватился за голову.
– Гнат, твою дивизию, ты что творишь, придурок неуклюжий! Литр горилки коту под хвост!
– Кретин! – заорал Демид. – Да мы тебе руки поотрываем! Пипец полный!
– Хлопцы, вы чего? – Гнат побледнел, растерянно таращился на осколки под ногами. – Я хотел как лучше…
– Родители твои тоже хотели как лучше, – ядовито заметил Демид. – А получился у них ты. Такая вот хрень. Ничего в этом мире не меняется. Как был ты, Рваный, последним чуханом, так и остаешься. Ни хрена тебе доверить нельзя.
– Ты чего на меня баллон катишь? – взвился виновник «аварии», но быстро сник.
Охоты махать кулаками у него пока не было.
– Мальчики, вы в бешенстве? – с усмешкой осведомилась блондинка Ядвига, поправляя юбку, забившуюся в ягодицы. – Может, подпишите пакт о ненападении?
– Ладно, забыли. – Касьян махнул рукой. – Не последняя. Есть еще кое-что в арсенале. Но вы дебилы, в натуре, – заявил он головой, переводя взгляд с чадящего мангала на приятелей, уже сытых и пьяных. – Вместо того чтобы горилку жрать в наше отсутствие, могли бы шашлыками заняться.
– Твое хозяйство, ты и занимайся, – отрезал Петро.
Ссориться раньше времени парни не стали, инцидент замяли.
Касьян принес из летней кухни еще одну бутылку. Все выпили за здоровье и процветание украинской нации. Неуклюжему Гнату Рваному бутылку не доверили, приняли, так сказать, меры предосторожности.
Все входило в норму. Снова хохотали и беззлобно матерились мужчины, смеялись женщины, сидящие у них на коленях. Дозрело мясо на мангале. Крепкие зубы впивались в ароматную мякоть, сок стекал по губам.
Рваный блаженно скалился, лапал Терезу жирными руками. Та кокетливо хрюкала и многозначительно ерзала у него на коленях. Подобревший Демид травил анекдоты про тупых москалей. Все дружно ржали и сопровождали их нецензурными комментариями. Горилка и шампанское текли рекой.
Музыка пошла по второму кругу. На нее уже никто не обращал внимания. Нормальный звуковой фон, вроде шума ветра.
Блондин Петро рукавом вытер жир с губ, схватил Ядвигу, подмигнул ей и потащил в дом под дружные аплодисменты Касьяна и Демида. Рваный решил не отставать. Он стряхнул Терезу с коленей, взял ее за руку и повел куда следует.
– Не разбей там чего-нибудь! – крикнул им вдогонку Касьян. – Уяснил, Рваный? Никаких разрушений! – Он уловил запах, спохватился и кинулся снимать с решетки подгоревшее мясо.
Парни выпили по паре стопочек, потом появились Петро с Ядвигой. Блондинка улыбалась, виляла бедрами, хотя в ее лице и походке уже проглядывали первые признаки усталости. Она забыла поправить прическу, волосы торчали как у Пеппи Длинныйчулок. Девица плюхнулась на стул, залпом выпила остатки шампанского из своего бокала. Петро цвел, как вишня.
– Вот такой бабец! – Он показал большой палец и тоже плюхнулся на свое место.
Тут возникла и вторая парочка. Первой шла Тереза, небрежно помахивая бюстгальтером. Блузка на ней сидела криво, все торчало наружу, юбку она надела задом наперед. Девушка была изрядно подшофе. Она придурковато улыбалась, икала, но пока не сбивалась с курса.
Рваный тоже улыбался, но как-то смущенно, стыдливо. Он чувствовал себя неловко, хотя и в нем спиртное плескалось через край.
– Не получилось, – шепнул Демид на ухо Касьяну. – Или кончил, не успев начать. Проблемы с достоинством.
– Это у нас с тобой достоинство, – буркнул Касьян. – А у него недостаток.
Парни загоготали так, что задрожала посуда на столе.
Гнат покрылся пунцовой краской, разозлился.
– Эй, вы чего?
– Не обращай внимания. – Демид отмахнулся, он вздрагивал от смеха. – Это мы о своем, девичьем.
Запасы спиртного подходили к концу, но честная компания продолжала пить.
Блондинка стала жаловаться на изжогу, потом спросила:
– Мальчики, а то, что вы нам подсовываете, это действительно шампанское?
– А как же! – возмутился Касьян. – Лично покупал. Не из подвалов Прованса, ясное дело, но и не паленка. Да не парьтесь, девчата. У нас и горилка не самых изысканных пшеничных сортов. Все бабки на ваши услуги ушли.
Веселье продолжалось, пьяное, куражное. Подломилась ножка стула, и Гнат едва успел вскочить. При этом он схватился за край скатерти, что и повлекло очередные разрушения.
Касьян махнул на все рукой. Он уже и сам был пьян, море по колено.
Девчонки глупо улыбались. Блондинку вырвало. Подруга подхватила ее за талию. Обе поскользнулись, изобразили танцевальное па.
– Мальчики, мы отдохнем, не возражаете? – вяло пробормотала Тереза, судорожно отыскивая точку опоры. – Вздремнем часок, хорошо? И добудьте, ради бога, нормальное шампанское.
Они ушли, покачиваясь, как бойцы после тяжелого боя.
На месте застолья царил бардак – разбитая посуда, перевернутые стулья, разбросанная еда. Парни выпили еще по одной.
Окосевшего Гната потянуло в пляс. Он начал подпрыгивать, махать руками, выписывать кренделя, споткнулся, повалился в малину, огороженную декоративным заборчиком, и стал возиться в ней.
– Пробил защитное ограждение, – заявил Демид и нетрезво захихикал.
– Достал уже этот балбес! – в сердцах воскликнул Касьян Гныш и отправился извлекать товарища из ловушки.
Но и его потянуло в сторону. Ноги спасателя перепутались, и он тоже растянулся на земле под смех товарищей. Вот уроды, никакого сочувствия!
Касьян поднялся и побрел за угол, где его сводный брат Федор установил надувной бассейн для детей. Емкость приличных размеров была наполнена водой. Парень скинул одежду, подтянулся на лесенке, перевалился через борт и завопил. Вода оказалась на удивление холодной. Ничего, нормально, именно то, что нужно. Он нырнул, вынырнул, снова нырнул.
Затряслась нестабильная конструкция. В бассейн плюхнулся Демид, едва не врезав ему пяткой по скуле.
– А я что, рыжий? – провопил Петро и плюхнулся в воду.
– Эй, нелюди, меня подождите! – откуда-то взялся в дупель пьяный Гнат, весь в листве и обломках веток.
Он догадался стащить с себя одежду и свалился в бассейн, как подпиленное дерево, и изрядно нахлебался воды. Приятелям пришлось вытаскивать его и приводить в чувство.
Купание принесло свои плоды. Дурь из парней частично выветрилась. Они оделись и, дрожа, побежали в дом. Им не хотелось оставаться на улице, где к ночи похолодало. Касьян захватил с собой остатки горилки, сунул под мышку нераспечатанную колу.
В гостиной первого этажа спали две полуодетые путаны, разбросав конечности и волосы. Позы девчат были зверски соблазнительными, но дорогу к ним преграждала лужа рвоты.
Впрочем, продолжать разврат у парней желания не было. Они собрались на втором этаже, отчасти протрезвевшие, озябшие. В распоряжении Гныша, живущего в семье брата, были две комнаты. В них он все расставил по-своему, и интерьер оборудовал сам. Родственники в его владения старались не заходить.
В стену был встроен железный шкаф, запертый на ключ. С него свисало коричнево-черное полотнище «Правого сектора». На журнальном столике под аналогичным флажком красовалась пепельница, стилизованная под немецкую каску.
Видное место на стене занимал плакат желто-синей расцветки. На фоне огненного державного трезубца тень всадника с секирой нависла над Россией. Эту страну символизировала лошадь, лежащая на спине и бьющая копытами. Суть картинки самым непонятливым даунам поясняла готическая вязь, переливавшаяся золотом: «Украина убьет Россию!»
Рядом плакат поменьше: солдаты вермахта и УПА, слившиеся в едином наступательном порыве. И сопроводительная надпись: «За Украину!»
На соседней стене какие-то старые фотографии в рамочках. На них марширующие эсэсовцы, пожилая женщина с гордо задранным подбородком, группа вооруженных личностей в полувоенном облачении. Среди них видное место занимал стройный тип в немецком кителе, со шмайсером на груди, высокомерно смотрящий в объектив. Снимок был старый, его старательно ретушировали.
Двадцатишестилетний Касьян Гныш, уроженец Гривова, несколько лет прожил в Ивано-Франковской области, которую упорно величал Станиславской. Потом он несколько месяцев служил в добровольческом батальоне, участвовал в антитеррористической операции, карательных рейдах против жителей Донбасса, чем постоянно хвастался. Ушел он оттуда со скандалом, ходили слухи, что за чрезмерную жестокость. Это надо же так умудриться!
Когда война притихла, Касьян написал рапорт высокому начальству с просьбой направить его в диверсионную школу. Но что-то не срослось. Он служил в военизированной охране и оттуда с треском уволился. Теперь был сам по себе. Искания, мятежная душа, поиск истинного пути.
Парень вернулся на родину, в Гривов, толком нигде не работал. Старший брат Федор политикой не увлекался, имел свой бизнес и большую семью. Возвращение этого патриота было ему не в радость. Родители умерли, дом записан на Федора, но как откажешь родному человечку, пусть и родившемуся от другого отца?
Брат выделил Касьяну место на мансарде, посоветовал устроиться на работу и поменьше увлекаться своими нацистскими штучками. Пора бы и повзрослеть, в конце концов, ума накопить, семьей обзавестись. Сводные братья друг друга не любили, но мирились.
Жена Федора Людмила тоже воротила нос от Касьяна, на что ему было глубоко и искренне плевать.
Он перебивался случайными заработками. Знакомцы из районного отделения ОУН иногда поручали ему сопроводить важное лицо или груз, а то и начистить кому-нибудь рыло. Как-никак восток страны, сепаратистской нечисти хватает.
– Брательник-то твой где? – поинтересовался протрезвевший Демид Рыло.
Многие считали, что Рыло – погоняло, и очень удивлялись, узнавая, что это фамилия, которой он нисколько не стеснялся, даже выпячивал. В юности Демид занимался боксом, потом подвизался в криминальной группировке, зачем-то женился, развелся. Он выбил у бывшей супруги половину квартиры в Тернополе, где и кантовался целый год.
Оттуда Демид и пошел воевать на Донбасс в батальоне «Прикарпатье». Хотел овеять себя неувядающей славой, а заработал конфуз. Воевал он в принципе нормально, вот только слава про эту воинскую часть гуляла весьма сомнительная.
Именно батальон территориальной обороны «Прикарпатье», как выразилась Генеральная прокуратура Украины, «стал первопричиной серии событий, которые повлекли трагедию под Иловайском». Проще говоря, батальон бежал с места несения службы под Амвросиевкой, из-за чего обнажился фланг группировки. Этим воспользовались ополченцы и хорошо накостыляли бравым украинским воякам.
Вспоминать о службе Рыло не любил. Если кто-то поднимал эту тему, он сжимал кулаки и готов был разбить кому угодно «свою фамилию». Прецеденты случались.
– Убыло в Запорожье все святое семейство, будь оно неладно, – отмахнулся Гныш. – Тетка померла, вот они и поперлись на похороны. Как будто им с этого что-то обломится.
– А тебя на хозяйстве оставили? – осведомился Петро.
– Вроде того. Не помню я эту тетку, маленький был, какое мне дело? Рваный, ты чего там завис? Давай посуду. И не вздумай что-нибудь разбить.
– Ага. – Гнат еще не протрезвел, но уже походил на человека. – А это что за кекс, Касьян? – Он кивнул на фотографию времен Второй мировой войны.
– Это ты кекс, – строго сказал Гныш. – А это мой прадед Нестор Бабула. Он командовал отрядом УПА в Прикарпатье. Героическая личность, между прочим. Вот с кого надо делать жизнь, друзья мои. С поляками воевал, с москалями, даже немцев колотил, когда те слишком зарывались. Человек-легенда. Враги боялись его как огня, район, который он контролировал, обходили стороной! – Касьян непроизвольно повысил голос.
– Ты же вроде не Бабула, – сказал Демид.
– И что с того? Дочь у него была, бабка моя. Выросла, замуж вышла, фамилию сменила, оттого и стали мы Гнышами. Но кровь ведь та же! Память осталась, старые фото, архивные документы, подтверждающие, что прадед мой был героической личностью.
– И чем он кончил? – спросил Петро. – Шлепнули его или выжил?
– Там темная история была. – Гныш немного смутился. – Не хочу сейчас об этом. Светлый был человек, чем бы ни закончил. Именно таких нам сейчас не хватает. Повсюду сплошные трусы, кретины и предатели вроде нашего главного алкаша и всей его братии. Продали страну, по кускам растащили, разворовали.
– Это нормально, – попытался пошутить Петро. – Придут русские, а уже нет ничего, все свои украли.
– Да иди ты на хрен со своими шутками! – вспылил Касьян.
Петро примирительно поднял руки, мол, сдаюсь. Он осклабился, тоже еще не протрезвел.
Петро Притупа имел типичную арийскую внешность и такие же жизненные ориентиры. В армии не служил, но занимался дзюдо. На Майдане он дальше всех швырял камни и даже попал по башке сотруднику «Беркута», что заснял на камеру один из его сподвижников.
Потом парень полтора года разгуливал в камуфляже, непонятно кем себя мнил. В компании себе подобных типов он проводил рейды по «русским» кварталам Запорожья, избивал тех, которых считал подозрительными. Это был убежденный сторонник чистоты украинской расы. Он считал ее реально арийской и даже нордической.
– Ладно, вздрогнули, – проворчал Гныш, разливая по бокалам остатки водки.
Парни дружно выпили, занюхали рукавами. Им сразу похорошело, закружились головы, придремавшая дурь приготовилась к возвращению.
– Рваный, какого хрена ты еще здесь? – заявил Гныш. – Топай вниз, бери, что там еще осталось, да живо сюда. Шлюх не буди, ну их на хрен.
– Я тебе что, шестерка, бегать по твоим поручениям? – вякнул Рваный, которого опять развозило.
– Смелый ты стал, Гнат, уважаю. Ладно, сам схожу. Только хрен ты у меня еще бухла получишь.
– Ладно, не заводись, – огрызнулся Рваный. – Не видишь, иду уже.
Товарищи, сдерживая смех, смотрели, как Рваный, держась за стенку, ковылял к лестнице. Он оступился, но успел ухватиться за перила и благополучно достиг подножия.
К Рваному приятели еще со школы относились иронично, хотя до точки кипения старались не доводить. Тоже чревато. Как-то бомж со свалки к нему прикопался, требовал денег, махал тупым ножичком, всячески обзывался.
Гнат терпел до последнего, потом схватил камень и заехал бомжу в рожу! Тот выронил нож, но продолжал ругаться. Рваный в этот миг был неподражаем! Доведенный до исступления, он снова треснул бомжа, а когда тот упал, рухнул на него сверху и бил по роже каменюкой, пока рука не устала. При этом орал что-то дикое, плевался, сверкал глазами.
Перепуганные товарищи едва оттащили его. От головы бомжа осталось жуткое месиво. Парни торопливо зарыли его в мусор, убедились, что не было случайных свидетелей. Гнат еще долго не мог прийти в себя, а потом отчаянно трусил, вздрагивал от каждого стука в дверь, впадал в неистовую панику от телефонных звонков.
Он тоже толком не работал, жил на родительскую пенсию. Гитлера считал кумиром, нашел в Интернете украинский перевод «Майн кампф» и часами не отрывался от этой книжонки. На Майдан Рваный прибежал одним из первых, выворачивал булыжники из мостовой под знаменами «Правого сектора», громче всех орал: «Кто не скаче, той москаль!»
Он вернулся какой-то растерянный, непривычно задумчивый.
– Ты почему пустой? – накинулся на него Гныш.
– Так это самое, хлопцы… – Гнат озадаченно почесал загривок. – Нема там бухла, выпили все. В натуре, гадом буду, не вру, все обыскал. Жрачки есть немного, но какой от нее прок без бухла?
– Так ты сам, скотина, литр горилки расколотил, – заявил Касьян. – У меня все было посчитано. На последние, между прочим, брал!
– Вот так влипли! – Демид схватился за голову и невольно засмеялся.
Мол, вот так всегда. Закон жизни. Нет именно того, что очень надо.
– Хлопцы, так вроде купить можно, – внес он на рассмотрение грандиозную идею. – Тут же ларек круглосуточный. Десять минут физкультурной рыси. Рваный сбегает.
– А почему сразу Рваный? – взвился Гнат.
– А кто литр расколотил?!