Парень упал на пол и судорожно зарыдал, пока, наконец, Иеремия не подтолкнул его в плечо.
– Ничего, давай выйдем, сын мой.
Плач раздался в ночи и эхом отразился в черном небе.
Другие члены каравана, собравшиеся у открытой двери, стояли как парализованные. И никто не осознал, что в эту минуту, на их глазах, великая власть перешла от одного человека к другому.
Остаток ночи и большую часть следующего дня Иеремия помогал выжившим членам колонны справиться с трагической утратой их духовного наставника и морального компаса. Никто не был в состоянии продолжить путешествие, поэтому они укрепили периметр, выставили караул, а Иеремия побудил людей раскрыть душу, помолиться и запомнить наставника таким, каким он был при жизни. Они похоронили мужчину в юго-восточном углу лагеря KOA, рядом с деревьями ореха-пекана. Джеймс произнес прощальные слова, затем еще некоторые альфа-самцы произнесли свои, каждый из них в конце сорвался на слезы и замолк, не в силах продолжить. Смерть отца Мерфи потрясла их до глубины души. Иеремия видел, что им требовалось излить скорбь.
На закате следующего дня очень немногие члены колонны покинули самодельную могилку. Большинство медлило у горки свежей земли, словно они были в гостях и боялись оставить жилище любимого родственника, молились, рассказывали истории о щедром духе и добрых поступках отца Мерфи, его стойкости перед лицом Армагеддона. Некоторые делились фляжками с дешевым несвежим «лунным светом» или самокрутками, сделанными из табака, который по-прежнему в изобилии рос в южной Джорджии и вдоль северных границ полуострова, или все той же самой вяленой говядиной, которую они ели вот уже несколько недель, со дня, как остановились на заброшенной стоянке грузовиков за границей Джексонвиля.
Иеремия наблюдал за всем этим, пока на закате дня ему в голову не пришла идея.
– Парни… Будет ли мне дозволено сказать?..
Он поднялся в полный рост у края могилы. По-прежнему в черном траурном наряде и поношенном галстуке, он больше чем когда-либо походил на неуместного ныне представителя власти из прошлой эпохи – налогового агента или аудитора, пришедшего, чтобы изъять книги, хранящиеся в автомобилях колонны. Иеремия держал кожаный бурдюк, наполненный тем самым ужасным виски, что он несколько часов делил с Джеймсом Фрейзером, Нормой Саттерс, Лиландом Барресом и Майлзом Литтлтоном.
– Я знаю, что не достоин взять слово в такой горестный и важный момент, – он оглянулся со смиренным и сокрушенным видом. – Я не знал отца Мерфи столь долго, как вы. Я не имею права давать ему оценку. Все, что я хочу сказать: вы судите человека не по тому, что он делает в своей жизни, но по тому, что он оставляет после себя. И, позвольте сказать, старый Патрик Мерфи оставил после себя целое море любви и одну великую мечту.
Он сделал паузу, и в этом был гений Иеремии Гарлица – его способность удерживать аудиторию тщательно дозированным молчанием. Он позволяет молчанию, подобно реке, ровнять горы, подобно семени, пускать корни и вырастать в гигантское древо. Его молчание порождало любовь.
– Отец Мерфи оставил после себя мечту в утешение и для поддержки перед лицом Последних Дней… прекрасную мечту среди адских тварей… мечту о чем-то большем, нежели просто выживание. Он оставил после себя мечту о жизни. Он хотел, чтобы вы все процветали. Вместе. В движении, всегда в движении. Подобно потоку, что вырастет в реку, подобно реке, разливающейся в море.
Опять тишина. Слушатели судорожно сглатывали, сдерживали слезы, склоняли головы. Они хотели освободиться от груза, и тишина позволяла им сделать это. Иеремии казалось, будто он слышал биение сердец.
– Я не знаю всех вас, но за славное, пусть короткое, время, проведенное мною со святым отцом, я осознал – он ведал что-то, чего не ведал я. Он знал дорогу к раю – и нет, я говорю не о небесах, я говорю о рае на земле. Даже в эти проклятые времена, среди кошмарных руин, он держал ключ к райским вратам, и вы знаете, что это за ключ? В эти последние дни, вы хотите узнать, что такое рай?
Новая порция драматичного молчания, Иеремия установил зрительный контакт с каждым слушателем – грязные, изможденные, напуганные лица были обращены к нему. В переполненных печалью глазах плескалась жажда спасения, желание узнать ответ.
– Это мы. Мы! С добротными шинами на колесах и несколькими галлонами топлива в баках. – Он повысил голос. – Это все, чего хотел отец Мерфи для нас. Чтобы мы были вместе и продолжали движение. Это просто. Это и есть рай святого отца… колонна. В движении. Подобно древним израильтянам, сбежавшим из Египта! Колонна! Подобно иудеям, ищущим Ханаан!
Он издал триумфальный крик:
– КОЛОННА!
Здоровяк Лиланд Баррес, бывший водопроводчик из Таллахасси, известный постоянными высказываниями на тему евреев, контролирующих банковскую систему, первым вскочил, хлопнул себя по бедру и закричал:
– Чертовски верно!
Иеремия растянул губы в блаженной задумчивой улыбке, полной смирения. Дородная женщина в сарафане с цветочным рисунком, стовшая напротив могильной насыпи, отвернулась, ее губы искривились в презрении и недоверии.
Норма Саттерс стояла на дальнем конце ореховой рощи, с угрюмым выражением слушая, как проповедник наконец подошел к главному моменту своей маленькой импровизированной проповеди. Вся его речь не только казалась Норме неподобающей, но и немного беспокоила ее – способ, при помощи которого гигант в черном почти незаметно стал центром внимания, вкрадчивый снисходительный тон, трогающий за душу… Норма Саттерс знала эти штучки. За свою жизнь она повидала немало лицемеров. Этот парень превосходил всех.
«Ты в порядке?» – шептал ей Майлз. Молодой человек в балахоне стоял рядом с ней; тусклый отблеск прошлых счастливых лет лежал морщинами на его лбу. По выражению его лица было видно, что он тоже чувствовал фальшь, но, по-видимому, даже не мог выразить этого.
Она заставила его замолчать, приложив пухлый палец к губам, показывая, что им стоит выслушать проповедника до конца.
– Друзья, сегодня я смиренно пришел к вам с предложением. – Теперь проповедник обратился к группе, расставляя акценты глубоким баритоном, громким как трубный глас. Он искусно играл интонациями, так чтобы даже дальние ряды слышали каждый вздох, каждую драматическую паузу. Большинство проповедников от природы артистичны и громогласны, но в этом парне было что-то такое, что Норма даже не могла определить. Что-то, позволяющее управлять другими людьми. Что-то пугающее.
– У меня нет права быть на месте оставившего нас святого отца – ни у кого его нет, – но я с удовольствием, в память о его наследии, вызовусь взять на себя эту ответственность. С вашего благословения, с вашего одобрения, с вашей помощью я с радостью возглавлю это великое общество – эту передвижную общину богобоязненных христиан, – если вы примете меня, если вы окажете мне эту честь.
Шепот одобрительного бормотания прокатился среди двух дюжин прихожан, оставшихся на похоронах в багровых сумерках, среди плотных теней скрюченных ореховых сучьев, что нависли над могилой. Днем в разговоре с Нормой Майлз выразил уверенность, что Лиланд Баррес придет к власти. Лиланд куда более подходил на место отца Мерфи, чем непонятный чужак с Библией и крестом. Он следовал за колонной с первых дней восстания. Владелец независимого оружейного магазина из Джексонвиля – Лиланд со своей последней женой жили на стоянке для фургонов рядом с улицей Джонс Ривер, и, когда люди начали умирать и возвращаться, жаждая человеческой плоти, Лиланд прислушался к своим инстинктам и отправился в путь.
Ветерок принес слабый аромат гниющей плоти, перебивающий запах орехов, сорванных с веток. Норма почувствовала тошноту, обменялась взглядом с парнем, стоящим рядом с ней.
– М-мм… Какой сюрприз! – пробормотала она со вздохом отвращения.
По ту сторону свежезасыпанной могилы гигант проповедник делал то, что обычно делают все продавцы, – переходил на доверительное обращение:
– Я не жду, что вы примете меня сразу, что будете доверять мне столь сильно, сколь доверяли этому дорогому человеку, которого мы только что предали земле. Я не жду, что вы примете столь важное решение, пока все хорошенько не обдумаете, не проголосуете, пока не будете, черт возьми, уверены!
Последняя драматичная пауза. Кульминационный момент зрительного контакта с каждым слушателем и финал:
– Но я обещаю и заверяю вас в одном, как сказано в Евангелии: примете меня, и я вас поведу. Вот уж год, как я оказался в дикой местности, и я выжил и сделаю все, что в моих силах, чтобы выжили вы. Все вы! И я буду молить Всемогущего, чтобы Он помог мне сделать так, чтобы вы процветали. Потому что все вы дети божьи, и мы восторжествуем!
Несколько одобрительных криков смешались с его словами. «МЫ! ВОСТОРЖЕСТВУЕМ! ВМЕСТЕ! КАК ОДИН!»
Крики заглушили голос проповедника и заставили Норму стиснуть зубы. Толпа обступила гиганта, начала праздновать победу, напоминающую Норме об избирательных кампаниях второсортных политиков. Она подала Майлзу сигнал, и два недовольных слушателя тихо скрылись в тенях за ореховыми деревьями.
Почтенный Иеремия Гарлиц, окрыленный неистовой поддержкой, не заметил скептиков, поспешно покинувших сцену.
Глава пятая
На следующее утро, прямо перед рассветом, когда колонна включила моторы в шуме грохочущих команд и кашле от угарного газа, Иеремия занял свой недавно обретенный трон за рулем побитого кемпера, принадлежащего ранее отцу Мерфи, в том же потертом водительском кресле, где размещался костлявый зад предыдущего лидера в течение долгих месяцев. Проповедник вначале сомневался, когда ему предложили вести любимый «Виннебаго» святого отца с фотографиями папы римского и спортивных команд Малой Лиги, коих спонсировала церковь, но в конечном итоге он решил, что есть в этом некая элегантная симметрия.
Теперь Иеремия с гордостью выехал на главную дорогу, имея в арьергарде силу целой колонны, а ранний утренний туман опустился подобно серому стальному занавесу на пасмурный рассвет. В воздухе витал резкий запах гари, и небо было такое низкое и мрачное, похожее на старый уголь, как будто только что выкопанный из-под земли. В этой части Флориды в воздухе витало ощущение первобытного мира: все вокруг такое болотистое и с пушистым налетом плесени – на каждом заборном столбе, каждом почтовом ящике, дорожном знаке и линии электропередачи.
Риз и Стивен ехали сразу же за кемпером в побитом «Эскалейде», оба уже почти вылечились с помощью караванных запасов медикаментов и комплектов первой помощи. За внедорожником двигалось больше четырнадцати машин, в каждой – шокированные, уставшие от угрозы эпидемии последователи умершего священника. Голосование, которое сделало из Иеремии нового лидера – просто оборванные бумажки со словом «да» или «нет», собранные в шляпу, – было практически единодушным, и лишь два члена колонны, чьи личности все еще не были известны Иеремии, выразили несогласие.
Ничего, он будет внимательно следить за нравственным обликом людей и, может быть, однажды выведет на чистую воду эту парочку филистимлян, что имели безрассудство проголосовать против него. Прошлой ночью Иеремия объяснил своим новоявленным сторонникам, что частью новой политики будет скорее исследование соседних штатов, чем прилегающих береговых территорий. Он уверил их, что в Джорджии, Алабаме и Южной Каролине больше возможностей обнаружить нетронутые ресурсы. А вот о чем он не сообщил своим последователям, так это о семени мысли, что проросла в его мозгу. Семя это заронило тайное избавление от отца Мерфи, и с тех пор идея развивалась. Возможно, это было величайшее вдохновение, воспылавшее в душе Иеремии Гарлица, с тех пор, как он задумался о церкви апокалипсиса.
Они пересекли границу штата Джорджия около пяти часов вечера того же дня. До окраин Атланты добрались к полуночи. Почти без горючего, голодные, больные и истощенные долгой дорогой, они устроили стоянку на лесистом холме недалеко от той кошмарной местности, через которую Иеремия и его последователи путешествовали в Вудбери. Безмолвный ли горн призывал Иеремию обратно в это богом забытое место? Было ли оно личным Гефсиманским садом Иеремии, таинственным лесистым холмом, на котором Христос вкушал свой последний ужин и был впоследствии схвачен и арестован центурионами? Этой ночью большой проповедник позвал Стивена, Риза, Лиланда и Джеймса к своему очагу.
– Парни, самое время предпринять поход за топливом, – объявил он при мерцающем свете огня.
– Я хочу, чтобы вы четверо отправились до рассвета, взяв две машины, чтобы пересечь как можно большее расстояние, – Иеремия давал указания уверенно, его предводительская мантия уже стала второй кожей. – Ищите газ, дизельное топливо, даже придорожные забегаловки, в которых все еще могут быть печи с маслом.
Мужчины разошлись, чтобы подготовиться к заданию, а проповедник провел оставшуюся часть ночи, бодрствуя в кемпере, хлеща холодный растворимый кофе, рисуя скетчи, делая заметки – в общем, разрабатывая стратегию того, как претворить свою грандиозную идею в жизнь… или смерть, как он думал с увлечением. Это идея сделает его могущественнее любого из переживших эпидемию – настоящим одноглазым королем. Он работал почти все время до рассвета, и в конечном итоге глубоко заснул на диван-кровати кемпера, не заметив того факта, что один из членов его нового племени шпионил за ним всю ночь. Тень полной афроамериканки пряталась снаружи, в зарослях подлеска, меньше чем в тридцати шагах от заднего бампера фургона. Она специально вслушивалась во все – включая тихое бормотание проповедника, от случая к случаю разговаривающего с самим собой, что-то несвязное о древних «языках» – большая часть из этого непонятна ей. На начальной стадии расследования все, что она знала, – этот проповедник, несмотря на природную харизму и ораторские способности, безумен, как Шляпник, и, возможно, так же опасен, как ядовитая змея.
В тот день Иеремия собрал совет перед своим кемпером, сидя на плетеном уличном стуле, а малышка с кудрявыми волосами, по имени Мелисса Торндайк, спала у него на коленях, как домашний питомец, с большим пальцем во рту. Проповедник выглядел абсолютно расслабленным в кругу из машин и временных баррикад. Дымя помятой доминиканской сигарой, он потягивал растворимый чай, воротник рубашки был расстегнут так, что видны волосы на верхней части груди, и вел беседу с главами двух семейств – Честером Глисоном и Рори Торндайком, оба бывшие рабочие, рубаха-парни, прекрасные образцы для новой армии Иеремии. На самом деле проповедник готовился начать мотивационную речь о стае ходячих и их цели во время Упокоения, когда его прервал голос Стивена Пэмбри:
– Брат Иеремия!
Большой мужчина непроизвольно вздрогнул и, прежде чем вытолкнуть наружу хотя бы одно слово своей подготовленной речи, обернулся и внимательно посмотрел через плечо на четверых мужчин, появившихся из леса. Они вернулись с севера, тяжело дыша, с широко распахнутыми и горящими от нетерпения глазами. Стивен шел первым, его ветровка была застегнута до горла, а вязаная шапка натянута на перевязанный лоб. Он сильно хрипел от волнения, неровное дыхание вырывалось из груди с дребезжащим хрипом. Позади другой мужчина с большим пластиковым контейнером бензина торопился и пытался его нагнать, лица обоих горели от волнения и пота.
– Успокойся, брат, – произнес большой проповедник, поднимаясь со стула, и осторожно отдал девочку обратно отцу. Он бросил взгляд на Честера и Рори.
– Почему бы вам, парни, не отнести малышку обратно к маме? Дайте мне минутку, чтобы поговорить с ребятами.
Каждый из глав семейств кивнул и в спешке ушел на другую сторону лагеря, а Стивен Пэмбри приблизился, не дыша:
– Вы не поверите… что мы только что видели… наверно, в десяти милях отсюда… они… они… ищут что-то…
Парень корчился от боли, держась за грудную клетку и пытаясь втянуть воздух в легкие. Остальные собрались вокруг проповедника. Сложив на груди большие руки, Иеремия сказал: