— Ишь, — прокомментировал лениво один из таксистов. — Холодно ему. Поле врубил…
— Да, это тебе не Вега, — не без злорадства заметил второй.
Третий подумал и хмыкнул.
— Какая Вега? С Веги — те здоровые, черные. А серебристые — это с Проциона.
— Процион-моцион!.. — Второй раздраженно заплевал окурок. — Налетело погани со всего света… Куда едем?
Последний вопрос относился к прозрачнобородому юноше, остановившемуся то ли послушать таксистов, то ли поглядеть на инопланетянина.
— Да пожалуй, что никуда, — несколько смущенно ответил он. — А что, скажите, вот это розовое… это и есть поле?
Но таксист с ним больше разговаривать не пожелал и снова повернулся к коллегам. Губы юноши обиженно дрогнули. Однако спина сердитого шофера выглядела столь непробиваемой, что он решил не связываться и пошел прочь, время от времени пожимая свободным от этюдника плечом. Асфальт по периметру площади был совершенно чист — видно, листву размело при посадке.
— Сережа!
Юноша остановился. Из-за последней елочки вышел, ухмыляясь, рослый плечистый парень. Из-под прямоугольного козырька высокой фермерской кепки на юношу, которого, оказывается, звали Сережей, уставились маленькие серые глаза — не выразительнее заклепок. Зато нижняя челюсть была куда как выразительна! Ворота прошибать такой челюстью.
— Володька, ты? — Обрадованный Сережа сбросил с плеча этюдник и протянул хрупкую мальчишескую руку навстречу огромной ухватистой пятерне с оббитыми и расплющенными костяшками пальцев. Надо полагать, молодые люди не видели друг друга давно, потому что после рукопожатия они еще и обнялись.
— Ну ты, я смотрю, вообще не изменился, — подавая звук несколько в нос, приговаривал рослый Володя. — Каким был на выпускном — таким и остался…
— Как? А борода?
— Где борода? — Володя всмотрелся. — Елки-палки! Сразу и не заметишь… — Взгляд его упал на этюдник. — Так все и рисуешь?
— Крашу» — криво усмехнувшись, поправил Сережа.
— Не свисти! — последовал ответ. — Сам, небось картины пачками за бугор гонишь. За зелененькие, а?
— Скажешь тоже… — совсем засмущавшись, проговорил Сергей. — Слушай, а почему ты без куртки? Холодно же!
Володя осклабился.
— А у меня куртка вон там, за елочками стоит… Ну, хватай свои деревяшки, пошли…
За елочками, отражая в подробностях лаковыми черными боками сентябрьский денек, стояла новенькая «Волга».
— Твоя? — поразился Сергей.
Володя не ответил. Похоже, при виде собственной «Волги» у него резко испортилось настроение. С удрученным видом он огладил край капота и, вздохнув, сказал:
— Продавать хочу…
— С мотором что-нибудь? — робко предположил Сергей.
— «Мерседес» буду брать, — сухо пояснил тот. — Оно и на вид получше, и скорость в случае чего… Погоди-ка… Во-от… — продолжал он, протискиваясь за руль и открывая изнутри вторую дверцу — для Сергея. — А я, ты понимаешь, еду, и вдруг — раз! Мотор заглох. Что такое, думаю… Выглянул — а он как раз на посадку заходит… А потом гляжу — ты идешь…
Он взялся за козырек и как бы снял лоб вместе с кепкой. Под высокой тульей, прикрытые наполовину плоской каштановой челочкой, оказались одни надбровья — правда, очень мощные.
— Ты это серьезно? Ну, насчет «мерседеса»…
Володя только усмехнулся в ответ и включил зажигание. «Волга» с набором скорости вписалась в поворот, и Сергея на пару секунд прижало к каменному бицепсу бывшего одноклассника.
— Погоди, — спохватился он. — А куда мы едем?
— Ко мне, — невозмутимо отозвался Володя. — Что ж я, еще пять лет тебя отлавливать буду? Леха вон в Штаты подался — и то уже два раза с ним виделись. А тут в одном городе живем…
Сказано это было с упреком.
— Да понимаешь… — виновато начал Сережа, потом запнулся и в затруднении потрогал болтающуюся перед глазами тусклую спиралевидную висюльку, совершенно не вписывающуюся в роскошный интерьер «Волги».
— Ты полегче с этой хреновиной, — скосив невыразительный глаз, посоветовал Володя. — Она, чтоб ты знал, триста баксов стоит.
Испачканный в краске палец испуганно отдернулся.
— Да ну тебя… — смущенно улыбаясь, сказал Сережа. Но, посмотрев на друга повнимательнее, перестал улыбаться и во все глаза уставился на покачивающуюся вещицу.
— Погоди… Так это — оттуда? Из отеля?
Володя кивнул с довольным видом.
— А… посмотреть можно?
— Смотри, — милостиво разрешил тот. — Только имей в виду: хрупкая, зараза. Карандашом щелкнешь — сразу в пыль… Телка одна моя умудрилась: представляешь, села на такую вот штуковину!.. Так даже пыли не осталось: одно пятно на юбке, другое — на сиденье… И не выводится вдобавок. Еще и обшивку из-за нее менять пришлось. Чуть не пришиб корову…
Летящий навстречу проспект отвалился влево, и машину коротко протрясло по свежезалатанному асфальту неширокой улочки.
— Козлы… — равнодушно обронил Володя. — Опять дорогу ломали — трубу у них там какую-то пробило…
Сережа чуть ли не с отчаянием всматривался в покачивающуюся на ниточке спираль.
— Слушай, — спросил он наконец. — А зачем она?
— Сам, что ли, не видишь? — недовольно сказал Володя. — Висит. Переливается. Денег стоит.
— Переливается?..
Володя досадливо шевельнул тяжелой челюстью.
— Да тут, понимаешь, какое дело… Она ж не на наше зрение рассчитана. В ультрафиолете, говорят, переливается…
«Волга» нырнула под полотно железной дороги и, пролетев мрачный сырой туннель, снова вырвалась на божий свет. Слева с оттяжкой замелькали выложенные кафелем многоэтажные здания.
— Странно все-таки, ей-богу… — как-то жалко усмехнувшись, сказал Сергей.
— А что странного? — не понял Володя.
— Да вот, казалось раньше… прилетят они — и все пойдет по-другому…
Володя хмыкнул и задумался. Надолго. До самого поворота. Потом внимательно посмотрел на бывшего одноклассника.
— А по-другому — это как?
— Ну, знаешь!.. — только и смог сказать Сергей, глядя на дверь Володиной квартиры.
Дверь представляла из себя прямоугольник листовой стали изрядной, видимо, толщины, с металлическим штурвальчиком вместо ручки.
— Да грабанули меня месяц назад, — нехотя пояснил Володя. — А тут фирма одна… Такую вот броню навешивает…
— Да-а… — с уважением молвил Сергей. — Черта с два теперь откроешь…
— Открыва-ают… — утешил Володя, извлекая из кармана кожаный чехол с многочисленными ключами. — У бугорка одного такая же дверь была — с тремя замками, ну? Вверху, внизу и посередке… Так они что сделали! Дождались, когда уйдет, поставили на лестничной площадке флажки: осторожно, мол, сварка… Подвели автоген, разрезали петли, ну и открыли в другую сторону, где замки… Мою-то, правда, хрен так откроешь, у меня ручку повернул — и четыре штыря входят в косяки, в порог и в притолоку. Так что только со стеной вынуть можно… На, подержи…
Он отдал Сереже прихваченную из машины инопланетную висюльку и принялся крутить штурвальчик и проворачивать ключ. Открыл, забрал вещицу, и бывшие одноклассники прошли в голую, с ободранными обоями прихожую. Изнутри дверь выглядела и вовсе устрашающе: маслянисто отсвечивающие штыри и сваренная из швеллеров рама. Особенно поразил Сер гея глазок призматический, на манер перископа.
— Это чтоб в глаз через дырку не выстрелили?
— А чего ты ржешь? — без улыбки отозвался Володя. — Стреляли уже.
— В тебя?
— Ну ты даешь! — сказал Володя, замыкая дверь изнутри. — Если бы в меня, ты бы сейчас со мной не разговаривал…
Несколько ошарашенный, Сережа повесил куртку на торчащий из стены гвоздь-двухсотку, и они, миновав открытую дверь в спальню, где стояла прикрытая пледом раскладушка да валялось всевозможное спортивное железо, очутились в обширной комнате, казавшееся больше истинных своих размеров из-за полного отсутствия обстановки. Видимо, первым приобретением ограбленного Володи была бронированная дверь с глазком и штурвальчиком.
— Неужели и мебель вынесли? — пришибленно спросил Сережа.
— А ты думал? Открыли квартиру, подогнали фургон, наняли грузчиков… А соседям сказали: переезжает… Съездил, короче, позагорал… Ты посиди, я сейчас…
Сережа прислонил этюдник к одной из голых стен и присел на табуретку возле покрытого клеенкой кухонного стола, вгляделся. Комната была освежевана так же, как и прихожая. Надо полагать, Володя решил, воспользовавшись случаем, заодно и отремонтировать квартиру.
В открытую форточку с улицы ползло какое-то невнятное глухое бормотание, время от времени стираемое шумом проходящих машин. Невольно создавалось ощущение огромной толпы под окнами.
Вернувшийся Володя поставил на стол початую бутылку коньяка, два разнокалиберных стакана, какие-то консервы и надорванную пачку галет.
— Другой закуски нету, — предупредил он. — Так что — чем богаты…
И принялся вскрывать баночку черной икры иранского производства.
Глухое бормотанье на улице тем временем становилось все явственней — не было уже никакого сомнения, что под окнами собралась толпа человек в пятьдесят. Затем бормотанье взбурлило гомоном, из которого прорезался вдруг совершенно нечеловеческий крик: «За кем? За ним?»
— Во! — заметил Володя, разливая коньяк. — Десять часов ровно. Акционеры, блин… Ох, кину я им как-нибудь туда «черемуху»…
— Черемуху? — удивился Сережа.
Володя рассмеялся и, опустив на свой стакан огромную оббитую лапу, заставил друга сделать то же самое. Посуда была сдвинута основаниями, и звук получился, как от столкновения двух булыжников. Бывшие одноклассники выпили и за неимением ложек подцепили икру из баночки обломками галеты.
— Слушай, — сказал Сергей. — А эта спиралька… откуда она у тебя?
Володя насмешливо разглядывал совершенно не изменившегося приятеля.
— Ну, скажем, купил…
— Слушай, а у кого?
Последний вопрос почему-то сильно не понравился Володе.
— Да иди ты к черту! — сказал он. — Нашел вообще, о чем говорить!.. Из наших кого-нибудь видел?
— Из наших? — Сережа подумал. — Скляра видел. В автобусе.
На мужественном лице Володи был изваян живой интерес.
— В автобусе? Ну-ну, и как он?
— Да знаешь, не очень… — признался Сережа. — Грязный какой-то, на ногах еле держится…
Володя скорбно кивал.
— Да, — сказал он наконец. — Спился Скляр. Мне об этом уже год назад говорили… А еще кого видел?
— Ленку видел, — улыбаясь от уха до уха, сообщил Сережа. — По телевизору.
Глаза у него блестели — видно было, что за пять лет пить он так и не научился.
— Да? — сразу оживившись, вскричал Володя. — И ты тоже?.. А я, ты понимаешь, смотрю в программке: конкурс красоты, финал… Включил — гляжу: елки-палки! Ленка наша в купальничке… дефилирует… Ну что ты? Без пяти минут королева… — Он оборвал фразу, помрачнел и закончил ворчливо: Насажали козлов в жюри… Видел, какую они мымру выбрали? Куплены все на корню…
— Да ну, не может быть… — усомнился Сережа.
— Куплены-куплены, — сказал Володя. — Но и она тоже хороша — предупредить не могла…
— А что бы ты сделал?
Володя молчал, угрюмо пошевеливая челюстью. Невыразительные глаза его как бы провернулись сами в себе и вообще перестали что-либо выражать.
— Да, слушай! — встрепенувшись вдруг, озабоченно проговорил он. — Ты сам-то — как? Никуда пока не собираешься? Ну там в Союз художников вступать?..
— Смеешься… — уныло молвил Сережа. — Какой там Союз!..
— Соберешься — скажи, — вполне серьезно предупредил Володя. — А то ведь там тоже, наверное, козлов полно… Вообще давай — рисуй, становись знаменитым… Чтобы я тобой гордился, понял?
Он снова плеснул в стаканы коньяк.
— Ну, давай… За нас! За десятый «вэ»!
Гляделки его затуманились, и он произнес мечтательно:
— Вот построю лет через пять виллу — с бассейном и с кинозалом… Соберу весь класс… И будете вы у меня там плавать и кино смотреть…
В открытую форточку с улицы забрело сдавленное «Заноси, тудыть!..» и гулкий стук опускаемой тяжести.
— А я так и не понял, — сказал Сережа. — Купил ты ее или выменял?
— Кого?
— Да спиральку эту… из отеля…
Володя вдруг изменился в лице. Переносица вздулась, как у тигра.
— Ты соображай, что говоришь! — гаркнул он на испуганно съежившегося Сережу.
— Так а что я такого?.. — растерянно пробормотал тот. — Я же…
Володя шумно дышал, раздувая ноздри. Потом вскочил, двинулся к двери, обернулся.
— Лучше бы ты меня на хрен послал! — в сердцах бросил он и исчез. Слышно было, как он громыхает за стеной своим спортивным железом. Совершенно сбитый с толку, Сергей ждал продолжения.
Володя вернулся с дымящейся сигаретой.
— Вот! — сказал он. — Закурил из-за тебя!..
И заходил, успокаиваясь, по гулкой пустой комнате. Все еще ничего не понимающий Сережа, прижав испачканные в краске ладони к груди, сидел на табуретке и только поворачивался вслед за разгневанным другом.
— Володь… — повторял он жалобно. — Ну извини, ну… Володь…
Володя стремительно нагнулся к отпрянувшему Сереже и потряс перед самым его лицом узловатыми, чуть скрюченными пальцами, в которых дымилась «честерфильдина».
— Ты запомни, — проговорил он с угрозой. — Я к этому отелю не подходил и не подхожу! И тебе не советую!..
Он выкинул докуренную едва до половины сигарету в форточку и, успокоившись малость, вернулся за стол. Сердито расплеснул остаток коньяка по стаканам.
— Ну прости, Володь… — Сережа чуть не плакал.
— Ладно, замяли… — хмуро проворчал Володя. — Ты смотри, еще кому-нибудь такое не ляпни. Скажи мне кто другой — в шесть секунд рыло бы начистил и с лестницы спустил…
— Так а что я ляпнул-то?
— Что-что… — Володя все еще посапывал разгневанно и в глаза не смотрел. — Можно подумать, не знаешь, как относятся к этим… Ну, к тем, которые у отеля пасутся…
— Знаю, — сказал Сережа. — Плохо.
— Плохо? Да их никто за людей не держит! Понял?.. — Володя проглотил коньяк и со стуком вернул стакан на стол. — Слышал, небось, на что они у проционов все эти побрякушки выменивают?
— Н-ну… я полагал, на сувениры какие-нибудь наши…
При этих словах тяжелая челюсть Володи отвалилась, и он несколько секунд смотрел на приятеля, приоткрыв рот.
— Черт тебя поймет, на каком ты свете живешь, — пробормотал он наконец. — На сувениры — надо же!..
— А на что же тогда?
— Не знаю, — отрывисто сказал Володя. — И никто не знает.
— То есть как?
— А так!.. — Явно нервничая, Володя одним движением растер в пальцах галетную крошку. Лицо его было угрюмо. — В общем, запомни: проционы эти… Ну, длинные такие, серебряные… Так вот они в обмен на всю эту шелупень что-то у человека забирают. По частям, понял? И никто не знает — что.
— Может, биополе? — испуганно раскрыв глаза, предположил Сергей.
— Ты прессу-то вообще читаешь? — поинтересовался Володя.
— Нет, — виновато сказал Сергей.
— Оно и видно… Проверяли уже ученые. Говорят: как было биополе так и есть, никаких изменений…
— Так а что ж они тогда забирают-то?
— А черт его знает! — с досадой ответил Володя. — Верующие говорят: душу…
Выйдя из подъезда, Сергей остановился и долго смотрел, как по лаковому черному капоту Володиной «Волги» переползает скрюченный тополиный лист. Сережа наблюдал за ним с явным беспокойством, будучи, видимо, одним из тех, кто в любом пустяке видит отражение собственной жизни. Несколько раз листок подбирался к самому краю капота, но потом вздрагивал и поспешно отползал к центру. Наконец Сергей вздохнул и, поправив ремень этюдника, направился к прямоугольной сквозной дыре, выводящей со двора на улицу.
Улица Проциона двумя параллельными асфальтовыми лентами скатывалась по косогору к линии железной дороги — прямо в ощеренную черную пасть туннеля. В самом начале улицы, посреди голого глинистого газона стоял облицованный мрамором прямоугольный, как шкаф, обелиск. Плитки четыре с боковой стороны уже отпали, обнажив красное кирпичное экорше с серыми цементными жилами.