И крутые плечи спецназ
Вместо Риги пасут Тюмень.
Мародеры из КГБ
И ушкуйники от ЦК
Перекрашивают ХЭБЭ
И окоп обживают… пока.
ПОДЕЛЬНИКУ
«…работайте – и вас тоже
похоронят в деревянном гробу!»
«Архипелаг ГУЛАГ»
Неприхотлив российский работяга:
Живёт в халупе, лопает помёт,
В лохмотья спрятав росписи Гулага,
Чужую ношу, скорчившись, везёт.
Вчера его большевики пинали,
Сегодня – «демократы» и попы,
А он забыл и думать о привале,
Уйти не хочет с меченой тропы.
На нём висят заморские вампиры
И местная жирует мошкара.
Приладились кавказские проныры
Доить по-свойски сонного одра.
С его хребта назойливое племя
Торгует сигаретами вразнос
И утоляет всем в любое время
Томительно-похмельно-алчный спрос...
Чудак готов корячиться за чарку,
Пластаться (и угробить) за бутыль...
...К какому месту приложить припарку,
Чтоб человеком стала эта пыль?
ГДЕ Я БЫЛ В ЧАСЫ ПЕРЕВОРОТА?
«Oh, foolish mortals!
Always taught in vain!»
Byron
«Коммунист!» – ругательное слово.
Приговор толпы звенит сурово.
Громче всех горланят: «Люди, жарьте их!»
...Кореша их бывшие по партии.
Оборотень в рясе демократа
Назначает ставки таровато.
Белят рожи в августовской щёлочи,
Уцепившись за портфели, сволочи.
Негодяи каются (ещё бы,
Дело-то касается утробы!).
Мечутся отцы перед допросами.
Сыновья потеют над доносами.
Вся страна гудит осиным роем.
Трус рекомендуется героем.
Те, что были просто очевидцами,
Оказались ключевыми лицами.
Плебс вопит с упорством идиота:
«Где ты был в часы переворота?»
– Я? – блажил в объятьях чудной женщины
И плевал на происки военщины,
На интриги гадов-партократов
И возню подонков-демократов.
…Не люблю я площадей прокуренных,
Да и жалко… братьев обмишуренных.
1991 г.
IX
«Иду – и думаю о разном,
Плету на гроб себе венок,
И в этом мире безобразном
Благообразно одинок».
Г. Иванов
***
Цветок расцвёл, поник,
Увял (без повторенья!)
Как жизнь – нелепый миг
Бесплодного цветенья.
1988 г.
СОН
«And Spring herself, when she wake at dawn
Would scarcely know that we were gone».
S. Teasdale
Чёрное небо над чёрной землей
Младенческие мечты
Уносит из Времени ветер злой.
В тумане плывут кресты.
Пять миллиардов трупов гниют
И некому мясо жрать.
Покинули дети сиротский приют.
Смеётся счастливая мать.
***
Сын в тюрьме, щенка – украли.
Тишина, Покой,
Мёрзнет кладбище печали.
Скрючился изгой.
Ветер снег швыряет с крыши
На загривки псам.
То ли люди, то ли мыши
Шарят по углам.
С четырех сторон – заносы.
Встало колесо.
Безответно льются слёзы
У дверей СИЗО.
Нищенскую передачу
Щупает сержант.
Возвращает молча сдачу –
Тёсанный педант.
Выстрадала перемены
Зона без огней.
С каждым днём всё выше стены,
В камерах – тесней.
Миллионы одиночеств
В спазмах злой тоски
Горькую судьбу пророчеств
Режут на куски.
Кончился непраздник детства.
...Сыто заурчал,
Проглотив мираж наследства,
Пасмурный подвал.
***
Одурманен нарциссами пышными
Увядает кровавый каприз,
Не судьбой, не мольбами всевышними
Синусоида катится вниз.
По законам российского племени
Избавленье – в последний момент.
Затхлой плесенью нашего времени
Как стеной окружён «президент».
Соловьи, испражнившись руладами,
Золотого яйца не снесли.
Пожирается скользкими гадами
Плодородная совесть земли.
Полыхает кострами околица,
В ад кромешный летят поезда…
Гром гремит... но спаситель не молится.
Крест повержен. Упала звезда.
***
В зловонной духоте бетонированных коридоров,
В миазмах приемных и в пыли канцелярий
Куражатся душонки мошенников и воров
И ползают в дерьме тела продажных тварей.
На нитках кувыркаются, галдя, марионетки,
За ширмой секретности молчат кукловоды,
Швыряют надзиратели в дерьмо паучьей сетки
Оплёванных пророков и покорённые народы.
Качается система то влево, то вправо.
На каждый кувырок даётся комментарий.
Оплачен труд подонков, всегда орущих «браво!»
Но почему молчит российский пролетарий?!
***
Высокомерно, суетой пыля,
Бежим мы от раздавленного счастья.
Ещё виток, и хрупкая земля,
От боли взвыв, расколется на части.
Застонут неродившиеся дети,
Надежды рухнут в ледяной провал,
Развеет время душный мрак столетий,
И Истина займёт свой пьедестал.
***
«Отчего мне так душно?»
К. Бальмонт
У земляков синеют губы.
Челябинск – на закате дней.
Трубит общественность... А трубы
Дымят всё гуще и страшней.
Индустриальные пейзажи
Достойны дантова пера:
Под слоем копоти и сажи
Мерцает чёрная дыра.
В утробе ядерной помойки
Живые, мертвецов мертвей,
Склонили знамя перестройки
К гробам доверчивых червей.
Бесследно исчезают люди:
Никто не нужен никому.
– Мы, умирающие, будем
Реконструировать тюрьму,
В угаре грандиозных строек
Вертеть ослиный механизм
И на крестах больничных коек
Благословлять социализм!... –
Косноязычные чинуши
Из аппаратной мелюзги
Дерьмом загаживают души
И бомбы катят на мозги.
«Демократическая» пресса
Жует уральцам на обед
Объедки нищего прогресса –
«Зеленых» атомщиков бред.
Из подмосковных дач «эксперты»
Протаскивают на Урал
Сто восемнадцатый конвертер
И двух чернобылей оскал.
Согласно мнению «учёных»
(Спецов о съеденном яйце).
Жить можно без колбас копчёных,
Но не прожить без ЭСПЦ.
– Сталелитейный цех нужнее
Челябинцам, чем москвичам...
Поверьте сладкой ахинее!:
– Мы всё, мол, знам и понимам.
На термоядерном бочонке
Готовы прыгнуть до небес,
В долине проклятой речонки
Постройте нам еще АЭС!
Ведь мы – опорный край державы,
Всесильный арсенал страны,
И ради громкой общей славы... –
...Здесь раком корчиться должны,
Канцерогенные агенты
Рентгено-тоннами глотать
И на кривые монументы
Умильно слёзы проливать!
Да, невесело мы живём.
Суетимся мы много, но тщетно.
И латая трухлявый свой дом,
Сами тоже гниём незаметно.
Скоро рухнет на нас труха,
Захлебнемся мы пеплом вонючим.
...Жизнь сама по себе не плоха,
Только зря мы уроков не учим.
***
Горит Земля. Шарахаются люди
От вспышек неожиданных огня
И давят в истеричном самосуде
Надежды наступающего дня.
Мелькают окровавленные лица
Под каблуками бешеной орды,
На выжженные пажити ложится
Расправившая крылья тень беды,
Пылают унавоженные реки,
Чадят леса останками зверей...
Ещё галдят о чём-то человеки
Но смолк уже последний соловей.
***
Исчезают седые волосы
Под напором казенных бритв
Чернокнижники шепчут вполголоса
Лицемерный елей молитв.
Недоноски скулят под заплатами,
Перепачканные в парше.
Черти пальцами волосатыми
Ковыряют в живой душе.
Голосит поминальный колокол
Над расколотой головой...
Кто там тащит жизнь мою волоком
По ухабистой мостовой?!
1989 г.
***
К чему прозренье духа невпопад
И откровенья разума некстати?
Зачем торить другим дорогу в ад
В казённой зарешёченной палате?
Обманет разум, память подвёдет,
Сгорит в огне желаний праздный гений...
И дней пустых однообразный гнёт
Раздавит отголоски поколений.
***
Сердце ярость накопит,
Затрепещет едва,
Как услужливый опыт
Сортирует слова.
Зреют без передышки
Кружевные плоды,
Хаотичные вспышки
Образуют ряды.
В очистительных спазмах
Леденеет душа,
От ужасных соблазнов
Отвернуться спеша.
Фразы лепятся роем
В безголосную нить
...Нет, уж лучше запоем
Мимолётное пить!
1990 г.
***
Когда живые сгниют
И мертвецы не воскреснут,
Закончится Время смут –
И канет в мглу неизвестную.
Растает полярный лёд.
В песок уйдут океаны.
И звёздное небо вздохнёт:
«Додёргались, окаянные?»
Ничтожнейший из червей,
Себя уподобивший богу,
Исчезнет в пыли церквей,
Держась за мечту убогую.
***
Кто копается в навозе,
Кто витает в облаках,
Кто – в тепле, кто на морозе,
Кто – за совесть, кто за страх.
Все надеются на что-то:
Кто – на пряник, кто на кнут.
У меня своя забота:
Пусть не мучая убьют.
***
Поделив янтарный гной
И лазурные помои
Завершит народ честной
Трепыхание земное.
Воет траурная медь
Каждый день в моей округе
(Лучше в муках умереть,
Чем всю жизнь дрожать в испуге).
Люди, грешны и святы,
Одинаково поспешно
Из злотворной темноты
Рвутся скопом в мрак кромешный.
Всем – заслуженный почёт
На истоптанном погосте.
...Жаль, никто не соберёт
Человеческие кости.
***
Тень промелькнула по земле
Среди других теней
И растворилась в алчной мгле...
Кто сведает о ней?
Нет опрометчивых следов
На плахе бытия.
Тень юркнула в отвал веков...
Ужели это я?
***
«Jene Flammen sind erloschen,
Und mein Herz ist Kalt und trübe».
H. Heine
Я больше не пишу стихов
И песен не пою:
Из прохудившихся мехов
Чумное зелье пью.
Бессмысленностью утомлен,
Живу без цели я.
Единственная радость – сон:
Порог небытия.
***
В деревне дальней домик на отшибе
За речкой... Буколическая тишь...
Как много полустанков на Транссибе!
Но от своей судьбы не убежишь.
От собственного сердца невозможно
Уйти по рельсам, спрятаться а шалаш,
Отмазаться фальшивой подорожной
И кануть в мелкотравчатый типаж.
1991 г.
X
«Ich kenne die Weise, ich kenne den Text,
Ich kenn auch die Herren Verfasser;
Ich weiβ, sie tranken heimlich Wein
Und predigten öffentlich Wasser».
Heine
БОРЦАМ ЗА ТРЕЗВОСТЬ
«Как дикий скиф хочу я пить».
А. Пушкин
Снова розоватый глянец
Упрощает все проблемы.
У советских стойких пьяниц
Есть излюбленные темы:
Где достать вина бутылку?
Где купить пол-литра водки?
Маринованную кильку
Откормить чем до селёдки?
Как с утра из-под прилавка
Абстинентной хряпнуть влаги,
Политуры для затравки,
Самогона или браги?
Почему-то вместо пива
«Солодком» везде воняет.
И торговля, просто диво,
План успешно выполняет.
Спекулянты без патентов
Наливают всем по вкусу:
Аромат ингредиентов
Не препятствует искусу.
Освежает квас ядрёный
Подкрепляет пачка чая,
И флакон одеколона
С огурцом всегда спасает.
...К часу дня у магазинов
Винно-водочной отрады
Как на площади старинной
Начинаются парады.
Демонстрация моделей
Колупаевских салонов:
Навсегда меняет цели
Человеку змей зеленый.
Над толпой многоголовой
Дым колышется табачный.
Потрясаются основы
Тихой злобой брани смачной.
К двум часам от перегрузок
Алкаши почти не дышат
(Кто сберечь желает пузо,
Подниматься должен выше).
А когда откроют двери,
Затрещат перегородки.
В зал ворвутся только звери,
Остальные рвите глотки.
Все к прилавку лезут яро
В кулаках зажав десятки.
Кровью хлюпают носяры,
Как копыта, рубят пятки.