К тому времени гроссийские ублюдки вели военные действия в открытую, применив атомных боевых роботов и прочие нелепые, но внезапно весьма эффективные средства. Захария рвалась в бой. Но вместо этого ее и еще несколько тысяч участников программы погрузили на «Полярного медведя» и загнали в рекреаторы.
Рекреаторы! Тогда Заки испытывала безудержную гордость за свою страну. Пребывание в вонючей густой жиже являлось обязательным для поддержания «суперсолдат» в надлежащей форме до прибытия к месту военных действий. Родное правительство напичкало Заки препаратами, к концу курса изуродовавшими ее молодое красивое тело, после засунуло в гроб, и все ради двадцати четырех часов убийств и разрушений. Выполнив боевое задание, то есть, одержав победу, Захария Джонстон и остальные, чересчур опасные для мирной жизни, согласно плану заснули бы вечным сном. В крайнем случае (при провале миссии) они стали бы очередным примером бесчеловечности грусских, оправдывающим любые ответные действия Лармериканского военного департамента.
Рекреаторы исправно снабжали «суперсолдат» питательными веществами, поддерживая в близком к коме состоянию, когда «Полярный медведь» потерял управление, несколько пострадав в штормах, вызванных атомной бомбардировкой на континенте. Почти никто из солдат так и не очнулся – «суперсыворотка» медленно, но верно прикончила их. При перераспределении энергии в постепенно угасающих системах покинутого экипажем авианосца компьютер отключал отсеки один за другим. В результате уцелело тринадцать «везунчиков»: жидкость, предназначенная для баков погибших, направлялась туда, где еще теплилась жизнь.
Разбуженные автоматикой, зарегистрировавшей истощение запасов веществ, необходимых для работы рекреаторов, они долго не понимали, что произошло. Затем иссушенные мумии сослуживцев по всем правилам – с горном, поднятием флага и ружейной пальбой – предали океану. В этом не раз раскаивались позже, когда вслед за скудными запасами пищи закончились ремни, обивка кресел и другие очень условно съедобные вещи.
Заки обсосала ребро Малькольма дочиста, но голод и чувство вины продолжали донимать ее. Кстати, именно Бэй предложил тянуть жребий. Говнюк мухлевал с самого начала и получил по заслугам. Но почему-то легче от этой мысли не становилось.
Малькольм Бэй, с виду такой тихоня, подал кошмарную, но неожиданно быстро одобренную идею. Кое-кто пробовал рыбачить, однако небогатый улов не подошел для изнеженных желудков – отравившиеся вне очереди пополнили запасы провизии своими телами.
– И знаешь, дорогой друг, – рассказывала Захария голосу у себя в голове, – что мы сделали потом… когда съели тех счастливцев (она называла их так совершенно искренне)? Разумеется нет, откуда? Парни сразу же пошли бриться, ведь наконец-то появились силы. А я до блеска начистила ботинки.
После того как по жребию забили Фила, Заки и Малькольм остались на «Полярном медведе» вдвоем. Вес спутника Захарии, тщедушного даже до своего заточения в рекреаторе, сейчас едва ли достигал сорока килограммов. Рослая, крепкая, как все чернокожие, Захария могла бы прикончить его голыми руками. Но она чувствовала себя не вправе пойти на такой шаг. Пока не вскрылся обман.
Заки с содроганием вспомнила, как подвесила связанного, извивающегося Бэя на крюк для говяжьих туш, обнаруженный на камбузе, и с трудом подавила тошноту. Там засранец болтался с неделю. Захария колола ему морфин и умело пережимала крупные кровеносные сосуды, не позволяя говнюку загнуться раньше срока, ведь холодильник к тому моменту уже отрубился. Может быть, содеянное лучше расценивать как чудовищный акт возмездия, а не как банальную борьбу за выживание? Из-за высокого содержания опиатов в мясе Малькольма и безумия всей ситуации в целом Заки с трудом сохраняла черты цивилизованного индивидуума.
Шатаясь, Захария подошла к облупившемуся проржавевшему фальшборту и выбросила останки Бэя в воду. Подняв подслеповатые глаза, она заметила на востоке мутную полоску. Поскольку на вечер Заки ничего не запланировала, она не поленилась дотащиться до своей каюты и надеть очки. Километрах в двух, по ее прикидкам, виднелся берег. То, что не удалось совершить кучке отчаявшихся людей, с легкостью выполнили океанские течения.
Человек – поразительно жизнелюбивое существо. Выползая на четвереньках из серых волн на пляж спустя полтора часа, Заки уже обдумывала свои дальнейшие действия и жалела об оставленном на авианосце снаряжении. «Полярный медведь» еще маячил размытым пятном на горизонте. Захария сжала потрескавшиеся губы и быстро отвернулась.
Доктор (Данике)
Старина Брауни умирал. Данике, Младший Врач, долго отказывался принять очевидное, слишком долго, а теперь уже было поздно. Механические щупальца бились в конвульсиях, мини-реактор надсадно гудел, заполняя комнату липким влажным теплом. Данике проскользнул под извивающимися манипуляторами автодока и нажатием нескольких кнопок на контрольной панели прервал мучения друга.
Само собой, еще семьдесят лет назад никому не взбрела бы мысль общаться с медицинским ботом, как с разумным существом. Но, если говорить начистоту, в мире уцелело не так много разумных существ вообще, а уж заслуживающих доверия – и того меньше. Древний, похожий на осьминога, робот спас больше жизней, чем кто-либо другой в радиусе сотни километров от Солберри, охотно делился своими знаниями с любым желающим, был добр и ласков. Немудрено, что Данике считал автодок равным себе и гордился установившейся между ними дружбой.
В неспокойном довоенном мире ученые ломали головы над загадкой искусственного интеллекта. Могут ли в компьютерной программе зарождаться эмоции? Может ли робот испытывать страх или сомневаться? Но главный интерес исследователей заключался, конечно, в следующем: может ли робот сойти с ума и обратиться против своих создателей? По иронии судьбы, четыре поколения врачей Солберри не знали точного ответа лишь на последний вопрос. Если док Брауни и мог восстать, то благородно не сделал этого, проработав семьдесят два года на пределе своих мощностей. Вряд ли где-то на Эос (исключая, наверное, запечатанные правительственные бункеры) люди получали более тщательную и квалифицированную медицинскую помощь.
Аккуратно затворив дверь, Данике выбрел в коридор. Десятки глаз с надеждой ловили его взгляд, но Младший Врач лишь опустил голову, пробормотав под нос нечто невнятное. Керингер, Старший Врач, приобнял молодого человека за плечи и увел прочь – пациентам не следовало видеть его слез.
**
Данике как раз заканчивал укладывать рюкзак. Оставалось еще выбрать лучший лук среди тех, которыми владела его семья. Занимаясь этим непростым делом, он услышал за спиной негромкое покашливание. Бургомистр Биллбэйн мялся в дверях комнаты, нервно теребя поля своего потрепанного цилиндра. Данике без труда сообразил, зачем пожаловал градоначальник в столь поздний час.
– Простите, я уже все решил, – Младший Врач, соблюдая приличия, слегка поклонился. – Если нам не удастся вернуть Брауни к жизни, Солберри обречен на вымирание.
– Это химера, Данике, – Биллбэйн положил цилиндр на стол. – Робот был уже стар, более того – изношен. Он передал тебе все знания, какие только можно; наша медицинская библиотека не имеет равных. Твой преемник станет доктором ничуть не хуже тебя, если ты, конечно, не сглупишь, отправившись на поиски деталей. Вот тогда будущее Солберри действительно окажется под угрозой – у Керингера не хватит времени и сил на подготовку нового Младшего Врача.
– Ваши слова логичны, сэр, – Данике попробовал составной лук, которым пользовался еще его отец, – но Брауни был мне другом. Я уверен, он бы пожертвовал собой ради моего спасения.
Биллбэйн начинал закипать. Мальчишка вздумал поступиться благополучием общины из-за какой-то довоенной железяки, пусть и очень полезной, но уже отслужившей свое. Рука сама потянула из кармана коммуникатор: бургомистр собирался вызвать начальника полиции. Неделька-другая в карцере вышибут дурь из сорванца…
– Я боялся, что вы не поймете.
Данике неожиданно очутился рядом с Биллбэйном, ладонь его мягко прижала к красному, смахивающему на картофелину, носу пропитанную сладко пахнущей жидкостью ткань. Бургомистр вздрогнул, уронил переговорное устройство и грузно осел на пол.
Бывший Младший Врач Солберри закинул за плечо лук в чехле и колчан, поднял рюкзак и тихо выбрался в окно. Когда на небе зажглись первые звезды, он уже надежно затерялся в пустошах.
Ученый (Джонатан Хайд)
День, который стал для старого мира последним, запомнился Джо совсем по иным причинам. Как нередко случается с людьми, увлеченными своим делом, посвящающими ему и выходные, и праздники, и отпуск, Хайд мало интересовался политикой. Если бы в это погожее июльское утро Джонатана спросили, какого мнения он о перспективах войны с Гроссией, он бы попросту не понял, о чем речь. Зато именно на сегодня намечался важнейший эксперимент – первый случай криоконсервации живого человека. Все предварительные испытания Хайд уже провел: десятки мышей и пара шимпанзе благополучно перенесли процедуру. Наступил логический момент для финального теста. Добровольцев пришлось бы искать неделями, и Джонатан, будучи уверен в успехе, решил испытать «временную капсулу» на себе. Теоретически она могла поддерживать организм в гибернации сотни лет, но, естественно, ученый не собирался «спать» так долго. Трое суток криостаза – и его имя навсегда войдет в историю мировой науки.
В холле родного института Джо неприятно поразило суматошное оживление. Среди людей, мелькавших туда-сюда через турникеты, он заметил несколько знакомых лиц, но суету в основном производили амбалы в военной форме, выносящие какие-то опломбированные контейнеры.
– В чем дело Билл? Что тут у нас творится? – обратился Джонатан к одному из своих коллег.
Тот сперва вздрогнул, но, узнав Хайда, успокоился.
– Эвакуация секретной документации и прототипов из тринадцатого отдела. Болтают про заварушку на востоке. – Как и Джо, Билл Корштейн мало уделял внимания миру за пределами своего микроскопа. – Твою капсулу тоже чуть не уволокли, но, выяснив, что это вовсе не модель супербомбы, передумали.
Микробиолог хихикнул, тряхнув чернявой головой. Джо нахмурился – в сложившихся обстоятельствах шутка казалась более чем неуместной, – и спешным шагом, едва ли не бегом, направился к лифту. Через несколько минут он уже находился рядом со своим обреченным на успех детищем – трехметровым яйцом из розово-серого металла. Капсулу Джо и разработал, и собрал практически в одиночку. Корпус, правда, он позаимствовал в лаборатории суперсплавов, но ту бредовую космическую программу все равно уже свернули. Ну да, да, и биологи немного помогали.
Химические реагенты были заправлены, мини-реактор заряжен процентов на сорок (чего с лихвой хватило бы на восемьдесят лет бесперебойной работы), а таймер подключен к компьютерной сети НИИ. Прибору предстояло запустить обратный процесс, как только истекут трое суток с начала активации программы сна. Вообще-то Джонатан намеревался починить атомный хронометр в самой капсуле, но руки никак не доходили, а за часами в серверной следили аж восемь бездельников из отдела технической поддержки.
Ученый щелкнул тумблером и оболочка, еле слышно зашелестев сервомоторами, открылась. На секунду задумавшись, Джо набил на клавиатуре докладную записку на имя институтского директора. Первоначально он намеревался сообщить об испытании лично, но из-за этого нелепого переполоха начальство могло назначить другую дату, чего нельзя было допустить. Ну а после того как захлопнутся створки, из сверхпрочной капсулы, спроектированной для высадки на Гермез, его уже точно никто не вытащит: не считая кабеля связи с главным компьютером, система поддерживала абсолютную автономию. Джо устроился поудобнее в кресле и смело ударил ладонью по кнопке активации. Створки сомкнулись, зашипел консервирующий газ. Начали!
Хайд заснул. Пока его биологические часы постепенно замедлялись, ученый успел увидеть сон, в котором ему вручили Лорберовскую премию и подарили роскошный особняк, а хорошенькие девушки в бикини выпячивали высокие груди для автографов. Зато чего Джонатан уже не видел – это как получившие новый приказ военные спешно выводили ученых из здания и загоняли их в здоровенные транспортные вертолеты. Не видел, как позже над городом вырос бело-золотой шар «чистой» бомбы. Не видел, как испарилась высотка НИИ, а вместе с ней и узловой компьютер, к которому он опрометчиво подключил таймер капсулы. Не видел промелькнувших десятилетий…
**
Время и непогода безжалостно разрушили то немногое, что пощадила война, а остекленевшая воронка к югу от городских руин отбивала всякую охоту селиться по соседству. Единственным светлым пятном среди пыльных остовов зданий была изрядно поцарапанная поверхность металлического яйца. Древний бесполезный хлам, которому суждено валяться здесь вечно. Никто и не догадался бы, что внутри идет оживленный диалог контрольных устройств.
– Внимание! Исчерпана энергия основного источника питания. Начинаю автоматическое отключение системы заморозки.
– Система заморозки отключена. Провожу откачку консервационного газа для последующего использования.
– Жизненные функции подконтрольного объекта возвращаются в норму. Открыть основной люк капсулы.
– Основной люк не открывается. Вероятно, произошло спекание внешней обшивки при посадке, – откликнулось наследие космической программы.
– Ввожу в действие аварийную систему раскрытия капсулы.
Безмолвие, царящее в руинах, нарушил грохот взрыва. Пиропатроны, несмотря на свой почтенный возраст, сработали штатно, и верхняя половинка капсулы развернулась тремя лепестками. От этого шума сидящий внутри человек окончательно очнулся.
Картина, открывшаяся глазам Джонатана Хайда, несколько сбивала с толку. Вспомнилась книжка про путешествия во времени, которую он читал в детстве. Свинцовое небо над головой, руины вокруг. Воздух жаркий и сухой, с ощутимым металлическим привкусом. Вот-вот из-под земли вылезут морлоки и уволокут Джо в свои катакомбы…
– Не желаешь ли чаю, мистер Скелет? – голос заставил Хайда подпрыгнуть, точно от пинка. – Госпожа Манекен, передай мне еще паштета из крысиных потрошков. Как тебе не стыдно, мистер Кто-Знает-Кем-Ты-Был-При-Жизни! Оставь сладостей другим гостям.
Около убогого костерка собралась разношерстная компания, будто сошедшая со страниц сказки про безумное чаепитие: несколько скелетов, три манекена и проржавевший робот-секретарь. На столе, подозрительно напоминающем бильярдный из комнаты отдыха для сотрудников НИИ, в беспорядке расположились банки, тарелки, бутылки и надтреснутая, явно самодельная, керосиновая лампа. Огромный, величиной с ладонь, мотылек бился в стекло, рискуя повалить светильник и отбрасывая жуткие тени на окружающий ландшафт. Внезапно кукла с копной рыжих, почти красных волос обернулась – в ее глазах вспыхнул и погас отблеск пламени.
Хайд чуть не упал в обморок, но тут ученый взял верх над обывателем. Кроме того, в уютной тесноте капсулы и падать-то было особо некуда. Манекен, оказавшийся невысокой девицей, одетой… да практически голой, если не считать крошечных тряпочек, заменяющих топ и трусики, приблизился к капсуле.
Левое предплечье девушки украшала коллекция разномастных часов. Сунув их под нос Джо, она улыбнулась, обнаружив в себе неожиданный шарм. Скользнув взглядом по циферблатам, Хайд бесцеремонно вытаращился на длинные вислые уши незнакомки. Совершенно точно не человеческие. Украшенные кольцами и венчающиеся цветными нитяными кисточками.
– Мы всегда рады гостям. Обычно в это время в Долине ужинают. – Жестянка с дымящейся, дурно пахнущей жидкостью ткнулась в губы Хайда.
– Что… Где я? – коронная фраза «попаданца» вполне соответствовала ситуации.
– Здесь, – кратко ответила девушка.
Она подала Джо руку. Оскользнувшись разочек, он все-таки вылез и ступил дрожащими ногами на растрескавшийся кафель институтского коридора. Между тем рыжая ловко проскочила в капсулу и умудрилась выворотить из креплений мягкое плюшевое кресло.