Если князья начинают есть рано, то потом они постоянно будут думать о еде. А кто только и думает, как бы ему поесть, тот, во-первых, занят заботой о самом себе; во-вторых, он отягощает свою плоть, его ум становится неспособным вникать в проблемы народа, и князь не может быть справедливым, благоразумным и мудрым. Он груб, жесток, немилостив, он уязвляет ближнего. Он ест и ест до девятого часа и тогда наедается уже до пресыщения, продолжая затем есть до ночи. В том, насколько полезно воздерживаться от еды до определенного часа, могли убедиться на опыте все, кто испытал, что такое пост.
Итак, предписание Церкви вкушать пищу в девятый час, в вечернее время, — предписание очень мудрое.
В некоторых монастырях вместо девятого часа трапезу устраивают в первой половине дня, чтобы создать равные условия для немощных и крепких и чтобы вечером, когда все рано разойдутся по кельям, ни у кого не был отягощен желудок. Трапезу с девятого часа по византийскому времени переносят на девять часов утра по времени, принятому в миру. Такая трапеза почти что приравнивается к обеду, и она становится единственной трапезой, потому что вечером почти все от пищи воздерживаются. Можно соблюдать и такой распорядок, но при этом мы должны приучиться, но крайней мере, не есть вне трапезы.
Когда же приблизится девятый час, отлучись к себе в келью и прежде вкушения пищи соверши молитву, а после того, как поешь, помолись снова и сразу займись чтением.
Прежде чем приступить к еде, монах должен сначала пойти к себе в келью помолиться. Должен оставить свою работу, помолиться немного и затем совершать вечерню — это делается для того, чтобы
«Но и не лишай его пищи совсем, чтобы душа его не пришла в расстройство от печали». Если больной чего-то просит, следует дать ему это, но сначала спросить согласия игумена. Больной не всегда понимает, чего просит. Он испытывает некое ненормальное состояние, приобретает склонность к объедению, просит вещей странных или вредных, просит ослабления поста, хотя ему это не нужно. Но мы не должны его обижать. Брат, несущий послушание в больнице, пусть даст больному пищу, которую он требует, а руководить им пусть предоставит игумену. Тот научит его, какой образ мыслей он должен иметь. Ведь душа больного легко приходит в расстройство от печали.
Печаль смертоносна, она поглощает нашу личность, умерщвляет наши способности, нашу надежду, радость, улыбку, наши отношения с Богом. Она удаляет Бога из нашего сердца. Поэтому лучше нам грешить, чем предаваться печали. Однако бывает печаль, которая происходит от неприятного обращения с нами ближних. О ней-то и упоминает здесь святой Антоний.
Будем же очень стойкими, чтобы, с одной стороны, не огорчаться поведением ближних, а с другой — их не огорчать, потому что тогда мы лишаем их возможности молиться, любить, поститься.
Если какой-либо брат спустя долгое время придет к тебе, прими его с радостью, чтобы он благодарил Бога и тебя восхвалял. (8)
Давайте посмотрим, каков более глубокий смысл этого правила. Монашеский постриг — это брак, заключаемый между Богом и человеком, и расторгнуть его невозможно. Это не просто девство, но таинственный союз до самой смерти с игуменом (или игуменией, если речь идет о женском монастыре) и со всем братством, а также со всем монашеским жительством. Следовательно, никто не имеет права сказать: «Я ухожу от моего старца и иду к другому». И так же не может сказать: «Я ухожу из моего братства и вступаю в другое», или: «Я ухожу из этого места и иду в другое».
И что самое важное, я не могу изменить образ жизни, который избрал. Монашеский, созерцательный образ жизни, искание Бога — это единственное, что мне подходит отныне и впредь. Следовательно, пока жив игумен, я не имею права разлучаться с ним, а также и с братством. Поэтому в последовании пострига мы слышим требование хранить послушание не только игумену, но и «всей о Христе братии». На смену игумену, когда он скончается или когда случится что-то еще, придет другой, и жизнь в монастыре продолжится. В браке невозможно заменить супруга или супругу, остается только вдовство во Христе. Второй брак может быть благословлен Церковью, но лишь по крайнему ее снисхождению и долготерпению, в сущности же он рассматривается как благопристойное прелюбодеяние. В монастыре, поскольку в действительности мы обращены непосредственно к Богу, игумена может заменить другое лицо, в особенности, конечно, когда игумена не станет или когда он не сможет управлять братством из-за старости, болезни или иных обстоятельств.
Поэтому у монахов более сильна связь собственно с братством, чем с игуменом. Послушание нужно понимать более широко: оно выражается в подчинении не только игумену, но и братьям. Не нужно каждый день обращаться именно к игумену. В монастыре, который устроен правильно, игумену нет нужды быть на ногах день и ночь, так чтобы каждый монах мог приходить и спрашивать его о чем угодно. Братья обращаются к особо назначенным лицам: к эпитропам, или к старшей братии, составляющей Духовный собор, или к старшим на послушаниях. Им и подчиняются. В древних монастырях старшая братия, кроме того, подчинялась первенствующим. К ним обращались по духовным вопросам и за разрешением споров, а когда вопрос был важный, тогда только шли прямо к игумену.