Долг Ордену (ЛП) - Грэм Макнилл


«Боль и смерть — иллюзии слабого разума.

Пока его геносемя принадлежит ордену, космический десантник не может умереть.

Если нет смерти, то и боль не имеет значения.

Тот, кто еще может сражаться, да будет исцелен.

Тот, кто сражаться не может, да упокоится с миром.

Тот, кто погиб, да вернет свой долг ордену».

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы? Владения Императора простираются от окраин одного спирального рукава галактики до другого, и бесчисленные армии защищают Его суверенное право со стойкостью, которую питают мужество и верность. Невозможно перечесть все эти миры, но невыполнимость задачи не мешает миллиарду клерков и дальше при свете свечей усидчиво трудиться в пыльном полумраке Имперского Экзакториума. Бесстрастная система по капле переваривает информацию, обновляются вековые архивы, но даже в темных глубинах императорской канцелярии некоторые миры сверкают ярче других:

Армагеддон, названный так в честь Судного дня; Фенрис, родина жестоких Космических Волков; Кадия, мир-крепость у врат, ведущих в Окулярис Террибус; Катакан, мир смерти, населенный безжалостными воинами.

Но есть планеты, героическая история которых затмевает даже эти прославленные миры; планеты, которые стали легендой Империума, величие которых признает и дворянин из терранской аристократии, и самый последний бандит Некромунды.

Эти планеты составляют Ультрамар, и именно они, как путеводные звезды, несут свет цивилизации в самые далекие уголки Империума. Если сияние Императора блекнет, они разгоняют подступающую тьму; если слабеют рубежи его владений, они встают на защиту.

Талассар с его вечными штормами; Квинтарн, Тарент и Масали — троица знойных, засушливых миров; скалистый Эспандор; Иакс, сад Ультрамара. Под опустошенной поверхностью Калта скрывается невероятный лабиринт пещер, где так же светло и просторно, как и под открытым небом. Множество других планет сверкает в черноте космоса, но все они меркнут по сравнению с лазурно-изумрудным сердцем Ультрамара, все они — вассалы этого блистательного мира. Из всех миров Империума лишь у его повелителя есть такое право — властвовать над собственной звездной империей. Ни одна другая планета не может претендовать на такой статус, и условия, в которых сложилась эта уникальная система, не были ведомы даже Императору.

Макрагг — так называется планета, что, как бриллиант во мраке, царствует над остальными.

Кристально-прозрачные воды ее морей кишат жизнью, однако большую часть суши занимают горные хребты, бледные скалы которых вздымаются к самому небу. Горы эти так неприветливы и мрачны, что обитатели Макрагга, хоть и отличаются выносливостью, вынуждены селиться на более плодородных землях рядом с долиной Лапонис и гигантским бастионом владык этого мира.

Крепость Геры высечена в самых высоких горах: семь горных вершин дали камень для ее стен, и крепость стала домом для самого великого из легионов Императора, Ультрадесанта. Имена героев из Ультрадесанта стали синонимом отваги и чести даже среди других Адептус Астартес: флагоносец Галатан, поднявший знамя ордена при штурме бреши Коринфа; Вентан, капитан потерянного 6-го ордена, который отстоял Калт в битве с предателями из легиона Несущих Слово; Инвикт из 1-й роты, защищавший свой родной мир от Великого Пожирателя и принявший бой, который не мог выиграть.

Примарх Робаут Гиллиман создал Ультрамар многие века назад, и с тех пор его воины защищают этот дальний рубеж Империума, отражая все атаки, болтером и мечом сокрушая всех врагов, чтобы сохранить то, что их генетический отец создал из тьмы.

Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы?

Все зависит от того, что это за планета.

Миры Ультрамара, независимые и процветающие, разительно отличаются от того индустриального ада, в который неизбежно превращаются остальные владения Империума. Здешние обитатели физически развиты, хорошо питаются и довольны жизнью. Они — часть военного общества, где нет места бездельникам. Хотя уклад каждой планеты отличается, все жители Ультрамара разделяют идеалы, принятые на Макрагге: целеустремленность и стойкость необходимы для того, чтобы непрестанно трудиться на благо всего человечества.

Сердце Макрагга — самое величественное из святилищ, когда-либо созданных человеком; внутри покоится тело Робаута Гиллимана: примарх сидит внутри стазисного поля, которое одновременно и сохраняет ему жизнь, и отрицает саму возможность будущего. Капли крови из смертельной раны, которую примарху нанес падший брат, застыли в вечной неподвижности, как чистейшие рубины; глаза, взиравшие на самого Императора, когда он еще ходил среди людей, теперь безжизненны. Чудеса всегда становятся объектами поклонения, и с тех пор как тело примарха упокоилось в Храме Исправления, тысячи тысяч паломников приходят сюда, чтобы поклониться Гиллиману и почтить его память. Без Робаута Гиллимана не было бы Ультрамара. Без него не было бы самого Империума.

Люди чувствуют себя в неоплатном долгу и нескончаемой вереницей устремляются по Паломническому пути Робаута Гиллимана, ступая там, где когда-то прошел он, вдыхая воздух спасенных им миров. Бессчетные святилища, стоящие вдоль всех дорог Ультрамара, отмечают этот путь, и паломники со всей галактики прибывают сюда, чтобы выразить почтение легендарному воину, бросившему вызов надвигавшейся тьме в те времена, когда свет Императора померк из-за Великого предательства.

Каждый день сотни чартерных судов следуют по транзитным маршрутам между мирами Ультрамара, перевозя тех, кто желает вознести молитву у ног примарха. Для многих не будет в жизни большей чести, чем оказаться рядом с одним из сынов Императора, и многие паломники отдают все, что имеют, лишь бы добраться до храма. Велико число тех, кто затем остается на Макрагге, доживая жизнь со знанием того, что в тот миг, когда они вступили в золотой свет, наполняющий знаменитую усыпальницу, главная их мечта исполнилась.

У каждого из миров Ультрамара есть свои легенды, свои храмы и места паломничества. Талассар славится грандиозными руинами Кастра Танагра, Калт — удивительными пещерами и полями сражений, помнящих битвы еще времен Великого предательства.

Свои места славы есть и на жарком, иссушенном постоянными сирокко Таренте, но огромный звездный форт, вышедший на орбиту планеты, прибыл сюда вовсе не с целью паломничества.

На Таренте никогда ничего не случается. Эта истина оставалась неизменной все шесть лет, что Руфус Квинт пробыл в должности префекта берегов Тарента, и еще шестьдесят лет до этого, но если отчаянные сообщения из орбитального командного центра были и вполовину так серьезны, как говорил Нкиру, мирному времени пришел конец.

Квинт быстро шагал по крытой аркаде, обвивавшей огромную Башню Просперины в самом сердце дворца префекта. Шагал он тяжело и немного сбивчиво, Нкиру, его квестор и магистр казны, семенил следом — сутулый, загорелый и с рождения преданный цифрам и статистике.

Одежды Квинта из толстой синей ткани украшала розетка префекта из золота и серебра. Даже просторное одеяние, сшитое на заказ умелым портным, не могло скрыть ни могучее телосложение Астартес, ни его хромоту. Он все еще сохранял выправку воина, хотя и смягченную временем: с тех пор как Квинт с болтером в руках сражался с врагами Императора, прошло уже много лет.

— Есть новости о том, что так встревожило мастера Унати?

— Нет, милорд, — сказал Нкиру, сверяясь с инфопланшетом, который никогда не выпускал из рук. — Он не уточнил причину своего беспокойства, но, судя по его интонации, это может быть что-то серьезное.

— Интонации? — переспросил Квинт. — Он же вообще говорит без интонаций.

— Не в этот раз, милорд. Поэтому-то я и решил, что дело серьезное.

Квинт ругнулся. Унати обычно не поднимал ложную тревогу, но скупился на детали касательно причин. Квинт ценил лаконичность, но сейчас тревожный сигнал, посланный Унати, мог означать что угодно — появление космического скитальца или просто неучтенное облако обломков.

Он остановился и облокотился на перила, ограждавшие аркаду.

Внизу раскинулся Аксум — город, поражающий геометрической точностью планировки и гармоничными очертаниями ярких зданий. Аксум был спроектирован Робаутом Гиллиманом, располагался на месте слияния трех рек и был окружен миллионами гектаров пахотной земли. Гигантский купол, вознесшийся на немалую высоту, накрывал как город, так и его окрестности в радиусе сотен километров, защищая прилегающие сельскохозяйственные районы от засушливого климата, который высасывал всю влагу из почвы, превращая ее в выжженную пустошь.

Славный город с прекрасными и трудолюбивыми жителями, как и везде в Ультрамаре, но шесть лет общения с фермерами и гражданскими — это очень долго. Квинт взглянул вверх, в охряное закатное небо, видневшееся сквозь мерцающий купол: он искал следы того, что вызвало сигнал тревоги, но, как и предполагал, не увидел ничего подозрительного.

Купол был так огромен, что внутри него установился собственный микроклимат; теплый ветерок, дувший с востока, нес с громадных полей сладкий вкус зерна. Квинт вдохнул тонкую смесь ароматов, анализируя их с помощью нейрожелезы на задней стенке гортани.

— Сообщите мастерам ирригации, что в почве восточных пределов немного повышена кислотность. Их химические удобрения дают слишком сильный эффект, и это уменьшит урожай.

— Конечно, милорд, — ответил Нкиру, снимая с инфопланшета стилус и делая пометку.

Квинт покачал головой и иронично улыбнулся.

— Вас что-то рассмешило, милорд?

— Нет, Нкиру. Просто думаю, как это странно — заботиться о кислотности почвы вместо того, чтобы просчитывать дислокацию врага или читать литании битвы перед тем, как загрузиться в десантную капсулу.

— Мы все по-своему служим Императору, — смиренно ответил Нкиру.

Руфус Квинт более века прослужил под командованием Агеммана в роте ветеранов, сражаясь вместе с боевыми братьями, — до той злосчастной битвы на Ичаре-IV, когда тиранидская споровая мина взорвалась прямо посреди его отряда. Ядовитые биокислоты разъели его доспех и лишили ног, а токсины, пропитавшие каждый болезненный вдох, выжгли легкие изнутри.

Чудом было то, что он вообще остался в живых; но он выжил и, хотя и стал негодным для передовой, все еще мог послужить своему ордену. Для того чтобы вернуться в строй, его раны были слишком серьезны, для помещения в бронированный саркофаг дредноута — наоборот, недостаточны, и потому технодесантники и апотекарии ордена сделали все, что могли, чтобы восстановить тело Квинта. Аугметика заменила ноги и легкие, и за выслугу лет ему была пожалована должность префекта тарентских берегов.

Тарент — одна из трех планет, вращавшихся вокруг общего центра тяжести — был агромиром, дававшим значительную часть поставок зерна в Ультрамаре. Этот мир, занимавшийся только сельским хозяйством, отвечал за миллиарды тонн продовольственного производства, тем самым обеспечивая процветание многих других планет Империума.

Префект такого мира был важным винтиком в системе, но Квинту это казалось слабым утешением: он все еще хотел послужить своему ордену как воин. Благодаря открытиям, сделанным лучшими умами древности, он смог шагнуть за пределы, положенные человеку, но дело, ради которого он был создан, стало для него недоступно.

И все же он оставался воином Ультрадесанта, оставался тем, кто стойко исполняет свой долг и добросовестно управляет порученной ему территорией.

— Идем, Нкиру, — сказал Квинт. — Попробуем добиться от мастера Унати подробностей насчет объявленной тревоги.

Воздух в орбитальном командном центре был жарким и сухим, наполненным густыми запахами, которые исходили из размещенных в нишах святилищ Бога-Машины. Вдоль одной стены выстроились гудящие устройства, которые обслуживали сервиторы, напрямую подсоединенные к рабочим станциям. В углу зала располагался старый командный трон, связанный с машинным блоком пучком проводов, что тянулись по полу. С этого трона мастер Унати из Адептус Механикус наблюдал за происходившим как в Аксуме, так и на всем Таренте.

Под командованием Унати находились средства орбитальной обороны планеты: ряд геостационарных ракетных баз, орудийные батареи и небольшая флотилия мониторов. Каждый из этих кораблей обычно двигался вокруг трех планет по эллиптическому маршруту, но на данный момент ни один из них не был показан на орбитальном графике, выведенном на главный пиктер. Вместо этого синеватый экран заполнило размытое изображение чего-то, похожего на крепость, ощетинившуюся шпилями и зловещими донжонами. Квинт знал, что у Тарента таких фортификаций нет, и недоумевал, откуда взялось это жуткое сооружение и почему оно оказалось на экране пиктера в его командном центре.

— Итак, мастер Унати, — заговорил он, едва закрылась внутренняя защитная дверь, — что же вас так встревожило?

— Вот это, — ответил тот, указав гибким как змея мехадендритом на изображение крепости. Квинт вновь взглянул на пиктер, и что-то знакомое померещилось ему в контурах зубчатых стен: в этих пугающих очертаниях проступали черты былого величия, теперь погребенного под новыми нечестивыми постройками.

— Кровь Императора, — прошипел Квинт. — Не может быть.

Он так хотел, чтобы появился повод — какой угодно — вспомнить, каково это — быть воином Ультрадесанта, но такого он даже не мог предположить. На ум пришли слова, которые любил повторять сержант Патроб из 5-й роты и истинного значения которых Квинт до этого момента не понимал:

Будь осторожнее в своих желаниях.

— Милорд? — заговорил Нкиру, видя, как побледнел префект.

— Это и правда то, что я думаю? — спросил Квинт, боясь услышать ответ.

— Уточнение: что, как вы думаете, это такое? — спросил Унати, и Квинт вспомнил, что марсианские жрецы не признают иносказательности.

— Это «Неукротимый»?

— Ответ утвердительный, — сказал Унати.

Квинт в сопровождении Нкиру быстрым шагом обходил стены города; квестору приходилось бежать трусцой, чтобы не отстать, и при этом он вынужден был лавировать между спешно сооруженными укреплениями, которые превратили Аксум из оживленного центра сельского хозяйства и торговли в оборонительный рубеж. Тысячи людей, вставших на стены, носили синюю форму, отмеченную гербом Тарента — изображением трех снопов зерна. Оборонная ауксилия города отреагировала за рекордно короткое время, городское ополчение перешло в боевую готовность решительно и без промедлений.

На планетах, находившихся во владении Ультрадесанта, иначе и быть не могло.

Квинт облачился в боевой доспех, синие пластины которого были отполированы до блеска. Так же блестели на солнце наплечники цвета слоновой кости и золотой нагрудник, и даже тусклый металл на ногах не портил великолепного облика воина. Болтер был закреплен у бедра, меч с эбонитовой рукоятью — за спиной, под кремового цвета плащом, украшенным геометрическими узорами.

Остальные города Тарента уже получили предупреждение, и астропатическое оповещение уже было отправлено на Макрагг. Квинт остановился на углу редута, наблюдая, как артиллеристы вращают маховики, направляя ствол турельной установки в небо. Вечерний небосклон исчертили падающие всполохи, как если бы вдали, над северными горами, случился звездопад. В другое время Квинт с удовольствием понаблюдал бы за подобным зрелищем, но в этот раз это был вовсе не метеоритный дождь.

От орбитальных защитных комплексов не осталось ничего: невообразимая огневая мощь «Неукротимого» обратила их в пыль, и теперь обломки падали на планету, сгорая в атмосфере. Уцелевшие системные мониторы уже получили сигнал возвращаться, но Квинт сомневался, что они хоть как-то повлияют на исход сражения, которое, как он знал, должно состояться. На орбите Тарента находились две следящие станции, и их настигла и уничтожила флотилия кораблей, которая хищной стаей сопровождала колоссальный звездный форт.

Дальше