Алексей хотел было милосердно прекратить его мучения облегчающим ударом в сердце, но сдержал себя. После того, как из быстрого опроса освобождённых узнал, куда делся четвёртый из писателей-журналистов и как эти нацистские падлы хвастались о своих палаческих подвигах, — долгое и мучительное помирание для этих катов казалось как раз истинным милосердием. А как же: у нелюдей впервые появлялось время пересмотреть поступки в своей жизни. И раскаяться в том зле, что они причинили другим. Ну, хотя бы через то осознание — на пороге-то смерти! — что делал, видимо, что-то не так, раз теперь приходится так плохо умирать…
Даже и жаль, что не всем сегодня представится возможность успеть перед смертью обратиться к Богу. Если есть он у таких мерзюков.
Алексей с Юркой скользнули в комнату, где тяжело сопела и храпела караульная смена. Да, хорошо храпела и хорошо, что храпела. Значит, успела группа уместить все дела в промежуток времени от смены одних часовых до того, как разводящий начнёт поднимать следующих.
Теперь уже не начнёт, впрочем. Будет спать в своей отдельной комнатке, предупредительно указанной пленным. Пока не найдут. Но и тогда уже не добудятся. А кое-кто и ляжет рядом. Потому что дяденька тоже окажется радикально пересмотревшим бандеровские убеждения и заготовит для своих бывших дружков гранату за пазухой.
Так, четверо здесь, как и завещал покойный в подвале. Должно было быть шестеро, но двоим вместо честного сна в карауле захотелось сексуальных извращений. Эти теперь продолжают вахту в аду. И один живой шнырится у кабинета директора, где Кудилов допрашивает московского корреспондента. Если этих исполним тихо, с тем дорешать вопрос будет несложно. Сейчас от тишины зависит практически всё. Пусть и придётся на себя повесить лишние трупы.
Без этого в принципе желательно было бы обойтись. Но, во-первых, после всего увиденного в подвале и услышанного в ходе быстрого опроса писателей — нелюдей было не жалко. Не повиснут эти покойники на сердце, потому как не убийство это будет, а праведное исполнение приговора. Что человеческого, что Божеского. А во-вторых, это было необходимо всё из тех же соображений исключения лишних случайностей.
Нет, ну надо же, как крепко спят! Дверь, мать её, не смолчала, скрипнула, когда открывали. Но караульные продолжали тяжко храпеть. Хотя, по стоящему в кубрике запаху судя, они просто в том состоянии, когда сон особенно сладок и необходим. Так, оружие где? Ага, вот оно, висит на вешалке. Как зонтики. Да уж, воены…
Так, теперь главное — тишина и спокойствие. Надо в темноте очень точно попасть ножом в сердце. То есть точку ввода оружия надо знать абсолютно точно. Даже наощупь. А то приборчик на лбу, конечно, помогает, но, зараза, двоит изображение, слишком много даёт лишних засветок! Ещё нужно рот ликвидируемому плотненько зажать ладонью, чтобы случайный крик не вырвался.
Этому учились тогда на физпо в «Антее» Ященко. А до того Бурана натаскивали на снятие часовых в училище. Поэтому за себя он не волновался, как и за Злого. А Еланец и Шрек могли бы оплошать. Так что правильно он решил отправить их с освобождёнными.
«…У тебя ж одна забота — на кладбище не попасть»…
Тьфу, привязалось, м-мать! Это душа опять всё же протестовала, видно. Тоскливо ей отнимать жизни, несмотря на все соображения о справедливости и праведности уничтожения убийц и насильников. Но всё равно — не хочется убивать вот так, не в бою. Не приставку к оружию ликвидировать, а вот этих, живых и тёплых. Да, хоть они и каратели, хоть и пришли, куда их не звали. А всё ж — живые…
Эх, сам бы взвыл сейчас! Нет, плохая работа — война. Грязная. Для души, прежде всего. Как отмолить её потом?
Тем не менее, руки сами делали дело. Да, по горлу было бы проще. Но тут и человек дольше хрипит и дёргается, и кровищи много брызгает. Уделаешься весь.
Впрочем, четверо — не сорок. И даже не четырнадцать. На двоих со Злым — пятнадцать секунд работы. Только бы никакая случайность не вмешалась!
Нет, повезло. Каратели приняли свою судьбу молча…
Ну, всё. Теперь последняя часть работы — Кудилов, корреспондент, а до того — охранник перед ними.
С гвоздей, вбитых прямо в стену, подобрали по размеру висевшие на них бушлаты.
Форма одежды у укропов, прямо скажем, более чем разнообразна. Иной раз и в гражданском вояки попадались. Или в гражданских джинсах и военном бушлате. Так что и одними бушлатами поверх граждански на первые пару секунд глаза противника отвести можно. А дальше уже и не потребуется…
А ежели он закрылся там, часовой? В помещении?
Ладно, по ходу решим. Всего не предусмотришь, хотя и спасибо покойничку, просветил относительно общего плана здания.
Поднялись с предосторожностью. Она оказалась нелишней: у дверей нужной комнатки маялся в полудрёме солдатик. То есть что значит — маялся? Натурально и дремал, присев на корточки. Так и умер, не успев встать…
Глава 11
Закончить фразу Александр не успел. Он скорее почувствовал, нежели увидел какое-то движение, слитное, но невероятным образом раздваивающееся по высоте, по направлению и даже по времени. Шорох, лёгкий металлический скрип — и допрашивавший его айдаровец-интеллектуал оседает на пол с завёрнутой наверх головой, обхваченный сразу с двух сторон так, что не может двинуть даже пальцем.
Ещё мгновение — и он уже лежит на полу с заведёнными за спину руками, запястья его споро фиксируются пластиковыми стяжками, а в рот запихивается… Что? Граната! Да они охренели тут, что ли?
А, нет! Гранатой только грозятся. Или что они делают? Кляп — да, а граната зачем? Всех взорвать, что ли хотят? Да нет, глупо…
Один из напавших оборачивается к Александру, подмигивает и подносит палец ко рту — тихо! Другой в это время приговаривает в адрес тюремщика:
— Ты давай, отдышись…
А действительно, обратил внимание Александр, «хвостатенький» дышит как-то болезненно, со всхлипами. То есть нападавшие как-то успели его ещё и под дых садануть? А он и не заметил!
— …отдышись тихонько, а то не помереть бы тебе с кляпом во рту. Только тихонько, не то при первом звуке действительно гранату тебе в рот затолкаю вместо кляпа, понял?
Айдаровец не то что мелко закивал, а как-то затрясся. Это, видимо, должно было обозначать согласие. Несмотря на это, напавший, высокий, крепкий парень в какой-то типично бандитской косухе под бушлатом с украинскими шевронами — или как там такие куртки называются — продолжал говорить с явно чувствуемой издёвкой:
— Она, правда, широковата, гранатка-то. Да с пояском. Лезет плохо. Как лампочка. Засунуть можно, а обратно — уже никак. Но ты не переживай особо. Если с зубами вместе её туда вбить, то всё зашибись будет. Только хирург достанет. Но это если колечко там будет. Я ежели я его выну? Ни один хирург за тебя не возьмётся. Мы в Чечне снайпершам знаешь куда такие же штучки запихивали? Так поверишь — до госпиталя ни одна не дотянула! Иные и до первого этажа даже долететь не успевали… А ведь у них там мышцы крепкие — прикинь, ребёнка удерживают, когда беременные. А тут что-то расслаблялись. Непонятно, почему. Кажется, летишь себе и лети. Расслабляться-то зачем?
Блин, юморист!
Выговор у парня не здешний, российский. Освободители? Кажется, ура?
— Ладно, психолог, — шёпотом прикрикнул на напарника другой, тоже здоровый парень. Глаза интересные. — Видишь, согласен он уже! На всё. Ты ведь согласен, Бандеры шваль? Да?
— Да? — переспросил первый, легонько пристукнув айдаровцу гранатой по зубам. — Правда, согласен?
Хвостик на голове опять запрыгал. А ведь, должно быть, трудно так энергично кивать, лёжа вдавленным одной щекою в пол…
— Вот и ладушки, — покладисто согласился парень с гранатой. — Кляпик мы тебе тогда обычный оставим. Безопасный. И пойдём потихоньку. Пойдёшь с нами?
Снова безоговорочное согласие. Словно можно было ожидать отказа…
Второй парень тут же поднялся со спины задержанного, одним гибким движением переместился к Александру. Во, блин, как ягуар какой! Спецы, видно…
— Фамилия, имя?
— Молчанов Александр.
— Корреспондент РИА?
— Да.
Нападавшие переглянулись. Как показалось Александру, с облегчением.
На душе потеплело. Точно, свои!
— У меня есть приказ доставить вас на ту сторону. Готовы следовать за нами?
Смешной вопрос!
— Да, конечно! — тоже переходя на шёпот, воскликнул Александр. — Ещё спрашиваете! Только наручники расстегните. А то рук уже не чувствую…
— Разумеется. Эй, Кудилов, у тебя ключи от наручников?
Тот отрицательно шевельнул головою. Потом мотнул головой на дверь.
— У конвойного?
Кивок.
Второй парень выскользнул за дверь и через секунду втащил в комнату айдаровца — того, который вёл сюда Александра.
Выглядел тот плохо. Прямо сказать, никудышно выглядел покойник: на месте переносицы глубокая дыра, лицо в крови.
Труп споро обыскали, заодно освободив от камуфляжной куртки. Ключи были в ней, и уже через секунду Александр едва сдержал стон, когда одна боль в запястьях, давящая, сменилась на другую, рвущую. Словно кровяные тельца яростно набросились на пережатые ткани, прогрызая себе пути по привычным дорожкам. Ну, сука укропская, тебе бы такую же муку!
Собственно, почти так и произошло дальше: парень, который говорил о приказе, перехватил наручниками запястья айдаровца.
— На всякий случай, — прокомментировал он, поймав взгляд Александра. — А то стяжку, вообще-то, разорвать можно. Правда, с руками сзади это ещё никому не удавалось, но случаи разные бывают… Всё, уходим! Эй, Кудилов! Документы, бумаги, планы, карты — где всё?
Тот кивнул на стол. Выглядел при этом несколько удивлённо. Этакая угнетённая ошарашенность…
— Злой, по карманам его обхлопай, — приказал дальше парень своему напарнику. — Удостоверимся, тот ли.
— Уже, командир, — был ответ. — Как учили…
И протянул напарнику документы. Тот хмыкнул удовлетворённо.
— Так, точно, наш клиент! Кудилов Валентин Игоревич. Ну, сучёныш, молись Богу, чтобы тихо всё было. А то у меня к тебе большие личные счёты. С удовольствием тебя причморю, если что! У меня приказа доставить лично тебя нет. А хоть бы и был… Я Буран, слыхал?
Судя по тому как побледнел «хвостатый», этот позывной был ему хорошо знаком.
— Злой, собери тут бумажки, какие нужные. Ноут его не забудь, — скомандовал дальше Буран.
— У него тут ещё видео, — вмешался Александр. — Он допросы снимал.
— Злой, понял? Давай, прибери технику. Ключи от «бобика» у тебя? — обратился Буран к пленённому.
Тот снова отрицательно покачал головой.
— У водилы?
Кивок.
— Водила отдыхает?
Кивок.
— В какой комнате?
Кивок головой налево, в сторону коридора.
— По левой стороне?
Отрицание.
— Первая комната отсюда? Нет? Вторая? Третья?
Кивок.
— Ладно, чудила многогрешная, смотри, если не ту комнату назвал, на твоей совести лишние покойники будут, — прошипел Буран. — И ты сам в их числе. Впитал?
Кивок, убедительный, чуть ли не раболепный.
Буран исчез.
Затем ничего не было слышно, затем он появился.
— Всё, двинулись. И ни звука. Ты, — обратился он к айдаровцу, — если даже ножкой топнешь сильно, убью нахрен! Злой, привет от усопшего безутешным товарищам приготовил?
— Обижаешь, командир! И в столе ещё одна.
— Классно, двинулись.
А дальше Александру оставалось только восхищаться — как, казалось, просто всё делается у этих парней. Один впереди, с оружием наготове, но не на виду, — с тем самым пистолетом с длинным стволом, видимо, бесшумным. Бойца не слышно и даже, кажется, не видно. Вторым поставили его. Третьим двигался пленный, действительно от души стараясь не производить шума. Четвёртым — второй освободитель, Злой. Тоже с пистолетом и тоже ловко хранимым у тела так, что выплюнуть смертельную пулю может в течение миллисекунды.
Так соскользнули с лестницы, прошли через фойе первого этажа, пустое — ну да, логично! Сели в машину — ополченцы… Какие, нахрен, ополченцы, профессионалы-диверсанты высшей пробы! Злой сел за руль, пленного посадили рядом. «Представительствовать будешь, с улыбкой чтобы ехал», — приказал Буран.
Как пленный будет улыбаться с кляпом во рту, было непонятно. Но, судя по гримасе, усиленно пытался исполнить приказ.
Сам Буран сел назад, продемонстрировав «айдаровцу», что пистолет сторожит каждое его неверное движение прямо у самой печени. На левое заднее посадили Александра. Чудесным образом поменявшегося ролями с его недавним мучителем.
Открыли ворота, выехали, закрыли ворота. Со стороны, должно быть, привычное зрелище — поехал сотник по делам своим важным. Что ж, иллюзии бывают подчас — или всегда? — куда приятнее действительности. Особенно когда в ней ждёт своего часа граната в ящике начальского стола…
* * *
Алексей кинул Насте эсэмэску о том, что одеяло у племянника получил, но тот предложил ещё завернуть в Лобачово — там, мол, можно недорого взять ещё мясо. Брать мясо-то?
Настя негодующе отстучала: «На часы смотрел? Разбудил!!! Бери!».
«Прости! — передал в ответ Алексей. — Надо прямо сейчас решить тему».
И вынул симку из телефона, разрезал на четыре части и разбросал по дороге, а сам аппарат забросил в придорожную грязь. Ежели их с Настей обмен как-то выделили и прикрутили к нему слежку по IMEI, то пусть поищут владельца на окраине Счастья…
Контрабандисты не подвели бы… Луганчанам, не раз подмечал Алексей, скрупулёзная обязательность не присуща. То есть не то чтобы не исполняли взятых обязательств, но — как придётся. Если находились дела поважнее — значит, так тому и быть. Правда, бизнес контрабасов и условия войны от совершенного легкомыслия отучают конкретно. Если Сто первый подвести реально не может, то какие-нибудь его ребята на низах могли решить что-нибудь по-своему. Обстоятельства, мол, что поделаешь!
Ещё одно, о чём должен думать каждый командир разведгруппы, — противник. Что если информация о деятельности луганской ДРГ дошла до ушей тех, кто принимает решения? Хоть через тех же «контрабасов»? Тоже не должно быть, но вдруг? И как раз возле переправы ждут их всех тёпленькими десяток бойцов в двух перпендикулярных секретах, с двумя ПК и одним мегафоном, чтобы после выстрела по водителю прокричать «Сдавайтесь!»?
Ехали в полном боевом напряжении. Достали из сумки свои «ксюхи», приготовили прихваченный на всякий случай экзотический «Кастет», выложили затрофеенные автоматы неудачливых караульных.
Обошлось без инцидентов. Чтобы не смущать контрабасов, милицейскую машину поставили назад. При осложнении обстановки двести метров она проскочит быстро, а так — ни к чему смущать партнёров неожиданным для них фактором.
Шрек, как и было договорено, вышел, «перетёр» появление милицейского автомобиля, настоял на подтверждении понимания. В чужие дела им лезть было ни к чему, но и котёнку понятно, что без выставленных заранее секретов их бизнес не обходится.
После этого мигнул фонариком «порядок» затихарившемуся в островке деревьев у левой обочины «бобику». Тот, правда, двинулся не сразу — сначала пришлось затащить в машину «айдаровца», которого до того вывел для «поговорить» Буран.
Некоторый конфликт интересов вызвало наличие лишних людей в группе сверх оговорённого. У «контрабасов» на этом берегу Донца была своя задача — переправить на тот берег столько-то туш говядины. И так меньше, чем хотелось, но бригадир контрабандистов понимал, что сегодня его «урок» дополняется необходимостью спрятать среди говяжьих туш человечьи тела. Так ведь говорили о скольких? — недовольно гудел низким шёпотом бородатый детина. О восьмерых. А сейчас сколько? Одиннадцать. А плотики не резиновые. Вам тут девок грузить, а мне потом как отчитываться? А лишний рейс — не, тоже нельзя, потому как с солдатами украинскими договорённость соблюдать надо. Думаешь, не секут они? Приборы-то есть у них. Так-то они в наши дела не лезут, но рейсы считают, потому как за каждый мы им отстёгиваем. А если рейс дополнительный, да без согласования, могут и стрельнуть. А коли завтра обнаружится, что вы тут нагуляли помимо девок, — а то не вижу я, что не братки вы, а военные, — так связать два и два укропы тоже умеют, не полные бараны. А на подвал кому хочется? И бизнесу конец…