Когда в начале Малого Средневековья случился раскол, и все окраины Директории начали отделяться, в восточных краях образовалось феодальная Федерация Мангазея. Столицей стал Сереброполис, бывший самым крупным городом в этой части материка. Уже тогда, в первый век колонизации, в Сереброполисе заработал крупный машиностроительный завод, который всё Средневековье продолжал делать тракторы, экскаваторы и другие машины по старинным технологиям. В центральной Рутении, которая всеми силами старалась не потерять Новоуралье, были введено военное положение, законами были закручены все возможные гайки. Именно поэтому на восток, в окрестности Сереброполиса стали стекаться фанатики, анархисты, сектанты, язычники, староверы, вегетарианцы – словом, все, чьё пребывание в западной части страны становилось опасным. Здесь, в условиях отсутствия промышленности, на удалении от дорог и магистралей, основывались сотни деревень, в которых люди возвращались к традиционному укладу жизни. Власть над Сереброполисом то возвращалась в руки Директории, то ускользала из неё, а десяток деревенских княжеств, вскормленный на комбайнах с завода, продолжал расти, как на дрожжах, воевать друг с другом, торговать с соседями и осваивать всё новые земли в сторону Заповедника.
– Выходи, – скомандовал Радик. – Сейчас пойдём пешком, местные не одобряют, когда у них над головой шарики крутятся.
Мы дошли до ближайшего деревенского проулка, прошли мимо заборов основательных деревянных домов. Я разглядывал их с нескрываемым интересом – последний раз мне приходилось видеть такие больше пятнадцати лет назад, когда судьба занесла меня в подобную, но уже осовремененную деревню.
Здесь всё было по-настоящему. Когда мы пересекли центральную улицу, я заметил деревянную церковь и какие-то культовые сооружения на небольшой площади, шарообразный памятник, изображающий не то глобус Земли, не то сферолёт-ковчег. Про такие памятники ходит много шуток, они стояли на каждом углу в самом начале Малого Средневековья, и сейчас в крупных городах их уже давно нет.
Деревенские были странно одеты – разумеется, на праздниках я видел традиционный наряд староверов, но в реальных условиях это гляделось куда экзотичнее. Они испуганно озирались на нас, я заметил, как одна женщина почему-то схватила ребёнка за руку и потащила с улицы в дом.
Дорогу перебежала индюшка, и Радик топнул ногой, пугая птицу. Чувствовалось, что он в каком-то непривычно-шутливом настроении.
– Похоже, нас тут не жалуют?
– Раньше деревни в этой местности были под «Горными Тритонами», – объяснил Радик. – У них был налажен экспорт донорских органов из сельских регионов.
От нехорошего предчувствия мурашки побежали по спине.
– Так поэтому мы здесь?
– Нет, сейчас с этим сложнее, слишком заметно. В деревнях бывают комиссии из департамента развития, пограничники из вольных отрядов навещают, местные могут рассказать, потом придётся долго решать проблему. Мы здесь не для этого.
Мы миновали ещё пару заборов и вышли на узкую тропку, ведущую в лес. Я проходил мимо вековых сосен, прикасаясь руками к их шершавой синеватой коре – мне всегда нравилось это делать. В середине тропы нас встретил парень, похожий по внешности на новоперса. одетый по-местному. Молча пожал руки, посмотрел на меня со смесью опасения и ненависти.
Возможно, он знал о личности Стояна чуть больше, чем знал я сам.
– Как эта неделя? – спросил его чуть погодя Радик.
– Нормально. Вес потерял не сильно. Собрали пока немного, но надо дождаться, не сезон ещё. В основном кормлю свиньями.
– Как настрой?
– А какой может быть настрой? – усмехнулся парень. – В яме сидеть. Я-то тут – и то помираю со скуки.
Заложник? Пленник?
– Как зовут? – осторожно спросил я.
– Меня или его? – обернулся проводник.
– Обоих.
– Меня – Эсхак. Его – Амамг-са.
Последнее слово было сказано с какой-то странной артикуляцией. Затейливое имя, подумал я, и начал соображать, каких кровей может быть пленник. Сначала я подумал, что это восточно-денниец, кеолранец или иаск, ещё слегка напоминало имена народности маори с архипелага колоний Амарлании но почти сразу же осенила жуткая догадка.
Собрали. Вес потерял. Про обычных пленников такого не говорят.
Вскоре мы оказались около длинного пластикового забора, прошли вдоль него пару десятков метров и зашли внутрь маленькой будки, наполовину спрятанной внутрь огороженного участка. Внутри будки стояли кровать, компактный кухонный синтезатор, биотуалет и шкафы со всякой ерундой.
– Сейчас наденем комбезы, – Эсхак завозился у шкафа. – Эти твари редко вылетают дальше чем пятьдесят шагов от улья, но, всё равно, не стоит рисковать.
Мы напялили комбинезоны химзащиты – старые, допотопной модели, но частично закрывавшие лицо. Затем Эсхак достал с полки и показал автопереводчик, который нацепил с помощью ремня на голову. Модель была особая, старая и большая, видел подобные пару раз в армии и на общественных мероприятиях. С переводчиком и в комбинезоне он выглядел по меньшей мере нелепо.
– Обычные речь мрисса не понимают. Он у меня один, если захотите поговорить – передам, – сказал Эсхак и открыл вторую дверь будки.
За забором начинался небольшой овраг, в котором виднелись сарай и загон с парой свиней. Мы спустились вниз по склону, миновали загон. Я заметил, что спины свиней в кровавых ссадинах и подтёках.
– Вон они, кружат.
Эсхак на миг остановился и показал куда-то в воздух. Я пригляделся и увидел десяток крупных насекомых, кружащихся над загоном.
– Пчелоры – пчелиные комары, – пояснил наш проводник. – Они же – пчёлы-вампиры. Рой молодой, они ещё только строят улей.
– Матка стоила кучу денег, – сказал Радик. – Порода не местная, привезли с острова Дель-Сорос в Центральном архипелаге. Против них нет антидотов, сильнейшая аллергическая реакция, и кирдык.
Про пчелоров я, конечно, слышал. Видел на картинках и видеороликах из Заповедника. В отличие от обычных москитов, сосущих кровь, эти твари охотятся на жертву целыми роями, а кровь на надкушенных ранах из-за их фермента может не сворачиваться несколько часов. Собранная кровь жертв их ульях перерабатывается, смешивается с нектаром и превращается в кровавый мёд, чем-то похожий по свойствам на гематоген. Живут они в болотах от самых северных островов Заповедника до юго-запада Денны.
– Это всё потом, – обрезал я. – Покажите пленника.
Мы вошли в сарай, пчелоров здесь было больше, чем снаружи, и я заметил вверху, под стрехой, клетку с ульем. Посередине пола был старый, присыпанный листьями решётчатый люк с кодовым замком.
Эсхак открыл его, и мы спустились вниз. Я лез по лесенке последним и почувствовал, что мне даже не хочется туда спускаться. Потому что я уже понял, что ждёт меня там.
В бетонном бункере размерами три на четыре метра сидел мрисса.
* * *
«Мрисса – разумная нечеловеческая раса, аборигены Рутеи. Эндемик особого государственного образования «Заповедник Мрисса», отдельные группы проживают в составе культурных посольств в семи державах планеты. Вместе с неразумным видом карликовый мрисса (эндемик Ирниатана, на момент открытия находился на грани вымирания) и вымершими мриссапитеками образуют моноотряд высших амфибий или антропоамфибий. Согласно основной гипотезе – пример успешной мутации и конвергентной эволюции, когда в изолированной экосистеме Восточно-Центральной Рутении место высших приматов занял вид, не относящийся к млекопитающим.
Половой диморфизм сильно выражен (рост, вес, окраска). Рост взрослого разумного от метра пятнадцати до метра семидесяти. Условно разделяется на северный (высокорослые, светло-зелёная кожа) и южный (низкорослые, коричневая и бирюзовая кожа) этносы».
(Из школьного учебника по этнобиологии)
* * *
Пленник оказался мужчиной – слово «самец» тут не совсем уместно – небольшого роста. Его макушка едва доходила до моего плеча, худые плечи покрывали изношенные красные одежды, похожие на вязаный свитер. Морда его была замотана так, что сбоку оставалась небольшая щель для питья.
Говорят, достаточно посмотреть на мрисс живьём чуть более получаса, чтобы научиться понимать их мимику. В больших по-лягушачьи выпученных глазах читался испуг.
Люк захлопнулся. Я огляделся – в бункере было что-то, похожее на ванну с мутной водой, яма для туалета с непривычным неприятным запахом, подстилка и какие-то сумки.
Увидев нас, мрисса поднялся с кривого табурета и что-то промычал.
– Почему завязал рот? – спросил Радик Эсхака.
– Он пытался ловить языком пчелоров, хоть я и запрещал их трогать. Они ядовитые. Обычных, своих-то они иногда едят, не то для профилактики, не то, чтобы закинуться. А эти не с Заповедника, а с архипелага, кто их знает, как подействуют.
– И зачем мы его держим? – спросил я. – Продать?
– Продадим мы его потом, – сказал Радик. – Сначала – надоим кровяной мёд. У этих парней кожа выделяет вместе с потом природный реппелент, и местные твари их не едят. Но если держать на голодном пайке…
Эсхак перебил товарища.
– …То от стресса и голодания очень скоро реппелент перестаёт вырабатываться, пчёролы начинают кусать. А из крови мрисса, говорят, мёд получается с наркотическим эффектом. Очень дорогой, высоко ценится в Бриззе.
Мрисса заёрзал на табуретке, чувствуя, что говорят о нём.
– Ты с ним говорил? – спросил я Эсхака. – Расспрашивал?
– О чём, например?
– Ну, из какой он, например, фратрии?
То, что общество мрисса делится на фратрии, чем-то напоминающее касты Ирниатана или родовые кланы Иаскана, было на тот момент единственным, что я знал о их устройстве.
– Окончание «Са» – путешественник, странник. Те, кто не нашёл место в обществе и отправился за границы Заповедника. Или кого выгнали за преступления, отбраковали. Я начитался тут уже, тоже любопытно стало.
– И где мы его взяли?
– Ну, ежегодно пара сотен таких же, как он, отправляются от болот через Пограничные горы. Точно непонятно, зачем. Что-то вроде национальной развлекухи. Сотня выживает и минует наши патрули. Кто-то, возможно, находит какие-то местные водоёмы, и остаётся жить по эту сторону границы, тут ничего не понятно. Пара десятков доходит до деревень, тут их или убивают фанатики, или продают кому-то из наших, или "Тритонам".
Пленник что-то прошипел и показал на рот. Радик скомандовал:
– Развяжи.
Эсхак неохотно принялся снимать повязку с морды. Когда последний моток был снят, мы увидели большой синяк на левой щеке.
– Бил его? – спросил Радик.
– Угу, – кивнул Эсхак. – Ударил один раз. Он толкнул меня и попытался вылезти через люк…
Радик молча сделал шаг вперёд и вмазал Эскаху в челюсть. Надсмотрщик отлетел к стене, оступился и воткнулся рукой в «ванну». Поднялся, отряхнул руку от жижи, постанывая, схватился за челюсть. Мрисса недоумевающим взглядом посмотрел на Эсхака, потом на Радика и сказал что-то длинное и гортанно-трескучее. Переводчик на ухе Эсхака отозвался тихим голосом.
– Я же просил не портить шкуру. Что он только что сказал?
– Он сказал тебе, чтобы ты меня не бил. Дескать, я его ударил не со зла, и мы собратья по несчастью.
Я усмехнулся, а в следующий миг даже задумался над тем, что меня так рассмешило. Понятно, что философия мрисса сильно отличается от нашей, но выглядело всё настолько наивно и нелепо, что показалось смешным. Видимо, из-за включившегося после в последние недели после визио-программатора цинизма. Радик же просто захохотал.
– Я хочу домой, Радик, – вдруг сказал Эсхак. – Я понимаю, что я проштрафился, поэтому здесь, но... Я отсидел достаточно, отправь сюда ещё кого-нибудь?
Радик изменился в лице, подошёл к Эсхаку, сбил его с ног и пару раз ударил сапогом по почкам.
– Ты будешь сидеть здесь. Ведь так, Стоян?
Я кивнул. Эсхак показался мне человеком, который может быть полезен именно здесь.
В этот момент мрисса подошёл ко мне и заговорил. Сказал пару фраз со словом, которое мне показалось знакомым – «Дальноморск». Радик оттолкнул его. Жестом потребовал у Эсхака автопереводчик, изучил кнопки, затем поднёс ко рту и включил громкий перевод.
– Он тебя кормит?
Переводчик захрипел писклявым сбивчивым голосом, потом мрисса заговорил, и из прибора послышался рутенийский.
– Кормит. Мало кормит. Наверх хочется. Вода есть плохая, воду сменить хочется.
– Зачем тебе наверх? – спросил я. – Вернуться к своим?
– Моей истиной-судьбой является на запад идти. Мне про город Дальноморск известно. Нужно в Дальноморск идти.
Мы переоделись и отправились обратно. По дороге я спросил Радика:
– Как мы его продавать будем?
– Или целиком, или по частям. Скорее всего, кораблём или подводной лодкой на Денну. Тамошним князькам они очень нравятся как домашние животные. В худшем случае, если совсем будет плох после "доения" – продадим по частям, как деликатес, в ту же Денну или в Бриззу.
После этих слов что-то словно щёлкнуло внутри меня. Стену цинизма пробило сострадание и чувство, что мы с этим несчастным мрисса похожи. Оба пленники.
Только моё предназначение – идти на восток, а его предназначение – на запад.
* * *
На следующий день состоялась долгожданная очная встреча с "Тритонами".
Мы сидели в одном из наших кафе на окраине, и Радик от моего имени вёл разъяснительную беседу с отраслевыми капитанами. Я дул щёки и вставлял важные реплики – за последние недели я вжился в роль и научился это делать.
За большим столом собралось человек восемь, и ещё столько же в кафе было солдат-охранников. Капитан, отчитывающийся за продажу антиквариата, признался в пропаже двух старых картин, которые должны были продать в Скомле.
– Ты расстраиваешь меня, – сказал я. – Найди и накажи тех, кто это сделал.
В следующий миг звякнуло пробитое стекло, и сидящий рядом со мной капитан, заорав, схватился за окровавленное плечо.
– Вниз! – рявкнул Радик.
Мои рефлексы сработали и без него. Я нырнул под стол. В кафе послышались крики. Солдаты засуетились, пытаясь образовать живой щит.
– На кухню!
Меня толкнули вперёд. Я допрыгнул до стенки, вдоль неё скользнул до двери, ведущей на кухню. Спустя пару секунд ещё две пули снайпера прошлись по столам и полу. Солдат, тащивший меня, локтём распихал поваров и официантов, столпившихся у выхода из кухни, сказал:
– Здесь безопаснее, переждём, Стоян.
Рядом оказалась ещё пара капитанов и солдат. Один из них, матерясь, держался за ногу. Персонал, увидев крепких парней, убежал куда-то в подсобку. Выстрелы прекратились, и через минуту мы выглянули наружу. У противоположной двери скрылись Радик с парнями и раненым в плечо капитаном. Увидев меня, он махнул рукой и крикнул:
– Уходим!
– Туда? – указал я на дверь и осёкся.
Не стоило мне при подчинённых спрашивать у него, это я должен был принимать решения.
– Нет, сейчас тут будет горохрана. Через заднюю дверь, – он повернулся к парням. – Вы двое – найдите снайпера.
Потом мы недолго бежали по узким проходам между старыми домами, вышли на небольшой дворик в глубине иасканского квартала и дождались парней. Те прилетели спустя десять минут на одном из сферолётов, которые мы оставили у кафе. Парни сели, один из них откинул крышку багажного отсека, и мы увидели незнакомца с мешком на голове и пластиковыми стяжками на руках.
Я решил исправиться перед подчинёнными и скомандовал:
– На ферму его.
Вскоре подогнали второй сферолёт, в который погрузились мы.
– Плохо, что ты растерялся, когда он начали стрелять, – тихо, но сквозь зубы сказал мне севший рядом Радик, когда мы взлетели. – Мне уже задавали вопросы, точно ли ты тот Стоян, о котором все говорят.
– Ничего не могу с собой поделать, – я пожал плечами. – Я изменился, приспособился, но мне далеко до этого вашего Стояна.
– Это авантюра, – вдруг сказал Радик. – Это всё дурацкая авантюра, с начала и до конца. Взять парня с улицы, прошить ему мозги и думать, что он будет тем же.