Ну что же, Ломакин философски пожал плечами. Значит, наступало время для второго акта марлезонского балета. Куда более сложного, опасного и призванного убедить противника, что, во-первых, за фрегатами нет никакой группы поддержки, а во-вторых, что догнать их будет вполне по силам. И легкие корабли развернулись, ложась на обратный курс.
На этот раз не было лихого кавалерийского наскока и могучего ракетного залпа. Фрегаты приблизились к вражеской эскадре с кормовых углов и открыли огонь, абсолютно неэффективный из-за слабости их орудий. Однако же, попадали – на силовых полях чужих кораблей, принявших на себя удар, отчетливо заметны были энергетические всплески. И, естественно, такое хамство не могло остаться без внимания.
Противник начал отвечать, причем довольно активно. Не ракетами, естественно – попасть в небольшую, крайне маневренную цель устаревшим оружием сложно. Однако фрегаты сейчас находились в пределах досягаемости орудий главного и среднего калибра, и те открыли плотный огонь. Чего, собственно, на фрегатах и добивались.
Сейчас команды этих кораблей, фактически подставляясь под огонь противника, решали сразу две задачи. Во-первых, получали и передавали на крейсер информацию о характеристиках вооружения противника, а во-вторых, старались его раздразнить. И то и другое у них получилось – когда после очередного попадания защита одного из фрегатов потухла, а сам он, оставляя за собой густой хвост газа, стал отклоняться от курса, четыре эсминца начали маневр сближения, чтобы добить подранка.
Интересно, что бы сказали командиры эсминцев, знай они, что защита фрегата в полном порядке и ее просто выключили, а сброс воздуха производится через открытый люк. Однако в подобные тонкости их никто посвящать не собирался. Один из фрегатов отвернул и начал быстро ускоряться, его «поврежденный» собрат сделал то же самое, но с заметным опозданием, да и ускорялся не так интенсивно. В общем, эсминцы медленно, но верно его настигали.
Экипаж фрегата «Полюс» очень рисковал. Бодаться с эсминцами, пускай даже устаревшими, занятие бесперспективное – любой из них превосходил фрегат по массе покоя, мощности огня и эффективности силовой защиты, а уж вчетвером… Тем не менее, командир «Полюса» упорно изображал раненую утку, и делал это столь мастерски, что противник не замечал подвоха ровно до того момента, как эсминцы влетели прямо в распахнутые объятия ожидающего их крейсера. А уж тот своего не упустил!
Если вы встретили в лесу медведя, клещей можно уже не бояться. Именно это сейчас и произошло – сразу после того, как «Каспий» отсалютовал эсминцам в упор бортовым залпом, они сразу же бросили преследование и начали маневр уклонения. Втроем – четвертый, превратившийся в мертвую, раскаленную докрасна, истекающую газом развалину, продолжал следовать прежним курсом, с большой долей вероятности через пару недель выводящим его за пределы системы. Впрочем, это никому уже не было интересно, поскольку все занялись куда более увлекательными делами.
Один из эсминцев успел отвернуть. Какие чудеса творили его рулевые и механики, так и осталось тайной, но он, разворачиваясь, ухитрился пройти по той грани, за которой люди превращаются в кровавый фарш от перегрузок. Наверняка кто-то на его борту погиб и покалечился, но, судя по тому, что звездолет сохранил управление, перегрузки удержались в пределах допустимого. Форсируя двигатели, корабль заложил широкую дугу и проскочил мимо «Каспия». Через несколько минут его двигатели выйдут из строя, но это будет потом, а пока что, выжигая их, корабль стремился выйти из-под обстрела. Единственный залп, который по нему дали, пропал втуне – артиллеристы крейсера просто не ожидали от противника такой прыти и не смогли рассчитать нужную поправку.
Зато на двух других эсминцах они отыгрались по полной. Их командиры делали маневр уклонения так, как предписано тактическими наставлениями, и в результате не смогли уклониться от опасной встречи. В результате головной корабль словил не меньше двух десятков попаданий и развалился на части. К счастью для экипажа последнего эсминца, артиллеристы «Каспия» увлеклись и слишком поздно обратили на него внимание. Заработав несколько пробоин, с погасшим полем, он все-таки сумел развернуться и из последних сил тянул к эскадре.
Настало время Ломакина сдерживать своих людей. Догнать и расстрелять покалеченный эсминец не проблема, но ему требовалась не мелкая победа. Задачей Ломакина было заставить противника на все наплевать и погнаться за собой. Именно поэтому он и повел «Каспий» с ускорением, лишь незначительно превышающим возможности подбитого эсминца. Пускай враг увидит перед собой тихохода, которого можно легко догнать, но притом вооруженного достаточно, чтобы огрызнуться. Тогда есть шанс, что он погонится за «Каспием» всеми силами.
Так и получилось. Видя опасность, угрожающую эсминцу, вражеский адмирал развернул навстречу крейсеру основные силы. Настала очередь Ломакина разворачивать свой корабль на грани фола, так, чтобы трезвый расчет у противника сменился азартом охоты. А для этого надо было создать у врага впечатление, что вот-вот, еще немного, еще чуть-чуть, и они догонят старый крейсер. А пока…
На развороте «Каспий» выпустил все ракеты, которые могли дотянуться до противника, и дважды добился результата. Никого не угробил, правда, но изрядно повредил тяжелый крейсер и сделал дыру в скуле вражеского линкора. Сам тоже поймал несколько попаданий, но силовое поле выдержало, и крейсер, пальнув напоследок из кормовых башен, ринулся наутек.
Откровенно говоря, Ломакину было немного обидно. Его крейсер, пускай и старый, но капитально перестроенный и оснащенный едва ли не лучшим из того, что мог дать военно-промышленный комплекс Урала, был способен справиться с любым кораблем преследователей, исключая разве что линкоры. Да и от линкора отбиться шансы имелись. Но когда за тобой несется вот такая, быстро теряющая строй и превращающаяся в беспорядочную кучу, толпа… Один в поле не воин, и этим все сказано. Приходилось драпать вслед за благоразумно свалившими фрегатами, но при этом не отрываться от противника. Удрать, оставив их далеко за кормой, не проблема, вот только операцию тогда можно считать проваленной.
Все душевные муки каперанга были компенсированы три часа спустя, когда нестройная толпа, в которую превратилась вражеская эскадра, со всего маху влетела в минное поле. Сохрани они строй – и последствия вряд ли оказались бы катастрофическими. Первыми приняли бы на себя удар легкие корабли эскорта – в принципе, защитить главные силы флота, пускай и ценой собственной жизни, является одной из их задач. Однако сейчас, в азарте погони, вперед вырвались крейсера и эсминцы, поголовью которых и был нанесен сегодня жуткий ущерб. От практически одновременного залпа нескольких сотен ракет в упор защититься невозможно, и пускай они слабее тех, которые несут корабли, приятного все равно мало. Космос вспыхнул!
Сколько всего кораблей погибло в огненной ловушке, подсчитать уральцам так и не удалось. Вдобавок, в образовавшуюся кучу-малу дали залп успевшие погрузить боекомплект с корабля снабжения фрегаты, да и «Каспий» добавил огонька. И Ломакин, с выражением мрачного торжества на лице наблюдающий развернувшуюся перед ним картину локального апокалипсиса, лишь хмыкнул:
– Ну что же, господа-товарищи, я вас поздравляю – мы сегодня славно поработали. Курс на базу.
И вновь замер перед обзорным экраном, скрестив руки на груди и словно изображая Дарта Вейдера, любимого героя своего детства. Получалось… реалистично.
Откровенно говоря, он был не совсем доволен. Еще бы пару-тройку кораблей, пускай даже и эсминцев, но с полным боекомплектом, и флот противника можно было бы, пользуясь моментом, помножить на ноль. Ну, или хотя бы выбить легкие корабли, без которых гиганты-линкоры много не навоюют. Увы, но эсминцы командование, не слишком верящее в успех операции, придержало, и сейчас это выходило боком. «Каспий» же и фрегаты, расстреляв все ракеты, практически исчерпали возможности к активным действиям, а транспорт снабжения, как и полагалось по диспозиции, ушел подальше от места боя и направлялся к родной планете. Осторожность стала ошибкой… Вдобавок, крейсер все же получил на этапе погони серьезные повреждения. Не фатальные, конечно, однако дальше воевать не получится, и потому им приходилось возвращаться к планете и надеяться, что напуганный враг отступит. Ну а не отступит… Что же, пару дней они в любом случае выиграли.
Планета Урал. Через два часа
– Господа, я вас поздравляю! Первый раунд за нами.
Нельзя сказать, что сообщение было принято с восторгом, но некоторая доля здорового энтузиазма присутствовала. Первый раунд – это еще не вся битва, но и не плюнуть-растереть. Конкретно сейчас двое суток – не менее пяти вооруженных транспортов. Не бог весть что, но в их ситуации харчами перебирать не приходится. Вдобавок, на верфях клятвенно пообещали успеть достроить два корвета и фрегат. Опять же, немного, да и в бой им предстоит идти без положенных испытаний и с не успевшими освоить технику командами, но все равно что-то, а два дня – это время хоть немного обкатать новинки.
Устинов был вполне удовлетворен достигнутым результатом. Если уж приходится терять время и силы на болтовню, то делать это надо с пользой, направляя энергию парламентариев в нужное русло. Да и о будущем стоило задуматься, в конце концов, война не будет длиться вечно, и, если все же удастся отстоять планету, военные станут весьма популярны в народе.
Маршал был достаточно циничен, чтобы не строить иллюзий: еще пара лет – и все, отставка. К тому времени стоило бы иметь запасной аэродром, и место в Верховном Совете планеты – отнюдь не худший вариант. И для себя, и для Ломакина – этот алкоголик уже сейчас, буквально через минуту после сообщения о разгроме, который учинил вражескому флоту, стал национальным героем. Иметь такого на подхвате необходимо, в конце концов, короля играет свита.
Все так, но только все это потом. Для начала следовало хотя бы просто выжить и отстоять планету. В то, что к ним придет помощь, Устинов не верил и, хотя послал на прорыв курьерские корабли, знал – дело это редкостно бессмысленное, и спасение утопающих, как всегда, дело рук самих утопающих.
Маршал вздохнул. Мысленно, разумеется – нельзя было показать хоть кому-то, насколько хреново на душе у командующего. Он буквально заставлял себя не думать о смерти. Не просто возможной, а весьма вероятной. Когда улитка, ползущая по рельсам, видит поезд, она прячется в свою раковину. Тоже, наверное, думает, что спасена…
Устинов хорошо понимал то, во что другие попросту не могли поверить. Нет, теоретически-то знали, а вот понимал из всех собравшихся он один. Потому, что когда-то прочувствовал, как это бывает, на собственной шкуре. Как с небес спускается огонь и дома, те самые, что «мой дом – моя крепость», превращаются в уродливые, оплывшие свечки. Это те, которые не рассыпались серым пеплом вместе со своими обитателями. Не успевшими ничего понять, но наверняка успевшими почувствовать… И Устинов очень не хотел, чтобы подобное случилось здесь, на его родной планете. Вот только он понимал еще и то, что если драться, то остаются хоть какие-то шансы, а вот если сдаться… Жизнь, может, и сохранишь, но в твоем доме поселятся совсем другие люди, а твои дети окажутся их рабами. Это Устинов тоже понимал.
Он был не из тех военных, что делают свою карьеру в штабах. По молодости маршал успел повоевать, и не абы где, а в десантных частях. В них парней с фронтира, неприхотливых и храбрых, всегда брали охотно. Устинову приходилось и сыпаться с орбиты в тесных десантных капсулах, и оборонять их от таких же хамов. Кто знает, как сложилась бы его жизнь, тем более, ему нравилось в армии, однако ранение поставило крест на честолюбивых мечтах десантного майора, и тридцатилетний ветеран вернулся домой.
Здесь отставной супермен тоже оказался востребован. На Урале периодически вспоминали о том, что когда-то были независимы и неплохо жили безо всякой Конфедерации. Откровенно говоря, даже лучше, чем сейчас. И потому, на всякий случай (а они, как известно, разные бывают), здесь всегда изыскивали средства на содержание собственной армии. По большому счету, ополчения, но угодивший в струю и моментально сделавший карьеру Устинов постарался сделать его реальной силой. Что-то наверняка получилось, не зря же он теперь маршал планетарной обороны. Пускай это звание местное, в Конфедерации ничего не значащее, и для умников в штабах он так и остался не более чем отставным майором, но все равно приятно, что на Родине твои заслуги признали. Вот только сколь успешно ты работал, могла показать лишь война. Та самая, которой Устинов хотел бы в нынешних условиях избежать.
Ну да попала собака в колесо – пищи, но беги. Устинов готовил планету к обороне, и надеялся, что до нее не дойдет. Потому что, если противник взломает орбитальную группировку (а он взломает, к бабке не ходи), то шансы удержаться невелики. Не смогут взять штурмом – разбомбят и все равно высадятся. И останется только вести партизанскую войну с группами вторжения.
Кстати, по поводу этих самых групп. Устинову не давал покоя один неприятный факт. Если изначально он думал, что противник ввел в систему все силы, то доклад Ломакина разрушил очень многие иллюзии. Только боевые корабли. Вдвое больше, чем рассчитывали – как раз из-за отсутствия транспортов, кстати. Думали-то пятьдесят на пятьдесят… Впрочем, неважно, почему. Это гражданские не вполне понимают, что, несмотря на победу Ломакина, баланс сил изменился не в пользу Урала, но он-то, человек военный, сразу увидел, что по орбитальной группировке отработает куда больше кораблей, чем планировалось.
Но и это еще не все. Если нет десантных кораблей, значит… А вот здесь вариантов много, и самые неприятные из них два. Это если высадка вообще не планируется, а противник собирается, не мудрствуя лукаво, превратить Урал в шар, покрытый полями радиоактивного стекла. Или если десантные корабли еще только ожидаются, и с ними придут силы охранения, которые резко усилят и без того значительное превосходство врага. И как тут прикажете воевать, спрашивается?
Маршал встал – делать ему здесь и сейчас было уже, в общем-то, нечего. Сразу же заныли ноги, возраст давал о себе знать. Возраст и, пожалуй, лишний вес. Ученые утверждают, что человеческий организм растет до двадцати пяти лет. К сожалению, об этом не знают ни живот, ни задница. Устинов, конечно, старался поддерживать себя в форме, но административная работа не шла ни в какое сравнение с теми нагрузками, которым он подвергался в бытность свою лихим десантником. И надо же такому случиться, что именно в этот момент завибрировал коммуникатор.
Выслушав сообщение, маршал несколько секунд стоял, обдумывая полученную информацию. Потом повернулся к азартно спорящим политикам и негромко, но так, что все разом его услышали и замолчали, забыв о дискуссии, сказал:
– Господа, вынужден вас прервать. Боюсь, у нас серьезные проблемы.
Система планеты Урал. Через полтора часа
Сообщение о том, что в систему вошла вторая эскадра, Ломакин воспринял без эмоций. Во-первых, он очень устал, сражение с превосходящими силами противника вымотало его донельзя. Все же маневры, перегрузки, а главное, чудовищный груз ответственности за своих людей, корабли и судьбу планеты. Ну а во-вторых, он давно уже мысленно настроился, что судьба подкинет ему что-нибудь эдакое. Слишком уж гладко прошла операция, и по закону всемирного свинства просто не могло получиться так, чтобы судьба не подкинула напоследок какую-нибудь гадость.
Зато нет худа без добра – его невозмутимый вид произвел на подчиненных успокаивающее впечатление. Очень важный момент, поскольку трем их кораблям теперь предстояло идти навстречу новой группе вероятного противника, о которой не было пока известно ничего, даже численности. Остальные корабли уральцев все еще пребывали на орбите родной планеты, и посылать их означало терять столь необходимое сейчас время. Так что пришлось разворачиваться и ложиться на новый курс, молясь, чтобы неизвестные корабли, на сей раз вышедшие из гиперпространства внутри системы, оказались не более совершенными, чем те, кого успел потрепать «Каспий». Об идеальном варианте – том, что это окажутся свои, идущие на помощь, – никто всерьез даже не думал.
Естественно, пессимисты оказались правы. Вторая эскадра оказалась такой же сборной солянкой, что и первая. С одним исключением. Три четверти ее состава были представлены громоздкими и неуклюжими на вид десантными кораблями. Эти гиганты, каждый вдвое больше линкора, не отличались ни ходовыми качествами, ни вооружением. Драться вместо них будут другие. Зато на защите – броне и силовых полях – не экономили.