– Этот Эрзан тоже один из вас? – спросил Ханбей.
– Хочешь - спроси у него сам: вон он идёт, – с усмешкой в голосе ответила Ина Ирсо.
Ханбей увидел, как из дома, окружённого кольцом гвардейцев, вышел грузный седобородый мужчина в диковинной узорчатой накидке. Обострившееся после дневных сражений чутьё подсказало, что спрашивать излишне: Эрзан-Целитель был таким же, как Ина-Птица. Немного ненастоящим... или слишком настоящим? Поравнявшись с ними, он остановился и церемонно приподнял шляпу, на миг обнажив совершенно лысую голову.
– Ина.
– Господин Эрзан. – Богиня в ответ присела в старомодном реверансе: вышло неуклюже и даже смешно. Ханбей задумался: робеет она или подшучивает над стариком.
– Каким чудом Нарби убедил вас выбраться в наши края? – спросила она.
– Я взглянул на него и подумал: раз бродяга Набарин нацепил мундир, дело приняло совсем скверный оборот. И не ошибся, – сказал старик. – Есть время на разговор?
Его тон явно не предполагал отрицательного ответа.
– Для вас – всегда. – Ирса Ина натянуто улыбнулась; походило на то, что разговор предстоял не слишком приятный. – Тебе прямо и наверх по лестнице, Хан. Береги себя: ещё увидимся.
Ханбей раскланялся с ней, со стариком, удостоившим его коротким кивком, и поспешил уйти: стать свидетелем ссоры между двумя божествами ему совсем не улыбалось.
Он зашёл в окружённый охраной дом: его пропустили, кто-то даже поздоровался с ним – должно быть, один из тех гвардейцев, с кем вместе сражались днём – однако сам он не мог вспомнить лиц. Снаружи дом выглядел богато, но внутри был обставлен кое-как и имел неухоженный вид. От стен пахло запустением.
На площадке второго этажа маячила фигура в красном мундире. Поднявшись, Ханбей узнал однорукого капитана.
– Так это вы… Стоило сразу догадаться, – со вздохом сказал Ханбей. – Не думал когда-нибудь увидеть бога, стоящего в карауле.
Из-за отсутствия материнских наущений или по причине особых обстоятельств знакомства, но перед богом-бродягой он совсем не испытывал страха, как и не чувствовал к нему особого почтения.
– Выглядишь получше, чем вчера, – бросив на него короткий взгляд, сказал Нарбак Набарин.
– Не вашими стараниями. Что плохого случилось бы, если б вы хотя бы подали мне воды?
– Ну, мне пришлось бы нагнуться. – Бог ухмыльнулся.
– Не верю: вы добрый бог.
– Добро и зло, боги и демоны – ты не умеешь отличать одно от другого, человек. Так не говори мне, кто я и что! – В блеклых глазах Набарина полыхнуло пламя.
Ханбей сделал вид, что не заметил его вспышки: этот гнев – он чувствовал – был притворным.
– Ваша сестра сказала, у каждого поступка своя цена. В детстве я видел несколько старых гравюр, где вы с госпожой Иной и вашим отцом, Реханом-Радетелем, изображены втроём, – сказал Ханбей. – У вас на них другое лицо, но две руки. Не расскажете – за что вы заплатили?
Ханбей мало надеялся на ответ, но бог вдруг ухмыльнулся развязно и недобро и спросил:
– Ты знаешь, что за вещицу моя сестра забрала у Солка Вархена?
– Рукописную колдовскую книгу лорда Шоума… Кажется, это называется «гримуар».
– Верно: гримуар. А первые страницы в нём когда-то написал я. – Набарин поднял правую руку и под ошеломлённым взглядом Ханбея сжал деревянные пальцы в кулак.
– Вы… Но зачем?!
– Законы, правила, традиции, – проговорил Набарин, как сплюнул: фальшивая ухмылка пропала с его лица. – Им нет числа. Они связывают нас по рукам и ногам. Не одному тебе это не нравится, Ханбей Шимек. Мне тоже. Многим из нас.
– Но лорд Шоум не… – Ханбей осёкся. Внутри похолодело от внезапной догадки. – Ваш отец, Рехам-Радетель, на его стороне?!
– Человек, носивший имя лорда Айзы Шоума, умер девять лет назад, и мало кто заметил его смерть, – сказал Набарин. – Нынешний лорд Шоум, наместник Лысых Равнин – и есть тот, кого люди называют Радетелем. Самый почитаемый бог этих земель. Роббар Рехам, мой отец.
– Вот как, – выдохнул Хабней.
– Ты хотел такой правды? Другой у меня для тебя нет. – Набарин взглянул на него едва ли не с жалостью. – Радетель – истинно Добрый бог: он верит, что действует для общего блага. Что мир, где мы будем вольны творить чудеса по собственному усмотрению, окажется лучше того, что есть сейчас; что победа оправдает любые преступления и жертвы. Сегодня ничего не закончилось: война только начинается, стражник, и она будет долгой. Если не завершится нашим скорым поражением.
– Лучше уж правда, чем неведение, – мрачно сказал Ханбей. – Вы заварили эту кашу вместе с отцом. Почему же теперь перешли на другую сторону?
Нарбак Набарин смерил его долгим взглядом, раздумывая, отвечать или нет.
– Сестра из тех, кто уверен, что все, кроме неё, должны играть по правилам, – после долгого молчания сказал он. – Она с самого начала не поддерживала Радетеля и препятствовала нашим с ним занятиям. Когда для продолжения нам потребовалось уплатить первую цену, отец не стал долго раздумывать…
Ханбея передернуло.
- Но это оказалась не та жертва, которую я готов был принести, - негромко закончил Набарин. – Единственная жертва, которую я принести оказался не готов… Как я понимаю теперь, вспоминая себя тогда – любая другая бы подошла. – Набарин отвернулся. Его деревянная рука будто сама по себе поглаживала перила. – Запомни эту историю. И вспоминай каждый раз, когда имеешь дело с Добрыми богами: мы не те, кем вы нас считаете.
– Это я уже понял, – сказал Ханбей. – Спасибо за правду, господин Набарин.
– Тут только половина правды, Ханбей Шимек. – Тонкие губы бога сложились в горькую полуулыбку. – Вторая половина – у Радетеля. Запомни и это тоже. А сейчас дверь, в которую тебе нужно войти – вторая по левой стороне...
Нарбак Набарин указал вглубь дома и, отойдя с прохода, сел прямо на ступеньки лестницы. Для бога у него был очень усталый вид.
Ханбей рассудил, что и так узнал больше, чем хотел, и дальше испытывать божественное терпение не стоит. Потому просто пошёл, куда сказано.
***
За дверью оказалась полутёмная спальня. Осунувшийся до неузнаваемости Вархен с закрытыми глазами лежал на кровати. Человек, сидевший в кресле у изголовья, обернулся.
– Ваше Величество, – пробормотал Ханбей, который раз за день опускаясь на колено. Это уже начинало надоедать. – Простите мою дерзость, но что вы здесь делаете? Разве вы не должны быть сейчас во дворце?
– Сядь, – тихо сказал Кербен, указывая взглядом на второе кресло. – Никогда не задавай сразу несколько вопросов, если хочешь получить ответ хотя бы на один.
– Простите… – Ханбей сел, но тут же снова поднялся, чтобы отстегнуть ножны. – Я должен вернуть то, что взял. Благодарю за доверие, Ваше Величество.
Король жестом остановил его.
– Оставь. Пусть в твоих руках она сослужит людям хорошую службу.
– Тогда прошу: возьмите на службу и меня, Ваше Величество, – сказал Ханбей, сам поражаясь своему нахальству. – Набарин сказал – будет война, но это и без него понятно… Значит, вам по-прежнему нужны надёжные люди.
Кербен задумчиво кивнул.
– Надёжные люди, крепкие руки, светлые головы. – Взгляд его сделался острым. – Ты доверяешь богам? Набарину, Ине?
– Я готов довериться им, если не будет иного выхода: а его не будет, – сказал Ханбей то, что думал. – Но они играют в другие игры, нежели мы. Нам лучше об этом помнить.
– Что ты собираешься делать на королевской службе?
– Всё, что прикажете, Ваше Величество. Я хорошо умею управляться с оружием. Он, – Ханбей посмотрел на кровать, – нескоро восстановит прежние навыки. Ему нужен напарник.
– Можешь считать, что ты принят, – сказал Кербен. – Если соизволишь всё-таки выполнить королевский приказ и сесть.
– Благодарю, Ваше Величество1
Ханбей сел, украдкой разглядывая короля. Сходство с покойным Рошбаном II было не так уж и велико; не больше, чем между Вархеном и лордом Вульбеном. Кербен выглядел старше своих лет; у него был тихий голос человека, не привыкшего командовать и спорить, рассеянный взгляд и подвижные, чувственные черты, больше подходящие лицу барда или живописца, чем короля и воина. Ханбей подумал, что понимает, почему Вульбен пренебрежительно говорил о нём, как о «короле-тряпке»; и подумал, что тот ошибался. Возможно, в обычных ситуациях Кербену недоставало решимости, но в его распоряжении был острый и гибкий ум, не позволявший утешаться иллюзиями или не замечать очевидного. Кербен сознавал, что его зажимают в угол прежде, чем это происходило, и превращался в смертельно опасного противника. Вульбен недооценил опасность – и поплатился за это.
Пока Ханбей осторожно поглядывал в сторону короля, тот, ничуть не таясь, тоже изучал его. Внимательный взгляд, казалось, проникал под кожу; Ханбей пожалел, что вряд ли когда-нибудь узнает, к каким выводам Кербен пришёл.
– По правде, я ждал твоей просьбы, – вдруг сказал тот.
– Ждали, Ваше Величество?
– Ждал и надеялся: она весьма своевременна. Ты удивился, что я здесь делаю… Мы выросли вместе, – сказал Кербен: взгляд его скользнул по бледному лицу Вархена. – Король… отец считал, что я слишком застенчив и слаб характером. Потому убедил мать отдать меня в закрытый пансион, где учились дворянские дети. Я был там якобы инкогнито. Но все знали, кто я, и вели себя соответственно: обходили стороной или, по наущению родителей, увивались вокруг, ожидая возможности облизать мне пятки… Ты можешь себе представить, насколько это отвратительно?
– Мне в жизни никто не облизывал пяток, Ваше Величество, – осторожно сказал Ханбей, смущенный неожиданной королевской откровенностью. – Но, думаю, могу.
– Один Солк Вархен задирал меня и дразнил беспрестанно, наливал мне клея в сапоги, писал непристойности в моих тетрадях - и проделывал это с большой ловкостью, не попадаясь ни учителям, ни моим прихлебателям. Один раз, когда «свита» где-то запропастилась, даже умудрился сломать мне нос! Как будто я был обычным, настоящим мальчишкой. – Кербен слабо усмехнулся. Его нос в самом деле был чуть скошен набок. – За такое отношение я проникся к Вархену определённой симпатией, тогда как он искренне меня терпеть не мог. Что меня, конечно, злило. Мы соперничали в учёбе и в тренировочном зале с переменным успехом… Он мог ударом кулака сшибить меня с ног, но я был искусней в фехтовании; в алгебре мы оба были хороши, но в черчении он превосходил меня, тогда как на уроках словесности я всегда утирал ему нос... Долгое соперничество отчасти примирило нас. В последний год мы даже сдружились. Учёба закончилась, мы больше не были детьми: я вернулся во дворец, Вархен получил место в тайной полиции, и ему было велено приглядывать за мной; как вскоре стало понятно, это была ошибка: Филин переоценил его сыновью покорность. Вархен, по-видимому, начал испытывать неловкость за прошлые шуточки и пытался загладить передо мной вину, которую сам для себя придумал - поэтому не слишком охотно доносил о мои делах… - Кербен помолчал немного. - Со стороны могло показаться, что он не любил отца, но это не так: признание Филина всегда оставалось для него чем-то очень важным. Когда тот поручил ему шпионить за мной, Солк оказался между двух огней: он не мог быть до конца искренен ни с кем из нас, и никто из нас не мог доверять ему; всё это очень удручало его. Он не хотел подводить отца, но не хотел вредить и мне, метался туда-сюда; когда умер мой брат и я сделался наследником, стало еще хуже… Затем Вульбен опомнился и отослал Вархен на Лысые Равнины; я не думал, что вновь увижу его. Но вчера на закате ко мне пришёл Рудольф Эслем с гримуаром и набросанным со слов выпивохи-крестьянина портретом. – Кербен на несколько мгновений закрыл глаза. – Как сказала госпожа Ина, у всего есть своя цена… Вархен сохранил мне верность даже под пытками. Но с тех пор, как мы выросли, я для него стал «Вашим Высочеством» и никем больше. Что бы ни произошло, он не примет моей помощи и дружбы. Не говори ему, что я был здесь. Так будет лучше. – Кербен рывком поднялся. – Сестра-сиделка и лекарь в соседней комнате: позови их, если будет нужно. Завтра я пришлю нескольких надёжных слуг тебе в помощь, чтобы навести тут порядок. Скажешь, что нанял их сам.
– Как вам будет угодно, Ваше Величество, – сказал Ханбей, решив на этот раз обойтись без падений на колено и поклонов: в конце концов, король достаточно ясно выразил своё отношение к подобострастию.
– Не забудь сказать лекарю осмотреть и тебя. – Кербен приветствовал его догадливость едва заметной улыбкой. – Прощай и до встречи, Ханбей Шимек. Я возвращаюсь во дворец: Рудольф наверняка уже рвёт и мечет оттого, что ему пришлось покрывать моё отсутствие…
Король ушёл.
Ханбей проводил его до двери, опустился обратно в кресло и с наслаждением вытянул ноги.
– Можешь открыть глаза: я давно заметил, что ты притворяешься, – сказал он. – А король заметил ещё раньше. Но устроил целое представление… Вы всегда так друг с другом разговариваете?
– Обычно мы вообще никак не разговариваем, – хрипло сказал Вархен. – Я ненавижу его.
– В самом деле?
– Ты не знаешь, что значит расти выродком среди дворянских щенков. Твоё счастье, что не знаешь. Он мог уничтожить меня в любой момент, он должен был… Я этого и добивался. Но наш мягкосердечный принц всегда был благороден: он жалел меня… До сих пор жалеет.
В слабом голосе Вархена прозвучала такая ярость, что Ханбей невольно поморщился:
– Я рос в трущобах, куда дворянские щенки не суются. Там меня научили ценить доброту.
– Забудь: это наши с ним дела, - со вздохом сказал Вархен. - Что в городе?
– Всё закончилось. Лорд Вульбен убит, – помедлив, добавил Ханбей. – Если король тебе не сказал.
– Сказал.
– Чей это дом: твой?
– Наверное. Не знаю: потолок везде одинаков.– На измождённом лице Вархена проступила тень усмешки.
– Я действительно могу остаться?
– Ты слышал, что сказал король.
– Слышал. Но сейчас я тебя спрашиваю, Солк, – устало сказал Ханбей. – Не валяй дурака.
Вархен глубоко вздохнул.
– Делай, что хочешь, – сказал он. Взгляд у него был мёртвый.
– Договорились, – хмыкнул Ханбей. – Я хочу врезать тебе за то, что ты меня обманул; и за то, что ты самонадеянный болван. Но не бить же больного? Придётся для начала не дать тебе тут подохнуть. Ина сказала: будет туго, но ты встанешь – если захочешь.
– Встану – и что дальше?
– Война, на которой ты нужен своему королю.
– Всегда есть какая-нибудь война и какой-нибудь король, – сказал Вархен.
– Нам достались вот такие. Не худший вариант.
– Не худший… – Слабый голос его вдруг надломился. – Как ты не понимаешь: я же опять подвёл его, Хан. И тебя… всех. Нужно было понять, к чему всё идёт… доложить сразу ему. Но я торопился к Филину. Думал… заслужить... – Он замолчал.
– Король на то и король, чтобы быть великодушным, когда возможно, – мягко сказал Ханбей. Он подумал вдруг о родном отце, давно умершем. – Ты допустил ошибку – но первым же за неё и поплатился. Поплатился страшно. Как бы то ни было – никто не осуждает тебя; и сейчас всё это уже в прошлом. Нужно жить дальше.
– А дальше – война, на которой я нужен своему королю… Это я уже слышал.
– Ещё не раз услышишь – пока не усвоишь, – пообещал Ханбей.
Вархен промолчал. В тишине раздавалось лишь его тяжёлое дыхание.
После солнечного дня в доме было душно и жарко: Ханбей подошёл к окну и приоткрыл створку, впуская свежий воздух и звуки.
Вверх по улице в окружении гвардейцев величественно прогарцевал на черном жеребце Кербен I.
Минутой позже с каменного крыльца спустились Ина и Набарин. Бог-бродяга удивительно человеческим жестом обнял сестру за плечи и что-то прошептал ей на ухо, вполоборота взглянув на дом. Ханбей нерешительно махнул им, прощаясь. Ина улыбнулась; Набарин салютовал ему в ответ деревянной рукой.
– Что там такое? – Вархен попытался приподняться на постели.
– Добрые боги ходят среди людей. – Ханбей затворил окно. – Ничего особенного.
04.05.17
I.V.
Ред.17.01.18