========== Пролог или Как же все начиналось ==========
– Да, миссис Саммерс, статья будет готова к завтрашнему утру, – заверила я начальницу, угрюмо вздохнув.
– Эх, Изабелл, ты же одна из лучших работников, у тебя прекрасный стиль написания, твои статьи всегда ищет читатель. Но почему ты такая неорганизованная в последнее время? Всегда ведь сдавала работу в срок, а сейчас? – поинтересовалась она, отпивая из чашки горячий кофе.
– Наверное, это из-за наступающего Рождества. Да, из-за него,– неуверенно ответила я, засмотревшись на танец кружащихся снежинок, вихрем проносившихся за окном. Через две недели Рождество… Какой кошмар.
– Ладно, чтобы завтра утром статья лежала у меня на столе. В принципе, в редакции ты мне не нужна, так что после обеда можешь идти домой, – сжалилась надо мной Элизабет.
– Спасибо огромное, я все доделаю, обещаю! – прощебетала я, выскакивая из кабинета главного редактора. Отлично, я больше не обязана находиться в этом удушливом помещении и могу с чистой совестью пойти поработать в какой-нибудь кофейне. И зачем здесь такое сильное отопление? К обогревателям даже подходить близко страшно, не то, что притронуться.
– Иззи, что от тебя хотел этот тиран? – поинтересовалась Аманда, моя подруга и по совместительству журналистка, ведущая колонку звездных сплетен.
– Ругала за то, что статья все еще не готова. Ничего страшного, – протянула я, усаживаясь за свое рабочее место. Включив ноутбук, я немного полюбовалась коллажем из фотографий улиц Парижа, который служил обоями на рабочем столе, и открыла текстовый редактор, но поработать мне не давала Аманда.
– Кстати, это действительно странно, что ты все еще не сдала статью. Ты же всегда первая летишь к редактору с готовым материалом, за что и ходишь в любимчиках у Саммерс. Ну что, Винтер, колись: что стряслось с нашей великой журналисткой? – заинтересованно уставилась на меня блондинка. Я опять невольно улыбнулась тому, какой же все-таки сильный отпечаток на нас накладывает наша профессия. Вот взять, например, ту же Аманду: я все еще помню, какой стеснительной девчонкой она пришла в нашу газету. Одевалась она скромно, была самой настоящей «серой мышкой». А что с ней стало теперь, когда она начала вести колонку сплетен? Как говорили у нас в курилке, Великое Преображение. Теперь девушка перекрасилась в блондинку, послала свою робость куда подальше и начала тратить невероятное количество денег на бутики и салоны красоты. Естественно, у посредственной журналистки не было крупных средств, поэтому Аманда заводила себе богатых ухажеров. Я не очень поддерживала ее образ жизни, но приходилось с этим мириться.
– Эй, Иззи, ты меня слышишь? – возле моего носа раздался щелчок пальцев. Оторвавшись от своих размышлений, я подняла глаза на подругу. – Ну, так что с тобой случилось? Влюбилась, я угадала?
– Господи, Аманда, ни в кого я не влюблялась, – сразу же опровергла я домыслы блондинки, – Просто все эти праздники выбивают меня из колеи.
– Нет, так неинтересно. Ты мне точно врешь. В таких случаях моя бабушка всегда говорила: «Cherchez la femme».
– Вообще-то, это означает «ищите женщину». И такое говорят только по отношению к мужчинам, если, конечно, ты не считаешь меня лесбиянкой, – ухмыльнулась я, поправляя подругу. Она частенько выдавала подобные глупости, пытаясь блеснуть интеллектом.
– Фу, Винтер, прекрати нести всякую ересь! – поморщилась Аманда, чем вызвала мой смех. Нет, лесбиянкой я уж точно не была, но меня забавляла консервативность подруги в вопросах ориентации. Странная нетерпимость к сексуальным меньшинствам, учитывая ее распущенность в личной жизни.
– Ладно, Аманда, мне нужно писать статью, ты не забыла?
– Я хотела тебе рассказать про Алекса, а ты убиваешь все мои попытки не сдохнуть от скуки в этой чертовой редакции. Жарко, как в Аду, так еще и поговорить не с кем, – пожаловалась подруга, пытаясь уговорить меня уделить ей еще пару минут.
– Иди посплетничай с Мэдисон из отдела здоровья, обсудите новые диеты, только дай мне поработать, – взмолилась я. Огорченно вздохнув, блондинка немного отошла и деланно-обиженным голосом протянула:
– Я тебе это еще припомню, Винтер. Будешь мне должна поход в кафе на выходных! – выставила свои условия Аманда и наконец-то удалилась. Что ж, поход в кафе – небольшая плата за возможность сохранить работу и закончить статью.
Уставившись на чистый вордовский документ, я впала в ступор. В творческий ступор. Давненько у меня такого не было, обычно нужные слова сами лезут в голову, только успевай стучать по клавиатуре. А сейчас – ничего. Ни одной подходящей мысли в голове. Вроде бы материала достаточно, тема интересная, а все же, если вдохновения нет, то и строчки из себя не выдавишь. Эх, тяжела наша участь…
Погипнотизировав пустой лист, я решила направиться в какую-нибудь кофейню. Обычно это помогало: наблюдая за людьми, вдыхая пьянящий аромат кофе, я легко подыскивала нужные фразы. Накинув пальто и повязав на шее теплый шарфик, я сгребла в охапку огромную кучу необходимых для работы бумаг и стремительно направилась к лифтам, пытаясь на ходу надеть шапку.
– Винтер, с тебя обед, ты же помнишь? – крикнула мне вслед Аманда, оторвавшись от болтовни с девчонками из отдела красоты и здоровья. Пока я повернулась к подруге, стараясь поправить съехавшую набок шапку, лифт остановился на моем этаже, и я поспешила войти, даже не удосужившись посмотреть впереди себя. Естественно, я врезалась в мужчину, который находился в кабине. От неожиданности я упала на пол, рассыпав все документы.
– Боже мой, простите, я такая неуклюжая, – начала извиняться я, пытаясь собрать бумаги.
– Ничего-ничего, давайте я вам помогу, – предложил мужчина, усаживаясь на пол рядом со мной, помогая все собрать. Тем временем двери лифта закрылись, и мы отправились на первый этаж. Внезапно я поняла, что мы в лифте одни. Что ж, меньше людей видели мой позор. Наконец собрав распечатки, мужчина помог мне подняться.
– Еще раз простите меня, очень неловко вышло, – смущенно пролепетала я, как бы невзначай осматривая попутчика. У мужчины была довольно приятная внешность, светло-русые волосы аккуратно уложены, а зелено-карие глаза добродушно глядели прямо на меня.
– Пожалуйста, прекратите извиняться, мне самому становится неловко, – рассмеялся он. Я тоже едва заметно улыбнулась, смущенно отводя взгляд. Обычно я веду себя более раскованно, но рядом с моим попутчиком я заливалась краской, словно пятиклассница. Наконец лифт остановился на первом этаже, и я как ошпаренная бросилась прочь из здания. В ушах все еще звенел смех незнакомца, заставляя меня задыхаться от приступа робости.
Бостон. Как же я обожаю Бостон. Я могу целыми днями просто блуждать по улицам этого города, наблюдая за толпами снующих вокруг меня людей, разглядывать витрины магазинов и забегать в случайные кафе. Особенно прекрасным мой родной город становился в преддверии Рождества: все вокруг украшалось тысячами маленьких фонариков, в витринах появлялись украшенные елочки, сверкающие благодаря гирляндам, все улицы заметало снегом, а горожане бегали по торговым центрам, чтобы успеть купить подарки своим близким. Все погружалось в предпраздничную суматоху, даря ощущение зимней сказки.
Не так давно, всего пару лет назад, я тоже беззаботно бегала по магазинам и выбирала платье, в котором проведу главную ночь года, но сейчас все изменится. Это Рождество будет другим, непохожим на все предыдущее. Это Рождество будет для меня последним.
Да, именно последним. Об этом не знает никто из моих друзей или знакомых, поэтому и отговорить никто не сможет. О родителях тоже беспокоиться не приходилось: я была очень поздним ребенком, поэтому мои родители скончались, когда мне стукнуло двадцать. Так вот, почему же этот праздник будет последним…
Все дело в моих убеждениях. Возможно, кому-то они покажутся глупыми или чересчур депрессивными, но для меня это вполне нормально и обоснованно. Лет десять назад, то есть, когда мне было пятнадцать лет, я начала задумываться о смысле жизни и моральных ценностях. Путем долгих раздумий, я поняла, что мне не хочется ни семьи, ни детей, для меня были важны лишь самореализация и творчество. А затем я перестала понимать ценность долгой жизни: а зачем? Для кого или чего я должна проживать долгую жизнь? Дети мне не нужны, замуж я не собираюсь, родителей не стало, а друзья так и не перешли в разряд близких. Самореализация? Я уже стала довольно престижным журналистом, появилась определенная доля известности, деньги перестали быть проблемой. Творчество? Вот здесь уже появляется заминка: с самого детства я мечтала стать писательницей. Когда я начала добиваться успехов в журналистике, решила написать книгу. Днем и ночью я работала над сюжетом, корпела над персонажами, чтобы те получились реалистичными и запоминающимися. Но когда работа над произведением была завершена, литературные критики дали ясно понять, что мне не дадут прыгнуть выше уровня журналистки. Что я только не делала: брала псевдоним, меняла героев, перестраивала сюжетную линию, обошла все издательства Бостона, но известность сыграла со мной злую шутку – за определенное время у меня выработался собственный стиль, который было очень легко узнать, и с этим я сделать ничего не могла. Так меня и вернули с небес на землю, поломав детскую мечту.
Вернемся к истокам моего депрессивного отношения к жизни. В те же пятнадцать лет я твердо решила, что должна добиться максимального успеха к двадцати пяти годам и сойти со сцены, если перспектив больше не будет. Чтобы сдержать слово, я сделала себе татуировку: уже десять лет на моем левом запястье красуется надпись «Memento mori», что в переводе с латыни, значит помни о смерти. И вот теперь, в свои двадцать пять, я не видела перспектив для дальнейшего развития, что значило, что пришло время сдержать обещание. Срок был назначен на Рождество, но прежде я должна разобраться со всеми своими делами.
Обо всем этом я думала, пока шла к небольшой кофейне в пяти кварталах от моего офиса. Но зимой тротуары довольно скользкие, так что терять бдительность нельзя, иначе можно случайно сделать неплохой кульбит, достойный акробата со стажем. В общем-то, именно это я и сделала. Неудачно поставив ногу, я поскользнулась на льду, присыпанном свежим снегом, и грохнулась прямо на асфальт. Особенностью больших городов является безразличие окружающих, так что на помощь надеяться не приходилось. Именно поэтому я сильно удивилась, когда ко мне подбежал прохожий и протянул руку, помогая встать.
– Ох, спасибо вам огромное, – искренне поблагодарила я мужчину, отряхивая со своего пальто налипший снег.
– Да, неудачный у вас сегодня день, – услышала я в ответ безумно знакомый голос. Подняв глаза, я чуть не провалилась под землю со стыда: передо мной стоял тот самый мужчина, с которым я столкнулась в лифте.
– Да, вы правы. Но мне повезло – вы меня уже второй раз спасаете, – улыбнулась я, стараясь не смотреть на незнакомца.
– Ладно, мне уже пора. Вы только больше не падайте, договорились? – одарил меня лучезарной улыбкой мужчина и скрылся в толпе.
– Договорились, – прошептала я, заправляя под шапку выбившуюся прядь золотисто-рыжих волос. «Все, хватит стоять посреди улицы и улыбаться во весь рот, нужно еще статью дописать», – мысленно одернула я себя и поспешила в кофейню.
Ну, наконец-то, статья закончена, и я могу с чистой совестью идти домой. Одевшись, я заказала с собой огромную порцию латте макиато и вышла на улицу, потягивая обжигающе горячий напиток. Было приятно неторопливо идти по вечернему городу, рассматривая сияющие витрины магазинов. Остановившись возле пекарни, я жадно втянула носом запах вишневого пирога, так напоминавший о беззаботном детстве. Сейчас я не позволяла себе мучного, чтобы сохранить фигуру, так что решила уйти подальше от соблазна, но и тут меня поджидал небольшой конфуз. Резко развернувшись, я не заметила стоящего рядом человека и от неожиданности пролила горячий кофе прямо на его пальто.
– Извините меня, умоляю! Я случайно, честное слово, – завизжала я, безрезультатно пытаясь вытереть пальто мужчины салфеткой. Подняв глаза на лицо пострадавшего, я чуть не заплакала от собственного невезения – я вытирала пальто того самого мужчины, с которым столкнулась в лифте и перед которым упала на улице пару часов назад.
– Все хорошо, это я виноват, – улыбаясь, сказал незнакомец, мягко отбирая у меня салфетку.
– Да ни в чем вы не виноваты, это я неуклюжая, не оправдывайте меня, – уже чуть не плача ответила я, так мне было стыдно перед этим человеком.
– Вам не кажется, что это уже не простые случайности? На одну или две встречи за день еще можно не обратить внимания, но три! Три – это уже судьба. Так что теперь вы просто обязаны дать мне свой номер, а то кто знает, при каких обстоятельствах мы встретимся снова, если вы этого не сделаете? – рассмеялся мужчина, глядя прямо мне в глаза. Вымученно улыбнувшись, я протянула ему свою визитку. – Изабелл? Какое красивое имя… А меня зовут Гейб,– протянув руку, представилась моя несчастная жертва. Пожав его руку, я вздохнула и устало протянула:
– Очень приятно, Гейб, но думаю, что мне пора домой, пока я еще кого-нибудь не покалечила, – в ответ на это, Гейб снова улыбнулся (Господи, какая же у него улыбка!) и, протянув мне шоколадку, сказал:
– Тогда это вам, Изабелл, для поддержания хорошего настроения. Надеюсь скоро снова с вами встретиться, но при более приятных обстоятельствах, – рассмеявшись, мужчина скрылся в толпе, а я так и стояла, вертя в руках шоколадку и пустой стаканчик от кофе. Господи, я тебя прошу только об одном: дай мне спокойно дожить эти две недели. Не дай мне влюбиться…
========== Самобичевание или Поспорим? ==========
Почти всю ночь я проворочалась в постели, пытаясь с головой окунуться в безмятежный сон или хотя бы приятную дрему. Но в мозгу слишком ярко представлялся образ нового загадочного знакомого, которого я весь день непроизвольно мучила самыми разными способами. Гейб… Интересно, какое у него полное имя? Габриэль? Красивое и какое-то необычное. Вполне соответствует своему обладателю. Ну вот, опять он не вылезает из моей головы со своим заразительным смехом и безупречной улыбкой. Господи, почему именно сейчас? Почему у меня уже два года не было отношений дольше двух месяцев, а сейчас ты посылаешь мне этого человека? Подло, очень подло.
И почему я не взяла у него номер, а? Идиотка, теперь сиди мучайся и жди, пока он сам позвонит. А если не позвонит? Нет, обязательно позвонит, я уверена. Наверное, хорошо, что я не знаю его номера, а то бы уже позвонила или хотя бы написала сообщение. Тогда он бы посчитал меня навязчивой или, того хуже, подумал, что я в него с первого взгляда влюбилась. Хотя чего там думать, это ведь правда. Дура. Отвратительная дура.
Ладно, нужно взять себя в руки и выбросить Гейба из головы, ведь осталось всего лишь две недели до Рождества, а значит, у меня нет времени на всякие глупости, в том числе и на романы. Или?.. Да ну к черту, менять планы только из-за первого встречного обаяшки с милыми ямочками? Ни за что, Винтер, никаких глупостей! Есть четкий план действий, нужно полностью его придерживаться.
Еще раз взглянув на татуировку на запястье, которая служила напоминанием о детском обещании, я успокоилась, сумев отогнать ненужные мысли, и минут через десять все-таки смогла уснуть.
Проснувшись утром, я была ужасно подавлена, словно и не спала вовсе. Кое-как скатившись с кровати, я поплелась в ванную, чтобы освежиться под холодными струями душа, но и это не принесло желаемого результата. Ни кофе, ни разминка не смогли меня пробудить и придать энергии, поэтому, наспех прожевав яблоко, я натянула обычные светло-голубые джинсы и белый кашемировый свитер, абсолютно пренебрегая косметикой. Вместо дорогих сапожек на каблуке, я выбрала неприметные ботинки, да и элегантное пальто сменилось темно-синей курткой. Да, в ней я была похожа на пингвина в затяжной осенней депрессии, но зато она теплая и удобная. Захватив с собой рюкзачок, в котором расположился ноутбук со свеженаписанной статьей, я выскочила на улицу.
Погода была чудесной, все вокруг словно погрузилось в настоящую новогоднюю сказку, но я так и осталась равнодушной к столь живописному пейзажу: меня не радовали ни снежинки, кружащиеся в беспорядочном вальсе, прежде чем упасть на промерзший асфальт, ни деревья, ветки которых были заботливо укрыты снежным покрывалом, ни мягкие лучики декабрьского солнца, с трудом пробирающиеся сквозь пушистые облака. Я не обращала внимания ни на что, кроме своих удручающих мыслей, от которых так упорно пыталась избавиться последние двенадцать часов. Да уж, лучше бы я вчера выглядела так же просто и слегка неопрятно, как сейчас, тогда бы Гейб не обратил на меня особого внимания, и сейчас бы я думала лишь о том, где проще раздобыть побольше снотворного, с помощью которого собиралась уснуть в последний раз. Как только я спустилась в метро, мое настроение опустилось еще ниже, ведь все население Бостона спешило на работу или учебу, и в метро образовалась привычная всем толкучка. Но несмотря на то, что в этом городе я живу всю свою жизнь, с этой утренней давкой мириться я решительно не хотела.
«Всего несколько станций, Иззи, несколько станций»,– успокаивала себя я, пытаясь максимально отдалиться от парня, который слишком странно терся об меня две последних остановки. Несколько станций, несколько станций…