Осень 2003 года: тыквенная истерия! Красные, желтые, зеленые, оранжевые тыквы повсеместно: в каждом саду, на каждом столе, в каждом супе, на каждой витрине. Кухни перестраиваются под крупноплодную тыкву. Каждый день к поеданию предлагается на пять сортов больше, чем накануне. То, что осталось несъеденным, безжалостно заменяет все, что можно где-то положить, как будто дизайна никогда не существовало. Пока что тыква покровительствует австрийцу, но скоро она его перерастет. Тогда она вернется в Америку и станет там губернатором.
Граждане против тумана
Не может такого быть, чтобы человечество, которое скоро будет смотреть телевизор по мобильнику, не могло справиться с устранением примитивной метеорологической инверсии, а ведь оно явно даже не предпринимало серьезной попытки осадить поземный туман. Это делается только в интересах индустрии, производящей антидепрессанты. Ибо давно уже не только нашим врачам, но и нам хорошо известно, что самые крепкие человеческие характеры разбиваются о череду дней, в которые люди с длинными руками не могут их вытянуть, не потеряв из виду свои пальцы. Когда с высоких метеорологических башен нам вещают, что вообще-то снаружи солнечно, царит великолепная, для этого времени года даже слишком теплая погода, так что серны начинают потеть, только, к сожалению, в низинах – там, где живут люди, – «местами устойчивый» (а именно: вечный туман дня поминовения усопших), то однажды поневоле задаешь себе вопрос: почему никто не уберет эту гадость? Мы что, не знаем химические свойства тумана? Мы умеем сверлить каменные стены – неужто мы отступим перед стенами из водяного конденсата? Куда смотрит Министерство здравоохранения? Что ж нам теперь, до смерти морочиться с этой постоянной моросью?
Музыку на хит-радио Ц3 можно вынести, только если вырубилось электричество. Рестораны, в которых эту музыку гоняют, должны добровольно объявлять о своем банкротстве. Иначе мы однажды добьемся показательного процесса за разжигание общественного негодования, нарушение вечернего покоя или за «мучение потребителя во время приема пищи».
Как выгодно на фоне такой музыки выделяются сообщения о дорожном движении! Эти послания улиц вообще продаются нам гораздо ниже их реальной литературной стоимости. Без них не было бы ни «поэтического тумана» (вместо «густого»), ни «движения на носках» (вместо «замедленного»).
Поэтический туман на трассе А1. Это означает: автобан покрыт поэзией. Легкие мысли текут, тяжелые перекатываются многорядно – например, в сторону Амштеттена. То затор на сужении дороги, то вмятина на обшивке, то дальний свет на горизонте. Туман рассеивается: поэт покинул автобан. Тут нам сообщают: Ц-пилот известил, что на всех подъездных дорогах зафиксировано движение на носках. Пожалуй, это означает вот что: традиционные объятия и поцелуи на заднем сиденье больше не котируются. Автомобилисты встали на цыпочки. То-то же. Наконец-то начали передвигаться в носках. Это хорошо для кровообращения. Идеально для хозяйства одинокого человека. Респект центру управления движением!
Честно врать (I)
Шарм австрийской речи состоит, помимо всего прочего, и в ее обезоруживающей откровенности. Особая неповторимость заключается во вводной части к основному сообщению. Вводная часть утверждает полную противоположность тому, что она означает, без всякого намека на иронию. Честное австрийское самохвальство начинается словами: «Не хочу хвалить сам себя…» Если собираешься сказать кому-то обидное, то говоришь: «Совсем не хочу тебя обидеть…» Если у тебя есть что-то против человека, то используется такой оборот: «Ты же знаешь, я ничего не имею против тебя…» Если хочешь просто что-то сказать, то говоришь: «Да я ничего не хочу сказать…» Если признаешься, что тебе хочется сказать то, о чем тебя никто не спрашивает, тогда выбираешь такую форму: «Если ты меня спросишь…» Если исходишь из того, что твое мнение никого не интересует, смело начинай так: «Если вы хотите услышать мое мнение на этот счет…»
Если у вас возникло чувство, что введение к речи успешно преодолено, и вы уже предвкушаете главную ее часть, то начинайте ее такими словами: «Ну, и теперь я постепенно перехожу к концу моего рассуждения».
Честно врать (II)
Недавно мы тут собирали излюбленные австрийские введения, которые с головой выдают, что представляют собой полную противоположность тому, что утверждают. Не хотим себя хвалить – мы это сделали совсем неплохо. Несмотря на это, некоторым читателям удалось нас дополнить и выжать из нас и вторую часть «Честно врать» своими неподражаемыми изречениями.
Фразы, которые начинаются словами «не сочтите за», принципиально стоят одной ногой в неправде. Бесстыдную навязчивость лучше всего совершать с вводными словами: «Не сочтите за навязчивость…» Если хочешь быть нахальным, говори: «Не сочтите за нахальство…» Так же работает схема с «надоедливым» и «обременительным».
Если хочешь ссоры, то уже практически достигнешь цели словами: «Не хотелось бы с тобой ссориться…» Чтобы обеспечить важному сообщению место в долговременной памяти собеседника, начните со слов: «Просто выбрось это из головы!»
Коллега Л. напоминает нам о поистине прекрасном австрийском признании, по которому сразу видно, какое принуждение говорящий применяет к себе, чтобы избавить другого от своей лжи. Это признание гласит: «Должен сказать тебе честно…»
Тишь и покой ночью святой (репетиция)
С чего начнем на сей раз? Кто вы у себя дома – подпевала? Тогда выберите тон непременно из середины, чтобы легко шло и вверх, и вниз. Одна из грубейших ошибок – слишком долго задерживаться на первом же «и». Это приводит к «тииииииишь», после которого вы теряете контроль над «ш». Мы рекомендуем: «Тии-хишь». С «х» и долгим «и» вы очень хорошо ловите «ш».
Затем следует свободный пассаж с мягким подъемом: «Ночью святой. И в тишине пред святою четой…» Критично становится лишь при длинном «и» на слове «диииивный». Тут мы достигли высшей точки. Хрип на этом месте может испортить весь праздник. Пожалуйста, сотрите из памяти Карела Готта, а с носа – Йоханнеса Хестерса, чтобы не соваться в чужие дела! Сейчас будет самое лучшее место: ударная терция на «и» в «тишииииии». Можете использовать обе руки, только не свалите елку. Самые тяжелые ноты – самые последние. Вот тут гимн вам отомстит, если вы начали слишком низко. Не равняйтесь на Ли Марвина, а просто мягко пророкочите: «Тишииииии». Для второго куплета лучше поставьте Бинга Кросби, у него это очень хорошо получается.
Снежные боги
Австрийские инструкторы по горным лыжам – ловкие парни. Если в нижеследующем рассуждении их миф окажется искаженным, то причина кроется в обыкновенной зависти автора.
К этой теме следует подходить без предвзятости. Лично я совершенно объективен. У меня никогда не было лыжного инструктора. Да мне он был и не нужен. Ведь я: а) не был отпускницей; б) не находил привлекательным тирольский диалект, как средний, так и горно-фуникулерный; в) всегда был на «ты» с самим собой; г) и ночами я сплю один. Чаще всего. По крайней мере, я никогда не испытывал потребности проснуться рядом с лыжным инструктором и взять у него напрокат его зубную щетку.
Ну, хорошо: я дико ревновал к этим типам. Сегодня я думаю про них: «Спортсменчики». А они думают про меня: «Увалень». И мы квиты. Но в те времена они уводили у меня (у нас) всех девушек: сначала шведок, потом датчанок, потом голландок, потом немок, а под конец еще и австриек.
Для всех молодых читателей, которые родились на свет со скейтбордом, а выросли со сноубордом: вы, наверное, представляете себе лыжных инструкторов совсем иначе, чем каких-нибудь Лыжно-Агасси и Снежно-Питтов. Они безобидно-милые. Если снять с них солнцезащитные очки и отделить их от тринадцати фирменных продуктов, это окажутся послушные мягкие ребята, как вы и я (в прошлом, по крайней мере). Лыжные инструкторы жили в другие времена. «Cool» тогда еще не изобрели, вместо этого сосали леденцы от Энгельхофера. Тогда, чтобы скатиться с горы, было всего три вида лыж: «Атомик» красно-синий, «Атомик» сине-красный и «Снежный ураган» – «Файерберд» (красно-сине-красный). Как же мы дивились изобретению травянисто-зеленых пластиковых лыжных ботинок под названием «Дахштайн Конкорд»! «Кортекс» еще не знали (у нас был Тексхагес, он одевал нас в длинные хлопчатобумажные подштанники и светло-голубые впитывающие влагу стеганые анораки).
Далее к «лыжному снаряжению» принадлежали противные, скользкие, неопрятные лыжные брюки из вторых рук, или с третьих ног, или взятые напрокат. Их нельзя было стирать никогда и ни за что, иначе они садились вдвое. Лишь самые привилегированные носили облегающие, цвета надувного матраца, эластичные, так называемые джет-брюки, в которых очень скоро при ходьбе появлялись джет-дырки величиной с монету. Они делали их еще интереснее. Джет-брюки были условием для постижения так называемого «джет-свинга», который быстро обеспечивал тебе место на лыжне. Освоившие его легко завоевывали сердца туристок.
Мы уже углубились в царство лыжных инструкторов: у них было все, что нужно, чтобы преподнести в лучшем виде то немногое, чему научился: кататься на лыжах и быть местным. Если в первом случае мы еще пытались с ними сравняться, то во втором нам не преуспеть никогда.
В работе лыжного инструктора есть два поля деятельности – плоское и крутое. На плоском работали детские подъемники. Там молодцеватые, ладно скроенные парни, которых чаще всего зовут «А-я-Тони» и которые носят шерстяные шапочки с дерзким узором, заменяют детям пап. Эти горные шуты моментально становились с малышами единым целым. Воодушевленные тур-мамы фотографировали их со все более близкого расстояния. Отцы были либо на мужском спуске (отцы-предатели), либо они были неспортивны (отцы-слабаки). Вечерами они были без сил либо от спусков, либо просто без сил, как всегда. В обоих случаях они ничего не имели против того, чтобы остаться в номере со спящим ребенком и тремя банками пива, так чтобы мамочки могли поучаствовать в музыкальных вечерах горных приютов. Там оказывались – по воле случая – все как один «А-я-Тони» дневных трудов, которые по совместительству с детства были неразлучны с губной гармоникой – и тут же могли это доказать.
На крутой трассе – на «трудном склоне» – лыжный инструктор мог сразу приступить к делу. Он показывал девушкам джет-свинг, чтобы всем все стало понятно. Потом он брал каждую за плечи, прислонялся своими коленками к ее ямкам (подколенным) и вплотную обучал ее основному свингу и параллельному свингу. Робких учеников-мужчин держали на дистанции короткими комментариями типа: «Наверх, на выступ скалы!» или: «Не вертись так много!» Строптивых спутников жизни или всеведущих городских чемпионов по лыжам для проверки таланта отсылали на неподготовленный склон с глубоким снегом. Там они исчезали навсегда.
Расстояние от одной беспомощной ученицы до другой снежные боги использовали для обучения их искусству движения по извилистой траектории. При этом на одном квадратном метре снега они выписывали до десяти свингов. Для них было важно показать женщинам, что движения делаются не верхней частью тела, а должны «идти снизу». Вряд ли это можно истолковать неправильно. Для верности они иногда добавляли: «К концу курса все этому научитесь!»
Как уже говорилось раньше, у меня никогда не было лыжного инструктора. Для меня всегда было нестерпимо, когда кто-то хотел преподать мне что-то спортивное. С этой моей программой, отвергающей обучение, я достиг в искусстве катания на лыжах вполне сносного уровня. Лететь пулей вообще было нетрудно, вот только при спрыгивании с горнолыжного подъемника меня мутило. Лыжный инструктор, заметив это, часто подлетал ко мне и помогал встать на ноги. Это было унизительно.
На лыжных курсах я дотягивал до уровня второй или третьей группы из пяти существующих. И тут мы вплотную подходим к особому виду лыжных тренеров – к виду инструктора по лыжам для лыжных курсов. С этим видом инструктора мы познакомились как с прямой противоположностью обычному лыжному инструктору: они были и остаются нашими учителями на лыжах. Это поневоле приводило к педагогике на лыжне – к обучению таким вещам, как манеры, приличия, порядок, умение держать строй, понимать преимущество соседа справа, сдерживать неуместную отвагу (и это при нуле целых, нуле десятых промилле). Короче, вас обучали всему тому, что на снежных склонах латентно запрещено. Кроме того, инструкторы с лыжных курсов внушили нам следующее правило: если знаешь, как что-то делается в теории, то можешь осуществить это и на практике.
Нашего героя по этой части звали профессор Клеменс Р. (английский язык, история). В жизни он был каринтянином, живущим в Вене. Но тогда он был инструктором лыжных курсов в Обертауэрне и был оснащен самоновейшими, только что изобретенными зеркальными солнечными альпийскими очками. И вот однажды он захотел показать нам перед группой немецких девушек, как нужно делать джет-свинг, когда теоретически вы его уже поняли. Теория разошлась с практикой: на деле она обернулась спуском спиной вперед, утонувшими в туче снежной пыли очками и сломанной лыжной палкой. Возглавлявший группу девушек местный инструктор (классический тип «А-я-Тони») дружелюбно крикнул ему сверху: «Ха, що ты там робышь, чы якись кунтуши показуеш?» На что профессор ответил ему из глубины снежной ямы: «На «ты» мы з вамы покы що удвох нэ выпывалы!» Это он ему хорошо врезал! Мы были им по-настоящему горды.
Жаль, что мы на востоке так редко соприкасаемся с Форарльбергом и что «хор-рошее тр-ранспор-ртное сношшение» из уст министра Горбаха есть самое форарльбергское, что можно услышать в Вене.
А ведь там, за горами Арльберга, в настоящее время совершается нечто совершенно не свойственное человеческим отношениям. «Каждая четвертая женщина Форарльберга беременна против воли!» – такой заголовок недавно появился в «Новой форарльбергской газете». Вы уж как хотите, но это не то пустяковое хулиганство, какое можно простить и оставить безнаказанным. Как ни крути, а сорок пять тысяч жительниц Форарльберга вдруг оказались беременны, да еще и против воли. Можно только надеяться, что статистика этих беременностей равномерно распределится на девять месяцев, иначе больницам Форарльберга понадобится одномоментно двадцать тысяч одних только акушерок.
Но чем дальше в лес, тем больше дров. На страницах газеты установлено новое соотношение: «Только каждая вторая беременность желанна!» Подведем итоги: в Форарльберге около ста восьмидесяти тысяч женщин. Каждая четвертая в настоящий момент беременна против воли – это сорок пять тысяч. Но поскольку каждая вторая беременность желанна, то к нашим сорока пяти тысячам беременных против воли прибавляется еще сорок пять тысяч желанно-беременных. Короче, половина Форарльберга – беременна. Или в духе министра Горбаха: «Хор-рошее снош-шение!»
Рычащие птицы
Срочно требуется эксперт, специалист по птичьему пению, который подтвердил бы нам один давно бытующий в кругу коллег и знакомых тезис и подвел бы под него научный фундамент. Тезис такой: птицы стали драматически громкоголосы. Они больше не чирикают – они орут или даже рычат. Только не говорите мне, что все это лишь обман зрения. В ночной темноте глаз может обознаться, но ухо, вырванное из здорового сна утренних сумерек, неподкупно.