Далекие горизонты (сборник) - Холдеман Джо 38 стр.

— Но ты телепатически связалась с… — начал Патек Георг. Сес Амбре тут же перебила его, покачав головой:

— Это не телепатия. Это связь через… Связующую Бездну. Это значит — слышать голоса живых и мертвых через время и пространство с помощью чистой эмпатии. Воспоминания, которые не принадлежат никому. — Женщина девяноста пяти лет, которая внешне казалась всего лишь пожилой, приложила руку козырьком к глазам. — Это так…, утомляет. Я столько лет старалась не слышать голоса…, не участвовать в этой памяти. Вот почему так хорошо было спать в криогенной фуге.

— А другие энеанские способности? — спросила Дем Лиа так же спокойно. — Ты умеешь странствовать?

Сес Амбре покачала головой, все еще прикрывая рукой глаза.

— Я не хотела изучать секреты энеан, — сказала она, и в голосе ее звучала глубокая усталость.

— Но могла бы, если бы хотела, — с почтением проговорила Дем Лиа. — Ты можешь сделать один шаг — и оказаться на Витус-Грей-Балиане, или на Гиперионе, или на Тау Кита, или на Старой Земле, правда?

Сес Амбре опустила руку и свирепо глянула на нее:

— Но я этого не сделаю!

— И ты направишься с нами дальше к нашему месту назначения? — спросила вторая женщина с зеленой лентой, Рес Сандре. — К нашей последней колонии Спектральной Спирали?

— Да.

В этом единственном слове прозвучало и решение, и вызов.

— А как нам сказать остальным? — спросил Джон Микайл Дем Алем. — Присутствие в колонии энеанина…, потенциального энеанина…, это все меняет.

Дем Лиа встала.

— В последние минуты моих обязанностей как избранного вами командира я могла бы решить это приказом, граждане. Вместо этого я прошу голосования. Я чувствую, что сама Сес Амбре, и только Сес Амбре, должна решить, когда сказать нашим собратьям по семье Спектральной Спирали о ее…, даре. В любой момент после нашего прибытия. — Она глянула на Сес Амбре. — Или не сказать никогда, если таково будет твое решение. — Дем Лиа повернулась к остальным. — И мы никогда не выдадим этой тайны. Только Сес Амбре имеет право сказать об этом. Кто за это, пусть скажет «да».

Единогласно.

Дем Лиа повернулась к Бродягам и женщине-тамплиеру.

— Сайге меня заверил, что по вашему направленному лучу не передавалось ничего из того, что здесь было. Далекий Ездок кивнул.

— А ваша запись контакта Сес Амбре с чужой расой через Связующую Бездну?

— Уничтожена, — передал четырехметровый Бродяга. Сес Амбре шагнула к Бродягам.

— Но вы все еще хотите получить немножко моей крови…, немного священной ДНК Энеи. Вы все еще хотите иметь эту возможность.

У главы ветви Кила Редта дрожали руки.

— Не нам решать вопрос обнародования известий или распространения священного дара… Должны тайно собраться Семь Советов… Надо спросить у Церкви Энеи… Или… — Бродяга явно страдал при мысли о том, что миллионы или миллиарды его соотечественников навеки оставят орбитальное дерево, отправившись в человеческую вселенную или еще куда-нибудь. И их вселенная уже никогда не будет прежней. — Но мы трое не имеем права закрыть путь всем остальным.

— Мы не решаемся просить… — начала Истинный Глас Древа Рита Кастин.

Сес Амбре кивнула и махнула рукой доктору Самелу. Врач подал Рите Кастин немножко крови во флаконе небьющегося стекла. — Мы ее давно набрали, — сказал он.

— Вы должны решиться, — обратилась к ним Сес Амбре. — Всегда есть путь. И всегда есть проклятие.

Кил Редт долго смотрел на этот флакон, потом взял его все еще трясущейся рукой и спрятал в потайной карман силового поля брони.

— Интересно будет посмотреть, что дальше, — сказал он. Дем Лиа улыбнулась.

— На Старой Земле было такое интересное проклятие, — напомнила она. — Китайское. «Чтоб тебе жить во время перемен».

Сайге вырастил шлюз, и трое дипломатов отбыли, полетели обратно к лесному кольцу, сопровождаемые сотнями тысяч других существ из света, ныряющих в солнечном ветре, плывущих по магнитным силовым линиям, как корабли, уносимые быстрыми течениями.

— Если никто не возражает, — улыбнулась Сес Амбре, — я вернусь в колыбель глубокого сна и включу поле. Длинные выдались у меня два дня.

* * *

Девять человек, пробужденные первыми, ждали, пока «Спираль» уйдет в пространство Хоукинга, чтобы вернуться в глубокий сон. Но они еще оставались вблизи звезды G8, уходя вверх и прочь от эклиптики и лесного кольца, закрывавшего теперь небольшое белое солнце, и Оам Раи показала в кормовой иллюминатор:

— Посмотрите!

Бродяги прощались с ними. Несколько миллиардов крыльев чистой энергии ловили солнечный свет.

В первый день в пространстве Хоукинга выяснилось, что корабль в отличной форме, спин-плечи и модули глубокого сна функционируют нормально, корабль вернулся на курс, и вообще все в порядке. Один за другим люди возвращались в колыбели — первой Ден Соа и ее супруги, потом остальные. Наконец осталась одна только Дем Лиа. Она уже сидела в колыбели, до погружения в сон оставалось несколько секунд.

— Сайге! — позвала Дем Лиа, и по голосу было ясно, что она просит его явиться.

В воздухе возник образ приземистого и толстого буддийского монаха.

— Ты знал, что Сес Амбре — энеанка?

— Нет, Дем Лиа.

— Как такое возможно? Корабль хранит полный медицинский и генетический профиль каждого из нас. Ты должен был знать.

— Нет, Дем Лиа. Я заверяю тебя, что медицинский профиль гражданки Сес Амбре совершенно нормален по меркам Спектральной Спирали. Никаких признаков пост-гуманоидной ДНК энеан. В психологическом профиле также никаких следов.

Дем Лиа нахмурилась, потом спросила:

— Значит, подделанные биозаписи? Это могла сделать Сес Амбре или ее мать.

— Да, Дем Лиа.

Все еще опираясь на локоть, Дем Лиа сказала:

— Насколько тебе известно — насколько известно любому ИскИну, — есть еще энеане на борту «Спирали»?

— Насколько нам известно, нет, — серьезно ответил монах. Дем Лиа улыбнулась.

— Энея учила, что у эволюции есть смысл и цель, — сказала она тихо скорее себе, чем собеседнику-ИскИну. — Она говорила о том дне, когда от жизни зазеленеет вся Вселенная. Она учила, что разнообразие — одна из лучших стратегий эволюции.

Сайге кивнул, но ничего не сказал.

Дем Лиа опустила голову на подушку.

— Мы думали, что энеане из чистого великодушия помогли нам сохранить нашу культуру — наш корабль, далекую колонию. Я спорить могу, что энеане помогли тысячам малых культур уйти из человеческой вселенной в неизвестность.

Они хотят разнообразия — чтобы были и Бродяги, и все остальные. Они хотят, чтобы много нас несло их дар божественности.

Она поглядела на ИскИна, но на лице буддийского монаха была только обычная улыбка.

— Спокойной ночи. Сайге. Следи за кораблем как следует, пока мы спим. — Она задвинула на место крышку колыбели, и устройство начало погружать ее в криогенную фугу.

— Да, Дем Лиа, — ответил монах уснувшей женщине.

* * *

«Спираль» продолжала свой путь в пространстве Хоукинга. Спин-плечи и модули жизнеобеспечения сплетали двойную спираль в потоке ложных цветов и четырехмерных пульсаций, сменивших звезды.

ИскИны убрали внутри корабля гравитацию, атмосферу, свет. Корабль летел в темноте.

Но вот три месяца спустя после посещения двойной системы зажужжали вентиляторы, замигали лампы и включилась гравитация защитных полей. Все 684 300 колонистов по-прежнему спали.

Внезапно в главном коридоре между мостиком и порталами первого кольца спин-плеч возникли три фигуры. Центральная из них была выше трех метров, в шипастой броне, четверорукая, обернутая хромированной режущей проволокой. Фасеточные глаза отсвечивали красным. Фигура появилась — и застыла неподвижно.

Слева стоял человек чуть моложе средних лет, с курчавыми седеющими волосами, темными глазами и приятным лицом. Он был очень смугл, одет в мягкую синюю хлопчатобумажную куртку, зеленые шорты и сандалии. Он кивнул женщине и направился на капитанский мостик.

Женщина была постарше — действительно старая, несмотря на энеанскую медицину, и одета была в простое платье ровного синего цвета. Она двинулась к порталам, проехала к третьему спин-плечу и прошла по коридору к модулю жизнеобеспечения. Остановившись у одной из колыбелей, она смахнула с прозрачной пластины саркофага лед и конденсат.

— Сес Амбре, — тихо произнесла Дем Лоа. Ее пальцы лежали на холодном пластике в сантиметрах от впалой щеки падчерицы по триединому браку. — Спи, моя милая. Спи.

На мостике высокого человека окружили виртуальные ИскИны.

— Добро пожаловать, Петир, сын Энеи и Эндимиона, — слегка поклонился Сайге.

— Спасибо, Сайге. Как вы тут?

Они ответили ему, но этот ответ нельзя было выразить в терминах языков или математики. Петир кивнул, слегка нахмурился и тронул Басе за плечо.

— В тебе слишком много противоречий, Басе? Ты хочешь их согласовать?

Высокий человек в конической шляпе и грязных сандалиях ответил:

— Да, Петир, если можно.

Человек стиснул плечи ИскИна в дружеском пожатии, и они оба закрыли на миг глаза.

Когда Петир отпустил Басе, довольное лицо крестьянина широко улыбалось.

— Спасибо, Петир.

Человек сел на край стола и сказал:

— Посмотрим теперь, куда это мы летим.

Перед ними появился четырехметровый голокуб. Звезды были знакомыми. Путь «Спирали» из человеческой вселенной был отмечен красным. Дальнейшая траектория вела дальше голубым пунктиром, уходящим к центру галактики.

Петир встал, коснулся голокуба и дотронулся до звездочки чуть справа от проложенного курса. Сектор мгновенно увеличился.

— Интересно бы проверить эту систему, — сказал человек, довольно улыбаясь. — Симпатичная звездочка класса G2. Четвертая планета примерно семь и шесть десятых балла по старой шкале Сольмева. Было бы выше, но там развились кое-какие очень мерзкие вирусы и свирепые звери. Очень свирепые.

— Шестьсот восемьдесят пять световых лет, — заметил Сайге. — И еще сорок три световых года коррекции курса. Скоро.

Петир кивнул.

Мурасаки пошевелила веером перед раскрашенным лицом, заговорщицки улыбнувшись.

— А когда мы прибудем, Петирсан, мерзкие вирусы как-то куда-то денутся?

Высокий пожал плечами:

— Многие, моя достопочтенная дама. Многие. — Он усмехнулся. — Но свирепые звери останутся. Берегите себя, друзья. И берегите наших друзей.

Петир подошел к трехметровому хромированному и шипастому кошмару в главном коридоре как раз когда навстречу ему зашуршало по покрытой ковром палубе легкое платье Дем Лоа.

— Все устроено? — спросил Петир.

Дем Лоа кивнула.

Сын Энеи и Рауля Эндимиона положил руки на стоящее между ними чудовище, поместив ладонь рядом с пятнадцатисантиметровым кривым шипом. И все трое исчезли без звука.

«Спираль» отключила искусственную гравитацию, откачала воздух в резервуары, выключила внутреннее освещение и полетела дальше в тишине, выполняя едва заметную коррекцию курса.

Нэнси Кресс

Бодрствующие: Спящие псы

Sleeping Dogs

(перевод В.Ковалевского, Н.Штуцер)

- Это, знаешь ли, может иметь потрясающие последствия для нас, - говорит Папочка, когда фургон заворачивает в наши ворота, - невероятно важные.

Я одергиваю свитер, чтобы он потуже облегал меня. Холодный весенний воздух нахально забирается мне в рукав, где была здоровущая дырка. Фургон, покрытый грязью сверху донизу в результате прогулки в горы, плюхается в колдобину на подъездной дороге, а затем с трудом вылезает из нее. У водилы за ветровым стеклом морда такая, будто он клянет все на свете предпоследними словами, хоть мне их и не слышно. Зато прекрасно слышно, как вопит в доме Драгоценная. У нас вышла вся овсянка, да и молоко почти кончилось. Так что ив самом деле нам не помешало бы нечто, имеющее потрясающие последствия.

- Подавай вперед! Еще вперед!.. Стой! - орет Папочка. Но водила на него ноль внимания. Остановился где хотел, и задняя дверь фургона тут же открылась. Я обошла машину, сунулась к двери и заглянула внутрь.

Внутри смотреть было не на что, кроме здоровенной железной клетки, которыми пользуются для перевозки собак.

А в клетке на боку лежит сука. Не больно-то породистая, впрочем, по виду, может, даже и лабрадор, только неясно, где она обзавелась таким облезлым хвостом - разве что у немецкой овчарки. Глаза карие - совсем как у Драгоценной. И еще очень даже беременная.

- Не трогай ее, Кэрол Энн! Немедленно отойди от машины! Кто ее знает, какой у нее нрав! - кричит Донна и отталкивает меня в сторону. Потом лезет в фургон, даром что только что меня от него отпихивала, сует руку в клетку и начинает гладить суку, ласково причитая: - Ах ты, моя лапочка… ах ты, старушка моя… тебе у нас понравится, собаченька моя…

Донна ведь верит всему, что ей всучивает Папочка.

А я иду к кабине водилы фургона, туда, где большими оранжевыми буквами написано «Стенли Экспресс», и прибываю туда как раз вовремя, чтобы увидеть» как из нее вылезает научник из «Арроугена». Это я так решила, что он научник, - разве в водилы такого возьмут? Этакого коротышку мне еще видеть не доводилось - футов пять, да еще тощий-претощий. Одет в деловой костюм с манишкой и булавкой для галстука. Видок его мне не по душе, тем более что он на Папочку пялится, будто тот какой деревенский олух. И все же мне любопытно. Надо полагать, ученые-генетики могли бы своих ребятишек и подлиньше делать. А может, он в своей семье первый научник, так что его родители - самые обыкновенные люди вроде нас? Этим можно объяснить, почему он так хамит Папочке.

- …понять, что тебе никак не удастся связаться с нами и получить техническую помощь. Так что задавай вопросы, если они у тебя есть, сейчас.

- Нет у меня вопросов, - отвечает Папочка, и так оно и есть. У него вообще никогда вопросов не бывает, он вечно приступает к делу и плывет, будто облачко в вышине в солнечный мартовский денек, пока на него не обрушится нежданный шторм. И Донна у нас тоже такая.

- Ты уверен, что нет вопросов? - спрашивает научник, и его голосишко чуть ли не вибрирует от негодования.

- Нет, сэр, - отвечает Папочка.

- У меня они зато есть, - вмешиваюсь я.

Научник из «Арроугена» смотрит на меня так, будто думал, что я вообще не умею еще разговаривать, хоть ростом я и повыше его. Мне семнадцать, только выгляжу я куда моложе.

Тут Папочка говорит:

- Кэрол Энн, кажись, Драгоценная плачет. Не могла бы ты…

- Сейчас очередь Донны, - говорю я, хотя это и чистый смех, так как Донна никогда не нянчит Драгоценную, даром что на два года старше меня и работать должна больше. Дело тут не в том, что она Драгоценную не любит. Просто она детского плача слышать не может. Донна вообще не слышит того, чего слышать не хочет. В этом отношении она - копия Папочки.

И я говорю:

- А что, если помет суки, который у нее будет, окажется вовсе не той генетической обработки, которую вы нам наобещали? Раз уж мы не сможем вас отыскать, чтобы, значит, получить техническую помощь, так и для того, чтобы денежки назад выручить, не найдем тем более. Так?

А он смеется, черт бы его побрал.

- Это верно, юная леди. Но ваш родитель и я все это уже обговорили. И я вас заверяю, что щенята будут иметь то самое генетическое изменение, которое вы заказали.

- Большие? Сильные? И все кобели?

- Точно.

- И не будут спать? Никогда?

- Не больше, чем Лейша Кемден, Дженнифер Шарифи или Тони Индивидо.

Это он называет мне имена трех самых знаменитых Бодрствующих: двух богатейших девиц и одного политического краснобая. Репортеры из Новостей гоняются за ними, прямо проходу не дают. Все они всего на несколько лет старше Донны, но по виду - совсем взрослые. Обе женщины очень красивы и битком набиты деньгами. А парень - Тони Индивидо - называет себя активистом и треплется насчет «дискриминации, порожденной завистью и страхом», а также о «необходимости содействия эволюции человеческой расы». Мне он кажется противным, а там кто его знает, может, он и прав. Мне-то какое дело. По правде говоря, я о Бодрствующих не больно-то голову ломала до тех пор, пока Папочка не выдумал эту идею, которая может иметь для нас величайшие последствия.