Или вот был случай, говорят мне: вы пока полечите нашего ребенка, а мы вам потом принесем деньги – когда страховая выплатит нам крупную сумму за один там несчастный случай… Нет, отвечаю, я человек простой, а вы меня каким-то бухгалтером делаете. Я таких сложных витиеватых схем понять не могу. Вы мне просто деньги принесите без долгих объяснений и все. А грузить проблемами не надо. Я же вас не гружу своими. У нас честная торговля – вы мне деньги, я вам товар в виде здоровья. Сколько вложите, столько и получите.
А я со своей стороны придерживаюсь этики. Я никогда не буду высасывать деньги, нарочно делая вид, будто что-то делаю. Я отработал до конца – и до свидания. Причем, можешь мне не звонить – не надо меня поздравлять с Новым годом, не надо мне говорить, как вам раньше было плохо, а теперь стало хорошо благодаря мне. Даже здороваться при встрече не обязательно… Сделали тебя – гуляй, иди и не оглядывайся. Будет опять какая-то проблема – приходи. А сейчас живи своей жизнью и отбрось хвост воспоминаний. Не надо благодарностей.
– Неужели можно решить любую проблему?
– Вопрос цены и трудозатрат. Вот случай. Ребенок-миопат. Миопатия – это неизлечимая болезнь, при которой разрушаются мышцы. Считается, что она генетическая. В 10–12 лет ребенок вдруг начинает хуже ходить, спотыкаться, потом вообще перестает вставать, лежит, а через полгода умирает – атрофировавшиеся мышцы не могут уже шевелить легкие для дыхания. Есть методы лечения гормонами, которые оттягивают кончину на полгода. То есть врачи пытаются затормозить процесс разрушения тканей. А я действую по-другому – ускоряю его! Разрушаю дурную ткань, и изнутри вдруг начинает расти ткань новая, здоровая. Процесс занимает три-четыре года… Был у меня ребенок, принесли на руках, у него уже останавливалось дыхание, выпадало глотание. Почти четыре года его сюда привозили каждый день. Бабушка сдалась, отец сдался, бабушка с дедушкой с другой стороны сдались. Одна мать осталась, сказала: буду бороться до конца! И вот теперь все в прошлом, сейчас он первый спортсмен в школе. Парень в порядке, приходит сюда раз в год.
– Зачем?
Блюм вздыхает:
– Как-никак кусок жизни здесь прожит. Просто в гости. Такие пациенты для меня – как картины для мастера… Так что, повторюсь, решение проблемы – вопрос стимула. Если стоит задача вытащить любой ценой, тогда да – все можно победить. Если ко мне приходит мой сын, приводит ребенка полуторагодовалого, внучка моего всего вот такого вот перекошенного, уродливого: вот нагулял, прости папа. Тогда я возьмусь, несмотря на любые трудозатраты, потому что это мой внук!.. Много лет назад у меня дочь заболела сальмонеллезом. Попала в больницу в Кишиневе. Я приехал туда, а там боксы. Говорю: отдайте ребенка. Они отвечают: нельзя, это инфекция, туда входа нет. Ребенка, говорю, отдайте! Это же не ваш ребенок, а мой. Я за него отвечаю. Не дают… В общем, дверь вышиб, ребенка забрал, на следующий день разбирался в милиции. Но зато сам ее вылечил.
– И как же вы ее вылечили?
Доктор Блюм протянул ко мне свои огромные лапищи – по пять пальцев на каждой.
– В две руки. У меня кроме вот этих вот рук, ничего нет. В моей домашней аптечке только бинт и прополис. Ведь я же врач, а не говно. Настоящему врачу, кроме знаний и двух рук ничего не надо.
– Так вы что, голыми руками ее от острого отравления вылечили?
– Да.
– Как?
– Дренировал кишечник, выгнал оттуда всю слизь. Дал попить, снова выгнал. Снова дал воды, снова выгнал. Дальше организм все сделал сам.
– И что, любую инфекцию можно так лечить – руками? И даже вирусный гепатит?
– Можно так отработать человека, что у него резко подскочит иммунитет. И организм убьет вирус. Почему одни люди заболевают при контакте с вирусом или микробом, а другие нет? Иммунитет разный! У одного сильный, а у другого просел. Значит, надо поднять… Я вот у сына своего пятимесячного когда-то в две руки пневмонию вылечил тяжеленную. У него хлюпали легкие, температура под сороковник. За две недели выкачал из него всю заразу. Я просто умею рулить процессами внутри человека.
– А как это выглядит со стороны – то, что вы с больными делаете?
– Мну, гну, тру, нажимаю, качаю… С определенной частотой, силой, последовательностью. Если нужны рычаги, использую тренажеры. Но то, что я делаю снаружи – только привод для воздействия на внутренние органы. А внешний наблюдатель видит лишь то, что происходит снаружи. Поэтому ничего не понимает. В том числе и врачи не понимают. Врач никогда не выйдет из-за стола и не станет работать руками. Меня многие спрашивают: ты же профессор, как ты можешь опуститься до рукоделия, ведь массажистом может работать человек со средним образованием. Они путают массаж с тем, что делаю я. Это как с шахматами. Спроси начинающего: ты, мальчик, в шахматы играть умеешь? – Умею, дядя!.. Спроси гроссмейстера, и он скажет: умею!.. Но это разные уровни. В одного скрипача помидоры кидают, а второй – Паганини.
Это как если бы глухой взялся описывать работу пианиста. Он видит, как тот голову запрокидывает и руками водит туда-сюда. В общем-то, интересно, конечно, посмотреть, но сути этой работы глухой не понимает. Ему нечем. Так вот и современным врачам нечем понять то, что я делаю. Аппарата нет. И потому они даже не понимают, за что мне клиенты столько платят. Неужели за то, что ты их помял? Нет! За то, что я из них болезнь выдавил!
Порой это занимает много времени. Например, для того, чтобы исправить порок сердца, мне нужно сначала основательно раскачать грудную клетку, иначе я к сердцу не подлезу. Чтобы в определенную зону залезть, ведь надо расчистить проходы, расшевелить – доступ нужен. Чтобы добраться к тому же сердцу, надо «разобрать» грудную клетку, чтобы, когда я туда полезу, я ему ребра не поломал. То есть межреберные промежутки необходимо расширить, реберно-грудинные сочленения расшатать. А иначе эластичности не хватит.
– Погодите-погодите! – Я вскочил с кресла и нервно пробежался по кабинету. – Как можно без операции исправить порок сердца? Это ведь неизлечимое заболевание, при котором клапана не полностью перекрывают аорту. А клапана сделаны из соединительной ткани, которая, как известно…
– Спокойно! Был у меня период в жизни, когда я ездил калымить. То есть брал дорогую единичную работу. Сделал заказ – получил деньги. И был у меня ребенок 15 лет – врожденный вывих ноги, укорочение ноги на 7 см, деформация голеностопного сустава, порок сердца… Вот с таким букетом. По договору контракт считался выполненным, а ребенок «сделанным», когда я на нем смогу сидеть верхом (а весит Блюм килограммов под сто. – А.Н.), и он может бегать от 5 до 10 км.
Я чешу затылок:
– Ну, ноги ладно, выгнули, вытянули. Молодые кости… А как вы порок сердца устранили? Это же невозможно!
– Возможно. Представьте, в сердце клапана не до конца перекрываются, просвет остается. Если сердце разъехалось в разные стороны, клапана растащило – это и есть порок. А если мы сердце вот так вот соберем «в кучку» – клапана будут перекрываться. И нет порока!
– А как изменить форму сердца?
– За счет изменения пространства внутри тела, за счет изменения формы грудной клетки. Сердце – как ходики: криво висят – плохо ходят. Повесьте сердце нормально, разбейте спайки, если они есть – и оно будет тикать точно. Бывают спайки сердца с перикардом, спайки с легкими, измененное положение. Если вы все это повыправите, многие проблемы уйдут… Вот смотрите – существуют в медицине искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Они позволяют вернуть человека с того света на этот. Сильное средство! Я говорю врачам: ну, так облагородьте эти методы, сделайте их рабочими! Почему вам обязательно надо, чтобы он подыхать-то начал?.. Если врач начинает массировать сердце руками с помощью непрямого массажа, он его смещает, деформирует, расправляет, помогает проталкивать кровь – так запускают остановившийся мотор… Но ведь то же самое можно делать, не дожидаясь клинической смерти!.. Ну, а если не удается устранить порок сердца полностью, я могу запустить компенсаторный механизм. Шум прослушиваться будет, но человек по-другому станет переносить нагрузки. На это уходит 7–8 месяцев.
– А денег сколько?
– Я не экономлю чужих денег, – улыбается Блюм.
…Некоторым может показаться, что это невозможно. В самом деле, какая связь между потрохами и тренажерами, то есть сложнейшей биохимией в тканях и простой физикой (механикой) опорно-двигательного аппарата? Ведь весь этот ливер внутри нас работает не своей внешней формой, а внутренним содержанием! Разве содержание зависит от формы? Ну, чуть-чуть перекосило сердце или почку из-за искривления позвоночника и таза. Какая им разница? Ну, сердце еще ладно, о-кей, оно там внутри нас шевелится и ему, допустим, нужно штатное положение, чтобы тикать без лишнего сопротивления, и чтобы не было спаек. Согласимся. Но печень? Почки?
Вместо ответа, медведеподобный Блюм огромными своими ручищами взял эфемерный пластиковый стаканчик и постучал здоровенным пальцем по его стенке возле самого донышка.
– Вот сюда присобачим трубочку, чтобы стекало. И будет нормально стекать. А теперь перекосим стаканчик.
Блюм чуть повернул стаканчик. Донышко немного перекосилось, и теперь воображаемая трубочка оказалась не в самой низшей точке емкости.
– Видите? Образовалась застойная область. Тут будут собираться комары, мухи. Болото. И чтобы оно не гнило, туда надо насыпать хлорки. Так медицина и поступает. В застойной зоне, которая образовалась из-за перекоса, мы имеем камнеобразование и размножение микробов, то есть хроническое воспаление. Врачи забомбили это воспаление антибиотиками, заглушили его. Радуются: вывели в ремиссию! Но убери антибиотики, и через некоторое время все вернется на круги своя. Случится обострение. Это называется фон, на котором происходит возникновение болезни. Каковой фон в данном случае есть просто неудачное расположение органа. То же самое происходит и со всеми прочими органами. И болезнями… Удалили человеку опухоль, забомбили его химией. Вылечили! Но потом его годами наблюдают в онкодиспансере – не вернется ли опухоль. А почему она должна вернуться? А потому что опухоль-то устранили, а фон, на котором она возникла, не устранили. Фон – это способ жизни человека (его питание, режим дня, образ мышления) и те перекосы, которые в нем есть – асимметрия внутренних органов.
Казалось бы, ну, перекошенный немного человек, ну и что? Это даже незаметно. Но работа нашего метаболического котла зависит от этих перекосов. Пустот внутри человека нет. Существует такая шутка медицинская: «Будем вам легкое оперировать, подрежем маленько». – «А у меня с легким проблемы?» – «Нет, просто печень уже не влазит». В организме – теснота. Органы развешаны на опорно-двигательном аппарате, и если он кривой, органам тоже нехорошо.
Асимметрия – страшная штука. Породистая лошадь – ровная, бежит прямо, никуда ее не заносит. А если лошадь годами ходила по кругу, воду из колодца качала, у нее внешние ноги ходили по большей траектории, а внутренние по меньшей. Отвяжите ее, и она будет кругами ходить. Она не заболела. Мы ей просто сбили симметрию. Когда-то каторжнику вешали гирю на ногу, он годами таскал эту гирю. И после освобождения, когда гирю снимали, потом всю жизнь ногу приволакивал. А ведь ему эту ногу не ломали, ему просто сбили мышечно-суставный баланс. У современного человека даже руки развиты неравномерно, мы почти все правши и считается, что это нормально. Но если бы мы ходили на четвереньках и припадали на одну – переднюю левую ногу, это было бы совсем ненормально! Первый хищник догнал бы такого убогого и съел. Природа асимметрию естественным отбором выкашивает. А цивилизация сделала нас асимметричными.
– Я думаю, то, что мы правши, связано с тем, что левое полушарие, которое отвечает за логику и решение точных задач, управляет правой рукой. Разумное животное – животное с сильной логикой. И, значит, правой рукой.
– Возможно, – кивнул Блюм. – Но природа выкашивает асимметричных и гиподинамичных – то есть уродливых и ленивых. К чему приводит любая травма? К двум вещам – асимметрии и гиподинамии. Заболела лапа – гиподинамия и асимметрия. Заболело ухо – асимметрия.
– Сломанная лапа заживет.
– Поздно! Асимметрия уже наработана. Правую больную лапу он берег, а на левую наступал с двойной нагрузкой. На одной ноге мышцы окрепли, на другой атрофировались. И само по себе это не устранится. Поэтому, когда ко мне попадает ребенок со сломанной ногой, мы гипсуем две ноги – чтобы не потерять симметрию. «Казенная» медицина этого не понимает. Потому что она пошла по другому пути – по пути массовости и аллопатии. Современный евро-американский стандарт медицины основан на том, что мы лезем во внутреннее пространство организма и там пытаемся рулить на биохимическом уровне – бомбим таблетками в надежде, что часть химии попадет туда, куда надо, и вызовет нужный эффект. А я лезу во внутреннее пространство руками. У меня других инструментов нет. Почему такая разница в подходах? Потому что для западной медицины главное – снятие симптомов и массовость. Симптоматическая медицина стала основной в мире, поскольку лежит в общецивилизационном – индустриальном – русле: она основана на науке и заводах (фармпредприятия), в этом ее сила. И там царит вполне логичный принцип: «нет симптомов без болезни». Вот с симптомами и борются. Но ведь это не значит, что все остальные виды медицины умерли, нет, они просто не смогли стать массовыми, бесплатными, бюджетными – все эти иглоукалывания, мануальные терапии, фитотерапия, у-шу… А медицина таблеток стала массовой, как массовая культура. Потому что там производство. И унификация.
В конце концов давление фармкорпораций на медицину стало невыносимым. Существует масса хороших и относительно недорогих методик, которые фарминдустрия просто давит. Давно клинически испытано, например, ультрафиолетовое облучение крови, хорошие результаты показаны. Но это чистая физика! Там нет места химической фарминдустрии. И потому метод широко не применяется. Его используют отдельные энтузиасты на свой страх и риск, получают прекрасные результаты. А остальные предпочитают травить таблетками. Это безопасно – для врача. А всякого рода нетрадиционные методики типа моей – риск для врача. Достаточно одной ошибки на тысячу человек – кто-то помер, – и тебя тут же закроют. А если люди помирают и получают осложнения и побочки от лекарств, это как бы нормально. Поэтому когда практикуешь нетрадиционные методы, нужно быть очень осторожным. Если ко мне приходит человек со смертельной болезнью и у меня шанс его вытащить 90 %, а 10 % за то, что он помрет, я его не возьму. На фиг мне это надо. Ведь если помрет – осадочек на имени останется, клеймо останется. Пусть он лучше помрет в государственной медицине, ей как с гуся вода, она пачками хоронит, ей можно. Соберут консилиум и спишут труп по всем правилам. Каждый день списывают. Я – другое дело. Я частник, с меня другой спрос. Поэтому у меня трупов нет. Труп – это сразу закрывайся.
Короче говоря, после промышленной революции медицинская пирамида перевернулась. Народная медицина стала медициной для высшего света и элит, в отличие от медицины фарминдустрии, которая стала медициной масс. И язык евро-американской медицины стал официальным языком мировой медицины. Специалист по аюрведе говорит на другом языке, которого дипломированный врач не поймет. А у специалиста по китайскому иглоукалыванию – свой язык. У тибетской медицины свой. И сложно конвертировать один диагноз в другой. А надо бы.
…Тут я на минуточку прерву интересные рассуждения Блюма о языках медицин, чтобы проиллюстрировать их наилучшим образом. Есть у меня приятель Игорь. У которого были серьезные проблемы с сердцем. Не буду сейчас засорять текст диагнозами, скажу просто – в ритме его сердца частенько случались провалы длительностью по секунде и больше. Медицинский вердикт был однозначен: нужно вшивать кардиостимулятор. Игорь уже почти решился на это, но перед самой операцией профессор-кардиолог, желая морально поддержать парня, положил ему руку на колено и проникновенно сказал:
– Игорь! С этим живут.
Блин… После этих слов Игорь встал и молча ушел из больницы навсегда. Он решил искать альтернативные варианты. И нашел их. В лице тибетского монаха, который поставил Игорю диагноз по пульсу. Там не было ученых слов типа «мерцательная аритмия» и тому подобных. Таких слов монах и не знал. Он просто долго щупал пульс, после чего констатировал: