М-да… А как насчёт рому, сэр? Я знаю, русские совсем не дураки выпить. Вот и прекрасно. Я буду рад, если мне удастся вам угодить. С некоторых пор я пью только ром. Дух добрых старых времён пиратства… романтика, хе-хе. В душе я флибустьер. Нет, конечно, никого за всю жизнь не ограбил. Времена, знаете ли, не те. Да и не это главное для флибустьера в моём понимании. Можно быть флибустьером, и ни разу никого не ограбить. Быть флибустьером значит быть свободным, это главнее всего. Свободным от всех — ну, кроме, наверно, самого себя. Вам сколько плеснуть? Ого! Приятно слышать. Конечно, что ж мы, краёв не видим? У вас, кстати, неплохое произношение. Поверьте, это не комплимент. Видно сразу, что вы не англичанин, но артикуляция вполне приличная… у вас были хорошие учителя. Итак! За встречу. Ну, что скажете? Ром плохим не бывает, это я вам точно говорю.
А что занесло вас на яхте сюда, в Скапа-Флоу? Россия-то — ух, далеко… На Исландию, вы говорите? И дальше в Рейкьявик и Галифакс? Маршрутом северных конвоев той страшной войны? Ого. Это похвально. Мой дед погиб в те годы… PQ-17, история известная… у бабки был большой счёт к адмиралтейским лордам. Правда, она так и не могла вспомнить, на каком судне плавал дед. Впрочем, какая разница… Давайте по второй. Чтоб ваш поход был удачным. Память — великая штука, сэр. Когда идёте дальше? Ну… значит, у нас есть время. Мне приятно с вами болтать. А вам? Такое впечатление, что мы и в прошлой жизни встречались. Вы не верите в такие штуки? Когда долго торчишь в океане один, в голову приходят неожиданные вещи. А я плаваю один — с тех пор, как Мэгги смыло за борт… это было у Южных Сэндвичевых... Она была француженка, её звали Манон, но я называл её Мэгги, потому что... кгм... просто потому что. Какая разница? Главное — мы с ней доказали всему миру, что англичане и французы могут, наконец, помириться, и даже любить друг друга… Ни с кем мне не было так хорошо плавать, как с Мэг. Она умница. Её заносило даже в Антарктику. Знаете Жерома Понсэ? Вот. И она никогда не привязывалась, даже в самый жуткий шторм… а однажды океан забрал её. Я так думаю, домой… Единственное, что меня в ней бесило, так это то, что она называла меня по инициалам на американский манер, но… дорого б я дал... эх, ладно.
А мой корвет — самый лучший. Времена дерева, пожалуй, прошли. Сталь — это да. Это «Робертс-532». Самый удачный кеч на свете. Сильный и упрямый. Любой шторм выдержит. И к ветру круто идёт. Штурвал можно хоть на час бросить — с курса не сбивается. Внутри, конечно, не роскошь, а она мне нужна? Я не баронет в десятом колене и зубы чищу забортной водой. Как вам мои зубки? Вот то-то.
Что? Где плавал? Да где я только ни плавал… Был у меня свой домик в Уэльсе — не смотрите, что фамилия шотландская, но однажды вот что-то потянуло в море. Я тогда был немножко моложе… Пару раз вышел с приятелем на прогулку в Канал, арендовали катер. Понравилось. Поехал и продал дом ко всем чертям. Купил лодку. Парусную. Поплавал, продал — это всё было не то... А теперь вот — «Отчаянный». Брожу по миру. Что? На Аляске-то? Конечно, был. И в Австралии. И на острове Питкэрн — а как же. А на Ваникоро… Боже, как же мы с Мэг там надрались, поминая Лаперуза! Это надо было видеть. И север, конечно. Как-то раз даже залезли в пролив Ланкастер, это выше семьдесят четвёртого градуса, но дальше не пустили льды. Я там ещё побываю. В общем, парусный цыган. Мир – он очень интересный, да вы и сами знаете. Он для того и создан, чтоб по нему бродить. А лучше парусника ещё ничего не придумали… Что? Э-э, сэр, а вот это вопрос некорректный. Да неважно откуда. Главное, что их хватает. Мне что — много нужно? Ром есть, трубка есть, табак есть, гитара. Подкрасить борта, залатать паруса, солярка для дизеля — на это несложно заработать в любой марине. А главное — встречаются интересные люди, которым есть что рассказать. Это — самое замечательное в этом мире. Не находите, сэр?
Вот вы мне скажите, что такое горизонт? Что? А вот и нет. Горизонт — это, конечно, линия, но суть его не в этом. Я вам открою маленький секрет. Горизонт – это направление. Направление, куда плыть. Понимаете?
А с русскими я встречался. Да. В первый раз на... не скажу, каком атолле – был там ваш один, примерно лет семь или восемь назад. Прятался от всех, а вы думали — он такой герой, рекордсмен, кругосветку мотает, один на борту... Я его сразу раскусил. Звали его Теодор, или что-то вроде. Я ему всего-то один вопрос задал и сразу всё понял, ха-ха. Говорят, у румын есть такая поговорка: «Путешественник-одиночка может рассказывать что угодно». Так что серьга в левом ухе ещё ни о чём не говорит.
Видели мы ваш «Апостол Андрей» у Кейптауна. Кажется, в девяносто шестом. Правда, издалека — но слышал, как они с берегом по радио говорили. Молодцы ребята. Плавают себе — и молодцы. Арктика и Антарктика — это здорово. А в Датч-Харборе познакомился с русским яхтсменом-художником, он в одиночку на маленькой парусной мыльнице дважды Тихий океан пересёк, с Камчатки до Сиэттла и обратно. Замечательный человек, зовут его Сергей, а фамилия совершенно невозможная, никак не могу запомнить. Па-си... нет... Па-сю... м-м... упс, бесполезно. А ещё я как-то раз беседовал с одним русским адмиралом. Было дело, не скажу где. Спустя полгода после того, как погибла ваша субмарина «Курск»... Ну, кому тайна, кому и не очень. Что? Нет, сэр, я сказал только то, что сказал. Просто некоторые американские моряки в свободное время тоже плавают по океану на яхтах и иногда ром пьют. И на соседние яхты в гости заходят. А мой ром кому хочешь язык развяжет. Вот так-то. Всегда уважал и буду уважать их — кто неделями в жестяной банке, да под водой. Я бы так не смог.
Говорят, что лучше всех на свете пьют русские и французы. Есть, знаете ли, такое мнение. А? Ну да, конечно. После тысяча восемьсот двенадцатого года, ага? Наверно, сильно разбавили французские гены... Мэгги любила водку, но пила её через трубочку. Говорила, что в этом есть особый шарм. Для меня это было непостижимо. Я пью ром, и только ром. Кубинский, ямайский — самые лучшие для меня. Но только не виски. Виски – дрянь. Согласитесь. У виски и бренди нет души. И быть не может.
Что? А-а… ну да, ха-ха! Вот все спрашивают одно и то же. Нет, сэр, ни в Бермудском треугольнике, которым всё пугают, ни у мыса Горн – а я там дважды был… Не видел я «Летучего голландца», увы. Пока не довелось... И, тем не менее, конечно, верю. Где-то плавает. Но пока не встречался. А вот Вилли де Роос его видел... Кто, я? Конечно, знаком. Вилли сам голландец и «Летучего голландца» видел. И Эрик Табарли видел. И ещё кое-кто… Давайте-ка ещё по одной. Честное слово, вы мне нравитесь. Можно будет потом посмотреть вашу яхту, с экипажем познакомиться? Спасибо! А Бермудский треугольник — болтовня и только. Ничего там такого нет. Нормальный океан, как везде. Ну, саргассы… да пошли они, эти писаки.
Океан-то, конечно… он ещё много тайн хранит… хм, даже не знаю… рассказать вам, что ли... Время есть. Я послезавтра уйду на Ирландию, оттуда на Азоры и потом в Бразилию. Вы будете смеяться, но я ещё не был в Рио. Вот не заносило пока. А вообще-то я много где был. И не хвастаюсь я, просто мне хочется поделиться с вами этим миром. Он мой, а ещё он ваш. И меня это весьма радует. Вас, как я понимаю, тоже.
Раньше ром запивали водой, но я считаю, что это идиотизм. Глупее этого может быть только виски с содовой. Я предлагаю вам вот этот сыр, настоящий, французский, попробуйте вот так, с местной колбасой. Здесь, в Скапа, можно купить отменную колбасу. Лучше баварской. А вот здешнее пиво я бы не рекомендовал. По секрету: отрава просто.
Да, сэр, конечно, все эти книги — мои. Не очень много, зато самые любимые. Всё про море, конечно, хотя затесался и Хайям. Люблю его пышную лаконичность. Хотя интересно, вот что бы он писал про красавиц и вино, окажись он где-нибудь посреди Атлантики? Ха-ха! А остальное — вот Мелвилл, Конрад… Стивенсон, конечно. Обожаю с детства, а вы? Вот «Приключения Бена Ганна», раз в полгода перечитываю, а всё как в первый раз. Здорово рассказано, и, может, даже лучше, чем «Остров Сокровищ». Есть ещё «Приключения Долговязого Джона Сильвера», это Дэнис Джадд написал. Для комплекта. Эти три книжки всегда со мной. А Делдерфилд, между нами, наврал только в одном. Не там этот остров находится. Почти, да не там. В другом месте. А? Ну… раз говорю, значит, так оно и есть, сэр… Да почему же, могу и рассказать. Что мне, жалко? Тут уж не до вранья — до сих пор волосы шевелятся, как вспомню некоторые эпизоды.
Дотянитесь-ка вон до той книжки. Нет, левее, следующая. Ага, спасибо. Видите, замусолена, зачитана до дыр. Ей лет сорок, наверно. Вот листок вложен, а на нём – карта. И ещё одна… Я потом специально сравнивал описание острова, всё точь-в-точь. А ещё мне интересно: вот между Стивенсоном и Делдерфилдом сколько времени, а они об одном и том же пишут. Как это может быть? Неужели оба там были? На том острове! Это ж уму непостижимо… Но сначала ещё по глоточку рома, и я буду как раз в нужной кондиции. Хорошо забирает. А в полярных морях ещё и греет. Там, знаете ли, не жарко — что в Чукотском море, что в Норвежском. Ну, кампай, как говорят в Японии. Ваше здоровье, сэр!
А дело было ровно три года назад. Считайте, что день в день. Ну, почти день в день.
Мы с Мэг шли с Ла-Тортуги на Гренадины…
~ 2 ~
ZWEI
27/VIII-1944
Вот интересно, сможет ли ещё кто-нибудь, кроме меня, прочесть мой дневник? У каждого стенографиста свои секреты…
Погода отличная, океан чист, идём на норд параллельно британскому берегу. До него всего полторы сотни миль.
Несмотря на постоянную вентиляцию лодки, дышать практически нечем. От запаха колбасы просто тошнит. Она развешена везде, даже между дизелями. Ходил в носовое торпедное отделение к Вернеру, у них там не лучше. В гальюн почти всегда очередь (мы называем его «каюта N»). Кормовой гальюн весь забит провизией, обходимся носовым. Но туда просто так не попадёшь. А что будет, когда нырнём? В учебных походах было по-другому.
Дописываю через час, потому что спрятали шнорхель и нырнули. Опять самолёт, и опять B-24. Бомбы не бросал — наверное, потерял нас. Старший брат злится: от «Туниса» толку никакого. Бестолковый прибор, ничего он не обнаруживает. Или самолёт увидел нас и без радара? А что, при такой ясной погоде — запросто... Или мы что-то включили не так?
В 15.40 радиограмма-циркуляр от BdU: 24 августа силы Вермахта оставили Париж, база Первой флотилии переводится из Бреста в Лориан. Старший брат прочитал и спрятал бумажку в карман. У двух членов экипажа в Париже семьи, и неизвестно, успели эвакуироваться или нет. Капитан велел пока молчать про радиограмму, даже вахтенным офицерам ни слова.
Ближе к сумеркам наполз реденький туман, и мы всплыли.
На сменившихся с верхней вахты страшно смотреть: глаза красные и сильно слезятся. Они всё время смотрят в бинокли, ни на секунду не отводя глаз от горизонта. От этих парней зависит, успеем мы нырнуть и спрятаться от атаки с воздуха или нет. Фельдшер что-то закапывает им в глаза. Наблюдатели ругаются, на чём свет стоит, потому что глаза щиплет, однако потом благодарят Инквизитора. Снова начинает штормить. Северное море — не подарок.
До самого вечера переносил в новую тетрадь всё написанное ранее, придумал себе новый шифр. Эту тетрадь в чёрном переплёте мне подарил Вернер. Он один знает, что я пишу дневник, даже второй радист Касс не в курсе. За такие вещи может здорово влететь, но я не хочу, чтобы что-то забылось. Мои записи, конечно, не могут претендовать на художественное повествование, но...
У самого Вернера, как он признался, смутное ощущение, что наш первый боевой поход будет и последним. Не понимаю, с чего он взял? Да, лодок теперь гибнет очень много — куда больше, чем год назад, но почему же именно мы? У нас отличный экипаж и бравый капитан – и недаром он единственный из нас, кто носит фуражку с белым верхом. Мы ещё намылим хвост этим ребятам с больших островов.
28/VIII-1944
Всю ночь шли в подводном положении. А дело было так. Часов в одиннадцать вечера Старший брат решил для пробы включить «Тунис», и он тут же противно запищал. Нас облучал вражеский радар!!! Не прошло и минуты, как верхняя вахта горохом посыпалась в командный пост, а последним вместе с парой тонн воды свалился капитан. Как он сказал, «задраил рубочный люк уже под водой». Оказалось, на нас налетел «веллингтон». Он осветил нас своим прожектором аж за целую милю, однако промахнулся с заходом и этим дал нам возможность нырнуть. Через час подвсплыли в позиционное положение, но «Тунис» опять запищал. И так всю ночь. Только утром нас оставили в покое. Ждём, что появятся наведённые самолётом эсминцы и фрегаты.
11.05. Радиограмма открытым текстом для BdU: «AN 6713 атакованы бомбами не можем погрузи...». Я был потрясён — не столько текстом и тем, что он даже не зашифрован, сколько мыслью о том, что, может, мне самому в один прекрасный день придётся передать подобную радиограмму, и что я могу вот так же не успеть передать номер лодки…
Ещё через полчаса, для BdU: большой конвой в квадрате AL 2370 курсом ост, скорость семь узлов, сильный эскорт, преследуем, прошу сообщить всем «волкам». Там было ещё что-то, но последние группы, в том числе и номер лодки, забились атмосферными помехами, я не смог расшифровать — а какая разница? Капитан угрюм. Ему хочется отомстить за Фауста, а как?
Чуть позже от BdU: волкам в радиусе ста миль от квадрата AL 3600 следовать на перехват конвоя, связь только на приём. Волкам — это двум лодкам, которым непосредственно адресована радиограмма. Вот если бы мы были там, и если б не эти дурацкие донесения о погоде… Но наша задача тоже важна!
Герхард Финцш – несостоявшийся учёный. Он второй помощник, или второй вахтенный офицер; он хотел стать физиком и двигать науку. Вместо этого он командует сигнальщиками, гоняет штурмана и нас, радистов, и вообще контролирует на лодке всех и вся, покуда идёт его вахта. Ещё он старший артиллерист и отвечает за зенитные автоматы, хотя говорит, что пушки не любит. Он перечитал уйму книг и знает такие вещи, от которых просто сворачиваются мозги. Тем не менее, он отличный парень, и с ним очень интересно беседовать. Он непременно заглядывает в радиорубку, когда моя вахта, и мы вместе ждём входящие радиограммы, коротая время за болтовнёй. Потом его зовёт капитан, и он снова склоняется над штурманским столом или поднимается наверх. А ещё он даже внутри лодки умудряется выглядеть щёгольски.
Мы вообще одеваемся совсем не так, как думают зрители кинохроники. Сразу после выхода в море команда напяливает, у кого что есть – рубашки, свитера, всякие цивильные куртки, шарфики... Иначе по возвращении нам будет просто не в чем принимать поздравления! Из формы остаются только фуражки, пилотки, форменные штаны и комбинезоны механиков, ну разве что ещё костюмы для верхней вахты. И капитан всегда в своей белой фуражке – но на то он и капитан.
Отметили день рождения Алоиза Мюллера, нашего ученика акустика. Алоиз – скрипач, они с братом Гансом из Тироля. Полчаса развлекали нас деревенской музыкой и солёными анекдотами не для дамских ушей. Хохотали до упаду.
Вечером опять радиограмма от BdU – на этот раз странная. Для нас. Кноке предписано следовать в квадрат AF 7300. Задание остаётся прежним.
Вышел из строя шнорхель: срезались шестерни механизма подъёма трубы, и он вообще чуть не упал. От него и так немного проку. Каждый раз, когда головку накрывает волна, поплавок перекрывает заслонку, и дизеля сосут воздух прямо из отсеков. Боль в ушах просто дикая, и дышать нечем, потому что в такие моменты выхлоп тоже идёт внутрь. Не экипаж, а компания чихающих трубочистов, проклинающих всё на свете. А теперь он ещё и сломался, так что для подзарядки придётся выставлять рубку из воды. Это очень опасно, но мороки стало куда меньше.
Было ещё несколько сообщений для других лодок: штаб выводит их на цели. Мы можем только представлять себе, какая драка развернётся завтра-послезавтра в океане к югу от Фарер, между Исландией и Ирландией. Увы, без нас...
30/VIII-1944
Весь день ползём по предписанному маршруту. На поверхности никого и ничего. Погода балует, очень тепло, и совсем нет ветра. Лодку плавно покачивает на лёгкой зыби, она скользит, сопровождаемая одинокой косаткой. Сейчас допишу и полезу спать. Только бы томми не нарушили идиллию. С другой стороны, всем нам хочется боя, но атаковать не разрешено, да и некого.