– Сударь, вы порядочный человек… и, конечно…
Потом она вдруг вскрикнула:
– Рауль! – и густо покраснела.
– Мадемуазель де Монтале! – проговорил Рауль, бледный как смерть.
Он встал, шатаясь, и хотел бежать по скользкому мозаичному полу; но она поняла его мучительное состояние, почувствовала в его бегстве осуждение или, по крайней мере, подозрение. Ей захотелось оправдаться перед ним, и она остановила Рауля посреди галереи.
Рауль с такой холодностью принял ее вызов, что если бы кто-нибудь застал их там, то не было бы никаких сомнений относительно поведения мадемуазель де Монтале.
– Ах, сударь, – сказала она возмущенно, – то, что вы делаете, недостойно дворянина. Мое сердце подсказывает мне поговорить с вами, а вы меня компрометируете, отвечая так неучтиво; вы не правы, сударь, смешивая ваших друзей с врагами. Прощайте!
Виконт поклялся себе никогда не говорить о Луизе, никогда не смотреть на тех, кто ее видел; он переходил в другой мир, чтобы не встречать ничего, что видела или к чему прикасалась Луиза. Но после первого удара по самолюбию, после того, как он увидел Монтале, подругу Луизы, – Монтале, напоминавшую ему башенку в Блуа и его юное счастье, все его благоразумие тут же исчезло.
– Простите меня, мадемуазель, – сказал он, – но я совсем не хотел быть с вами неучтивым.
– Вы хотите поговорить со мной? – сказала она с прежней улыбкой. – Тогда пойдемте куда-нибудь в другое место, так как здесь нас могут застать.
– Куда?
Она неуверенно посмотрела на часы, потом, подумав, сказала:
– Ко мне, у нас есть еще целый час впереди.
И, легкая, как фея, побежала в свою комнату; Рауль последовал за ней. Войдя, она закрыла дверь и передала камеристке мантилью, которую держала в руках, затем обратилась к Раулю:
– Вы ищете господина де Гиша?
– Да, сударыня.
– Я попрошу его подняться ко мне, когда мы с вами поговорим.
– Благодарю вас, сударыня.
– Вы на меня сердитесь?
Рауль одно мгновение смотрел на нее, затем, опустив глаза, сказал:
– Да.
– Вы думаете, что я участвовала в заговоре, который привел к вашему разрыву с Луизой?
– Разрыву! – сказал он с горечью. – О, сударыня, разве может быть разрыв там, где никогда не было любви?
– Вы заблуждаетесь! Луиза вас любила.
Рауль вздрогнул.
– Это не была страсть, я знаю, но она вас любила, и вам надо было жениться на ней до отъезда в Лондон.
Рауль мрачно захохотал, и Монтале вздрогнула.
– Вам хорошо так говорить, сударыня… Разве мы женимся на той, кто нам по сердцу? Вы, видимо, забываете, что в то время король уже берег для себя свою любовницу, о которой мы говорим.
– Должна вам сказать, – продолжала молодая женщина, сжимая холодные руки Рауля, – вы поступили крайне опрометчиво, сами виноваты: мужчина вашего возраста не должен оставлять одну женщину ее возраста.
– Значит, верности в мире больше не существует, – сказал Рауль.
– Нет, виконт, – спокойно ответила Монтале. – Однако замечу, что если бы вместо того, чтобы холодно и философски любить Луизу, вы разбудили бы ее сердце…
– Довольно, прошу вас, сударыня! Я чувствую, что вы все принадлежите к совсем другому веку, чем я. Вы умеете смеяться и мило издеваться. А я любил мадемуазель де… – Рауль не мог договорить имя. – Я любил ее, я верил ей, а теперь я расплачиваюсь за свою веру тем, что больше ее не люблю.
– О, виконт! – воскликнула Монтале, подавая ему зеркало.
– Понимаю, что вы хотите сказать, сударыня. Я очень изменился, не правда ли? Знаете почему? Мое лицо – зеркало моей души, и внутри я изменился так же, как снаружи.
– Вы утешились? – насмешливо спросила Монтале.
– Нет, я никогда не утешусь.
– Вас не поймут, господин де Бражелон.
– Меня это меньше всего беспокоит. Сам себя я слишком хорошо понимаю.
– Вы даже не пытались поговорить с Луизой?
– Я? – вскричал молодой человек, сверкая глазами. – Я? Право, а почему вы мне не советуете на ней жениться? Может быть, король теперь и согласился бы на это!
И в гневе он встал.
– Я вижу, – сказала Монтале, – что вы не излечились и что у Луизы есть еще один враг.
– Враг?
– Фавориток не очень-то жалуют при французском дворе.
– Разве мало ей защиты ее возлюбленного? Она выбрала возлюбленного такого сана, что никаким врагам его не осилить. И потом, – добавил он после паузы с некоторой иронией, – у нее есть такая подруга, как вы.
– Я? О нет: я уже не принадлежу к тем, кого мадемуазель де Лавальер удостаивает взглядом, но…
В этом «но» было полно угроз, от этого «но» забилось сердце Рауля, так как оно предвещало горе той, которую он так любил; на этом многозначительном «но» разговор был прерван довольно сильным шумом в алькове за деревянной панелью.
Монтале прислушалась, а Рауль уже встал, когда в комнату спокойно вошла женщина и прикрыла за собой потайную дверь.
– Принцесса! – воскликнул Рауль, узнав невестку короля, Генриетту.
– О я несчастная! – прошептала Монтале, слишком поздно бросаясь навстречу принцессе. – Я ошиблась часом!
Однако она успела предупредить идущую прямо на Рауля принцессу:
– Господин де Бражелон, ваше высочество.
– Ваше королевское высочество, – поспешно заговорила Монтале, – так добры, что подумали об этой лотерее и…
Принцесса начинала терять присутствие духа.
Рауль, еще не догадываясь обо всем, торопился уйти, так как чувствовал, что он лишний.
Принцесса собиралась что-нибудь сказать, чтобы прекратить это неловкое положение, как вдруг напротив алькова открылся шкаф и из него вышел сияющий де Гиш. Принцесса чуть не упала в обморок и поспешила прислониться к кровати. Никто не посмел ее поддержать. Прошло несколько ужасных минут молчания.
Рауль прервал его, направившись к графу, у которого от волнения дрожали колени. Он взял его за руку и сказал:
– Дорогой граф, скажите ее высочеству, что я так несчастлив, что заслуживаю ее прощения; скажите ей, что я любил, и ужас перед предательством, жертвой которого я стал, делает меня нетерпимым к любому предательству, которое бы совершилось вокруг меня. Вот почему, сударыня, – сказал он, улыбаясь Монтале, – я никогда не открою тайну ваших свиданий с моим другом. Добейтесь у принцессы (принцесса так милостива и великодушна), чтобы она простила вас, хоть она только что застала вас вместе. Вы ведь оба свободны, так любите же друг друга и будьте счастливы!
Принцесса пришла в непередаваемое отчаяние. Несмотря на изысканную деликатность Рауля, ей было неприятно зависеть от возможной нескромности. Ей также было неприятно воспользоваться лазейкой, которую предоставлял ей этот деликатный обман. Живая и нервная, она переживала это. Рауль понял ее и еще раз пришел к ней на помощь. Он преклонил перед ней колено и совсем тихо сказал:
– Ваше высочество, через два дня я буду далеко от Парижа, а через две недели я буду вдали от Франции и никогда больше меня никто здесь не увидит.
– Вы уезжаете? – радостно спросила она.
– С герцогом де Бофором.
– В Африку? – воскликнул де Гиш. – Вы, Рауль? О, мой друг, в Африку, где умирают!
И, забыв все, не подумав, что самое это забвение больше компрометирует принцессу, чем его появление в этой комнате, он сказал:
– Неблагодарный, вы даже не посоветовались со мной!
И он крепко обнял Рауля.
В это время с помощью Монтале исчезла принцесса, а за нею исчезла и сама Монтале.
Рауль провел рукой по лбу и сказал с улыбкой:
– Кажется, мне все приснилось!
Затем, обратившись к де Гишу, продолжал:
– Друг мой, я не скрываю от вас ничего, ведь вы избраны моим сердцем: я еду туда умирать, и ваша тайна умрет со мной раньше чем через год.
– О, Рауль! Вы же мужчина!
– Знаете, о чем я думаю, де Гиш? Я думаю, что, лежа в могиле, я буду более живым, чем сейчас, в этот последний месяц. Ведь мы христиане, друг мой, а я не мог бы отвечать за свою душу, если б это страдание продолжалось.
Де Гиш хотел возразить, но Рауль перебил его:
– Ни слова больше обо мне; я хочу дать вам совет, дорогой друг, и это очень важно. Вы рискуете больше, чем я, так как вы любимы.
– О!..
– Для меня такая радость говорить с вами об этом. Де Гиш, остерегайтесь Монтале.
– Она добрый друг.
– Она была подругой… той… кого вы знаете, и погубила ее из тщеславия.
– Вы ошибаетесь.
– А теперь, погубив ее, она хочет отнять у нее то единственное, что извиняет ее в моих глазах, – ее любовь.
– Что вы хотите сказать?
– Что против любовницы короля – заговор, и этот заговор в самом доме принцессы.
– Вы так думаете?
– Я в этом убежден.
– И Монтале участвует в заговоре?
– Она наименее опасная из всех врагов, которые могут повредить… той…
– Объяснитесь, друг мой, я должен вас понять…
– В двух словах: принцесса ревновала короля.
– Я это знаю…
– О, не бойтесь ничего, де Гиш, вас любят; чувствуете ли вы цену этих двух слов? Они значат, что вы можете ходить с поднятой головой, что вы можете спать спокойно, что вы можете благодарить Бога каждую минуту вашей жизни! Вас любят – это значит, что вы можете выслушать все, даже совет друга, который хочет уберечь ваше счастье. Вас любят, де Гиш, вас любят! У вас не будет ужасных ночей, бесконечных ночей, которые проводят с сухими глазами и истерзанным сердцем несчастные, обреченные на смерть. Вы будете долго жить, если будете поступать как скупец, который по капелькам и крошкам собирает бриллианты и золото. Вас любят! Разрешите же мне сказать вам, как нужно поступать, чтобы вас любили всегда.
Де Гиш некоторое время смотрел на молодого человека, полубезумного от отчаяния, и в его душе промелькнула тень стыда за свое счастье.
Рауль мало-помалу успокаивался, переходя постепенно от возбуждения к своему обычному спокойствию.
– Заставят страдать, – сказал он, – ту, чье имя я уже не могу больше произнести. Поклянитесь мне, что вы не только не будете содействовать этому, но защитите ее так же, как я сам бы ее защищал.
– Клянусь! – отвечал де Гиш.
– И в тот же день, когда вы окажете ей какую-нибудь важную услугу, в тот день, когда она будет благодарить вас, обещайте мне, что вы скажете ей: «Сударыня, я сделал вам добро по просьбе господина де Бражелона, которому вы сделали столько зла».
– Клянусь! – прошептал тронутый де Гиш.
– Вот и все. Прощайте! Я завтра или послезавтра уезжаю в Тулон. Если у вас есть несколько свободных часов, подарите их мне.
– Все мое время – для вас!
– Благодарю вас.
– А что вы сейчас собираетесь делать?
– Я отправлюсь к Планше, где мы надеемся, господин граф и я, увидеть господина д’Артаньяна. Я хочу проститься с ним перед отъездом. Он хороший человек и любил меня. Прощайте, дорогой друг. Вас, наверное, ждут. А когда вы захотите меня увидеть, вы меня найдете у графа. Прощайте!
Молодые люди поцеловались. Тот, кто увидел бы их, не преминул бы сказать, указывая на Рауля:
– Вот этот человек действительно счастлив.
Х
Опись Планше
Во время визита Рауля в Люксембургский дворец Атос действительно пошел к Планше, чтобы узнать что-нибудь о д’Артаньяне.
Придя на Ломбардскую улицу, граф нашел лавку Планше в большом беспорядке. Но беспорядок происходил не от бойкой продажи или привоза товара. Один приказчик с пером за ухом, другой с записной книжкой в руке записывали массу каких-то цифр, в то время как третий считал и взвешивал.
Увидев, как нескольким покупателям было отказано, Атос подумал, что он, который ничего не собирался покупать, будет еще менее желанным. Поэтому он весьма вежливо обратился к приказчикам с вопросом, не может ли он увидеть господина Планше.
Ему довольно небрежно ответили, что господин Планше сейчас кончает укладываться.
Атос насторожился и спросил:
– Как – кончает укладываться? Разве господин Планше куда-то уезжает?
– Да, сударь, сейчас он уезжает.
– В таком случае, господа, будьте добры доложить, что граф де Ла Фер желает переговорить с ним.
Услышав имя графа де Ла Фера, один из приказчиков, знавший, что здесь это имя весьма почтительно произносят, встал и пошел докладывать Планше.
Именно в этот момент Рауль, после сцены в комнате Монтале, приближался к двери лавочника.
Планше, услышав от своего приказчика о гостях, бросил работу и выбежал к Атосу.
– Ах, господин граф, какая радость! И какая звезда привела вас?
– Милый Планше, – сказал Атос, – мы пришли узнать у вас… Но что за хлопоты? Вы весь белый, как мельник. Куда вы лазили?
– Ах, будьте осторожны, сударь, и не подходите ко мне прежде, чем я как следует не отряхнусь.
– Почему?
– То, что вы видите у меня на руках, это – мышьяк. Я делаю запас для крыс.
– О, в таком заведении, как ваше, крысы доставляют много хлопот.
– Я не об этом заведении забочусь, господин граф.
– Что вы хотите сказать?
– Но ведь вы видели, граф: составляют опись моих товаров.
– Вы бросаете торговлю?
– Ну да, я уступаю заведение одному из моих приказчиков.
– Вот как! Значит, вы достаточно разбогатели?
– Сударь, мне опротивел город. Может быть, потому, что я старею, а как говорил однажды господин д’Артаньян, когда стареешь, чаще думаешь о своей юности; но с некоторых пор я чувствую влечение к деревне и садоводству. Я ведь когда-то был крестьянином.
Атос сделал одобрительный жест и сказал:
– Вы покупаете землю?
– Я уже купил, сударь, домик в Фонтенбло, с несколькими арпанами земли по соседству.
– Очень хорошо, Планше, поздравляю вас.
– Но здесь нам неудобно беседовать; вот вы кашляете от моей проклятой пыли. Черт возьми, я совсем не хочу отравить самого достойнейшего дворянина во всем королевстве.
Но Атос не улыбнулся этой шутке, которую Планше пустил, чтобы выказать светскую непринужденность.
– Да, – сказал граф, – поговорим где-нибудь в стороне. У вас, например. Ведь у вас есть тут квартира, не правда ли?
– Конечно, господин граф.
– Наверху?
И Атос, видя, что Планше стесняется, прошел первым.
– Дело в том… – начал смущенно Планше.
Атос не понял значения этого смущения и, идя вперед, проговорил:
– Ничего, Планше! Квартира торговца в этой части города не может быть дворцом. Пойдемте.
Рауль быстро опередил его и вошел.
И тут раздалось одновременно два, даже три крика. Громче всех был женский крик. Второй вырвался из уст Рауля. Вскрикнув, он мгновенно закрыл дверь. Третий крик был криком ужаса Планше.
– Простите, – сказал он, – госпожа одевается.
Рауль, несомненно, убедился, что Планше говорил правду, так как он сделал шаг вниз по лестнице.
– Госпожа?.. – спросил Атос. – Ах, простите, милый мой, но я не знал, что у вас там наверху…
– Это Трюшен, – добавил покрасневший Планше.
– Кто бы это ни был, Планше, простите нашу нескромность.
– Прошу вас, входите, господа, уже можно.
– Нет, мы не войдем, – сказал Атос.
– О, если б она была предупреждена, она бы успела…
– Нет, Планше, прощайте!
– Но вы же не захотите меня обидеть, господа, оставаясь на лестнице и уходя от меня, так и не присев?
– Если б мы знали, что у вас там наверху дама, – отвечал Атос со своим обычным хладнокровием, – мы бы попросили у вас позволения с ней поздороваться.
Планше так смутился, что быстро распахнул дверь, чтобы впустить графа и его сына.
Трюшен была совсем одета. У нее был вид богатой и кокетливой купчихи и лукавые немецкие глаза. После двух реверансов она вышла и спустилась в лавку.
Планше очень хотелось все объяснить, и, несмотря на то, что Атос всячески избегал этого, он рассказал, что Трюшен – радость его зрелых годов и что она принесла ему счастье в делах, как Руфь Воозу.
– Теперь вам не хватает только наследников вашего благополучия, – сказал Атос.