Мужчина останавливается.
- Если ты будешь говорить мне, что делать, я без лишних мыслей выберу третий вариант.
Угроза понятна. Смысл тоже.
- Простите, - это должно вернуть его расположение.
Однако с Калленом подобное не работает. Он лишь сильнее хмурится.
- Я велел тебе прекратить извиняться.
Точно. Извинения. Щека ещё помнит этот урок. Сознание тоже.
- Про… - прикусываю язык, когда начинаю машинально повторять предыдущую фразу. Нужно что-то с этим делать.
Смерив меня грозным взглядом, Эдвард продолжает свой путь к кожаному креслу. Как могу стараюсь оттянуть момент, когда он достигнет цели. Все сильнее вжимаюсь в спинку.
- Я жажду правды, - Каллен строит из себя благодетеля, коим, в сущности, никогда не являлся. – В твоих интересах поговорить со мной открыто.
- Джерому снились кошмары, - отворачиваюсь в другой стене, чтобы не видеть его. – Он был очень напуган и не отпускал меня. Я посчитала нужным не уходить.
- Посчитала нужным?..
Не удержавшись, оборачиваюсь, натыкаясь прямо на всепоглощающие омуты. Над чувствами, касающимися ребенка, мой контроль слишком слаб.
- Именно.
Отвечаю без тени страха или сомнений. Твердо, уверенно, предельно ясно.
- И сколько же всего было таких решений?
- Со вторника.
- Со вторника, - повторяет мужчина, застывая надомной в позе завоевателя-победителя. - Четыре ночи…
Киваю.
- Несмотря на мой запрет. Четыре ночи. – Эдвард проговаривает каждое слово, надеясь, что я сделаю хоть что-нибудь. Начну отнекиваться, лгать…
Нет, мистер Каллен. Такого не будет.
- Это вся правда, - вздыхаю, складывая руки на коленях и немного удобнее располагаясь в кресле.
- Вся, - подтверждает мужчина, злорадно улыбаясь.
Молчаливо жду его дальнейших действий. Не могу вообразить, что будет происходить теперь. Очень сложно.
- Свое наказание ты получишь, - рассуждая сам с собой, произносит Эдвард, - осталось решить, что будем с тобой делать потом.
Стискиваю зубы, борясь с желанием высказать вертящиеся на языке слова.
- …если я и дальше позволю тебя быть рядом с ребенком, рано или поздно ты учудишь что-то похуже, чем нарушение моих правил…
Мои ладони сжимаются на кресле. Были бы ногти чуть длинней, вспороли бы эту дорогую кожу.
- …в таком случае будет гораздо благоразумнее отправить тебя куда следует.
Мужчина поворачивается ко мне. Малахиты горят мстительными огоньками.
- …к мужу, Белла?
Это сбивает последние сдерживающие оковы. Вскакиваю, окончательно теряя самообладание. Сама себе на удивление почти пролетаю два метра до Эдварда, застывая рядом с ним. Поднимаю голову, стремясь смотреть в его глаза.
- Вы наказываете меня, - говорю быстро, но довольно четко. Это можно считать подвигом, так как внутри все сжимается от смертельного страха перед возвращением к Джеймсу. Глупо, конечно. Я ведь знала, что так будет. Но не с такой же быстротой! Слишком мало… Слишком мало времени! – Я готова принять это. Но мальчик… Ты наказываешь ещё и его! - перехожу на «ты», окончательно сбрасывая ярмо условностей.
Пусть знает. Я должна была это сказать.
Лицо моего похитителя меняется. Черты заостряются, глаза пылают.
- Кто позволил тебе так со мной разговаривать?
- Кто позволил тебе сажать его на цепь? – вздрагиваю от ужаса, переполняющего тело с головы до ног. На этот раз перед Калленом. Голос совсем сел. Ещё немного – и исчезнет.
- Сажать на цепь? – Эдвард дьявольски усмехается, его брови в изумлении взлетают вверх. – Ты ненормальная.
- Ты! Ты ненормальный! – на всякий случай отступаю на один шаг, дабы не получить за подобные откровения пощечину. – Этой ночью тебя здесь не было! Не-бы-ло! А если бы не оказалось и меня, Джером бы просто сошел с ума! Он…
Затыкаюсь, проглатывая давящие слезы. Они, ничем не удерживаемые, спускаются по щекам, мешают дыханию и разговорам.
Это предложение останется не законченным. У меня просто не хватит смелости его завершить.
- Какой ещё ночью? – ярость покидает мужчину, оставляя лишь бесконечное внимание, простирающееся от края до края, - Белла, я тебя спрашиваю! О какой ночи ты говоришь?
Он несильно встряхивает меня, ожидая ответа.
- Об этой…
- Что случилось? – Эдвард напрягается. Не остается ни капли тех чувств, с которыми он минуту назад выяснял со мной отношения.
- Кошмар, - проглатываю мешающий комок, стремясь рассказать ему. – Джерому снился кошмар. Я проснулась от того, что он теребил ручку – дверь была закрыта. Он хотел выйти в коридор. Он плакал…
Меня пробирает дрожь. Но теперь вовсе не от холода или страха. От сострадания. Бесконечного сострадания малышу, вчерашний вид которого заставил бы безутешно рыдать любого.
Каллен выдыхает и снова втягивает воздух. На его лице четкими контурами обозначаются морщины, оно принимает сожалеюще-усталое выражение. Мужчина разом стареет на добрый десяток лет.
- Я не могла уйти. Ни сегодня, ни вчера. Если все это повторится, я опять останусь, - убежденная в своей правоте, говорю смелее, немного оправившись от несвоевременных слез.
- Джером настолько тебе доверяет? – поднимаю взгляд на Эдварда, задавшего этот вопрос. В ожидании ответа он выглядит потерянным. Такое ощущение, что сказанное причиняет ему боль.
- Я не знаю, «настолько» ли, - качаю головой, припоминая испуганные взгляды ребенка, иногда стремящегося от меня подальше. – Но ночью он нуждается во мне. Ночью он мне доверяет.
Каллен отступает на несколько шагов назад, плотно сжимая губы. Его глаза скользят по полу, стенам, шкафам – чему угодно, кроме меня.
- Что же ты делаешь?.. - ладони крепко сжаты в кулаки, сложены по швам. Он почти что деревянный.
- Я… - собираюсь, стараясь быть учтивой.
- Пошла вон, - эти слова сказаны с такой холодностью и отстраненностью, с такой горечью, что мне становится не по себе.
- Эдвард, пожалуйста… - кусаю губы, вспоминая, что он хотел отправить меня к Джеймсу. Теперь его решение наверняка подтвердилось. Окончательно окрепло.
Господи…
- Я сказал тебе – пошла вон! – голос грубеет, звучит громче. Его обладатель прожигает меня ненавистным взглядом.
Шумно сглатывая, я разворачиваюсь, следуя к дверям. Медлю несколько мгновений, прежде чем выйти, но решаю, что благоразумнее сейчас послушать мужчину. Иначе будет только хуже.
Едва деревянная застава захлопывается за мной – я даже не успеваю сделать первых двух шагов в каком-либо направлении, - на стену, отделяющую комнату от коридора, обрушивается тяжелый удар. Что-то громко ударяясь о бетон, с грохотом падает на пол.
В повисшей тишине прекрасно слышно звяканье осколков…
*
…Девочка на обложке потрепанной книжки в хлипком переплете улыбается во все тридцать два, поедая апельсины. Интересно, могла бы я с таким же выражением лица, демонстрирующим непомерное удовольствие, объедаться тропическими изысками? Не думаю. На апельсины у меня аллергия. Да и не будь её, вряд ли бы что-то поменялось.
Даже до встречи с Джеймсом, даже до побега из дому, я не отличалась жизнерадостностью и весельем. «Тяжела на подъем» - вот что про таких обычно говорят.
И все же апельсины выглядят потрясающе. Прямо на рекламный щит можно вешать. Хоть сейчас.
…Название у книги очень странно и никак не вяжется с обложкой.
«Атеистка» - гласят маленькие черные буковки, причудливо загнутые в разные стороны.
«Это она-то?» - думаю, изумленно разглядывая девочку. – «Похожа на кого угодно, кроме атеистки. Опечатка».
Нет, все верно. На обложках книг опечаток не делают. Тем более таких явных.
На миг задумываюсь, вертя потрепанное издание в руках – а верю ли в бога я? В того самого, что якобы машет нам рукой с неба, указывая верный и неверный путь, демонстрируя свою силу и благодетель…
Никогда об этом не думала.
Вероятнее всего, ответ «нет». Обосновать не могу, но и иного варианта найти не получается.
Я никогда не уповала на небесную манну и уж тем более не молилась. Призрачные ангелочки не помогут мне в сложной ситуации. Тут уж впору обращаться к дьяволятам, а их Джеймс уже всему обучил. Он у них старший.
Закрываю глаза, откидываясь на спинку кресла.
Бредовые размышления отвлекают, но ненадолго. Я вот уже час напряжено жду, когда произойдет хоть что-нибудь.
Сижу здесь, в библиотеке (иного места не хочется), смотрю в большое стеклянное окно, наблюдая, как накрапывает дождик. Пока маленький, не предвещающий бури, но через пару минут уже нарастающий, грозящийся утопить всех и вся, как во время небезызвестного мирового потопа.
Интересно, если бы на месте Ноя была я, смогла бы построить ковчег голыми руками? Такой, чтобы вместить туда свою семью, животных, птиц и насекомых?
Смеюсь, осознавая всю невозможность данного действия. Я никогда не держала в руках столярные инструменты. А обрабатывать дерево камнями у меня точно бы никогда не вышло.
Ной молодец. Я снова в ауте.
За дверью тихо. Никого не волнует, что со мной происходит. Где я, что делаю, чего жду.
…Марлена наверняка готовит Джерому обед. Вкусные блюда, приправленные ароматными специями. Горячие, почти обжигающие. Домашние… Марлене некогда обо мне думать.
А Джаспер? Ему тоже. Он, наверное, разговаривает по телефону с Элис. Мне показалось, телохранитель любит свою жену достаточно сильно. Наверное, даже чересчур для своей профессии.
Телохранители вообще женятся?..
…Опускаю взгляд обратно на атеистку. Её нога закинута на ногу, по рукам течет ярко-оранжевый сок. На лице улыбка и беззаботное выражение.
Приглядываюсь внимательнее, нутром чувствуя, что так ни у кого быть не может.
Чутье не подводит. У девочки красивые зеленые глаза. На первый взгляд в них светится удовольствие, но если присмотреться они вовсе не улыбаются. Они полны грусти, печали и какой-то внеземной тоски.
Сознание услужливо подсовывает образ Каллена, до сих пор стоящий перед глазами после нашего недавнего разговора.
А что делает он? Сидит в бильярдной, смотрит на золотые слова и ищет ответ? Разве он уже не нашел его, когда велел мне уходить?
Нет, Белла, нашел. Нашел и уже собирает твои вещи. Скидывает все в огромную кучу прямо из шкафов и велит Марлене сжечь их при первой же возможности. Или будет поочередно кидать в камин тихими холодными вечерами. Не для согрева – просто так, от нечего делать.
И не важно, что они совсем новые, что дорогие (оторвав первые несколько этикеток, я не могла поверить своим глазам – в новом гардеробе не было ни одной вещи, дешевле трехсот долларов)…
Имеют ли для этого человека деньги какое-то значение?
«Имеют».
Да, точно, имеют. Наркотики не бесплатны. Их нельзя достать просто так. Нужны деньги. Деньги, деньги, деньги…
Ну не насмешка ли эта природы, что люди платят за смерть? По-моему, в мире уже не осталось ничего бесплатного. Начиная от рождения и заканчивая кончиной – постоянные деньги, постоянная плата, постоянные долги…
Долг…
Мой долг перед Джеймсом. Его не искупить деньгами, мольбами и извинениями. Нельзя вымолить отсрочку, нельзя потребовать подтверждения того, что я вообще что-то должна…
Подтягиваю колени к груди, когда отчетливо вижу перед собой мужа. Его жесткие светлые волосы, его пронзающие серые глаза, его густые брови и небольшой нос с горбинкой. Тонкие губы, которые плотоядно улыбаются каждый раз, когда видят меня. Эта улыбка демона. Именно такими их изображали. Дыхание сбивается, когда мнимое изображение благоверного касается моей руки. Пальцы длинные, холодные, твердые.
От них нет спасения.
Вскакиваю с кресла, пугаясь хлопка, который издает книжка, падая с колен и ударяясь об пол. Кидаюсь к ближайшей стенке, вжимаясь в её поверхность.
Отдышавшись, поворачиваюсь к немому бетону лицом, раскидывая руки и силясь обнять его. Он сильный, он пуленепробиваемый, он безмолвный. Он защитит меня от всего угодно. С ним мне совсем не страшно.
Прижимаюсь к нему щекой, считая собственные вдохи.
Тишина в комнате не тяжелая, не давящая, не смертельная. Легкая и необходимая. Ласковая, почти нежная. Утешающая.
Утешение…
Джером. Мой маленький, мой одинокий и несчастный мальчик. Прекрасное брошенное создание… Его отец сегодня был готов перегрызть мне глотку за то, что я успокаивала малыша ночью. За то, что он поверил мне. За то, что проникся теплотой.
Если бога нет, то ангелы точно существуют. Один из них живет здесь, в темном-темном доме, в светлой-светлой комнате, от которой рябит в глазах. Одень его в белое – ничем не отличишь. И никакие крылья не надо.
При воспоминании о мальчике становится тоскливо, нестерпимо грустно. Как я его оставлю? Как брошу?
Эдвард, Марлена, Джаспер– каждый по-своему заботится о нем. Каждый переживает. Но никто, никто не может стереть его слезы. Они постоянно появляются в самые разные периоды дня.
И за то, что я попыталась, за то, что мне позволил малыш, я наверняка поплачусь.
На миг замираю, словно плетью ударенная появившейся мыслью.
Все из-за мальчика. Только из-за него.
Не имеет значения в каком настроении Эдвард, что происходит с ним в течение дня, ночью, в любое время! Не важно, как себя веду я и что делаю!
Малыш… Джером!..
Все из-за Джерома. Плохое и хорошее, нормальное и бредовое, жестокое и доброе – все подчинено ему.
Вот она – слабость моего похитителя. Причина всех его срывов, наказаний и угроз. Так просто…
Ошарашенная, не знаю, что дальше делать. Не осознавать истины столько времени кажется неимоверно глупым. Как я могла не заметить? Почему копалась в себе и в нем? Ничего нет. Ни внутри, ни снаружи. Все в мальчике. Все в Джероме…
Слышу, что меня окликают, только когда говорящий прилично повышает голос.
Медленно оборачиваюсь, все ещё не отошедшая от внезапного озарения.
На пороге комнаты в военной стойке замер Эммет. Его черный костюм трещит по швам от обилия мышц своего обладателя.
Маленькие серые глаза направлены точно на меня. Медвежьи лапы готовы, в случае сопротивления, исполнить полученный приказ.
Бороться с Эмметом? Нет уж, увольте.
- Я слушаю, - сглатываю, хмурясь от преддверия его ответа. Неужели дата моей казни уже назначена?
- Пройдемте со мной, - мужчина отступает на один шаг, возвращая дверному проему былую ширину.
Послушно следую к выходу, с опаской поглядывая на мужчину.
Он шествует немного позади меня, почти рядом. Шаг в сторону – схватит и прибьет. Наверняка прибьет…
Поднимаю голову, стремясь увидеть что-то кроме его рук, и задаю интересующий вопрос:
- Куда мы идем?
- Мне не велено говорить, - монотонный голос охранника отрезвляет. Озарение, девочка с апельсинами – все кажется наваждением. Возвращается реальная жизнь. И она совсем не безоблачна и прекрасна. Она такая, какая есть. Потому и реальная.
Спускаясь по лестнице, мы проходим через все фойе. Ищу глазами Марлену, но столовая и коридоры пусты. Все вымерло.
Перед тяжелой дверью останавливаемся. Тонкий луч света из маленького окошка сверху – единственное освещение. Охранник замирает, выуживая откуда-то из темноты куртку, которую протягивает мне.
- Наденьте.
Вещь явно не моя. Слишком большая – можно завернуть несколько таких как я, тяжелая, серая, теплая. Очень теплая.
- Туфли, - мужчина двигает ко мне подготовленные кожаные ботинки с разноцветными шнурками. Длинными и яркими. Мой наряд будет самым экстравагантным в городе. Пижама, куртка и ботинки. Белла - законодательница мод…
Плевать.
Убедившись что я закончила с переодеваниями, Эммет распахивает перед моим лицом пресловутую дверь.
Пять черно-белых ступенек. Маленькая веранда.
Черный вход. Ровно две недели назад именно отсюда я впервые проникла в мрачную обитель Каллена.
И, похоже, сейчас навсегда её покину.
Дождик действительно усилился. Дрожь неожиданно пробивает тело. Но не от холода, нет. От ожидания встречи. Скоро я увижу мужа.