Здесь я расхожусь с гностицизмом и Мани: Бог не просто возвращает искры, рассыпанные в космосе, он заражает (благой) онтологией — его законом, т. е. правлением (истинного) Бога — прежде нереальный Космос — потому я говорю, что он спасает все творение путем сверхвоплощения и ассимиляции, так восстанавливая раскол в божественном, действуя в истории, как считал Гегель. Кроме спасения нас, он спасает существ; кроме существ — всю жизнь; кроме жизни — все творение.
Но когда космос будет ассимлирован, он прекратит существование как таковой (как сторона гамбургера). Не будет мира как мира — так что в некотором смысле гностики правы. Мы будем частями космического живого организма, а не мертвой материи, т. е. частями Зебры.
(1977)
Я, бывший признанным членом правящего класса (по определению: «те, кто определяют — контролируют, генерируют — реальность») через мои сочинения, обрел определенную небольшую, но реальную власть управлять. Создавать и определять реальность; следующий шаг […] — войти в парадную дверь, будучи официально встреченным. (А не просочиться через заднюю дверь, как я сделал. Но, черт возьми, я неплохо потрудился; «ВАЛИС» — лучший уничтожитель из всех ныне; как указывает Марк[93], она выбивает из-под ног все (sic!) привычные предубеждения). Так что с моими сочинениями я могу считаться революционером, я обрел власть над людьми с помощью чернил. Многие лишенные гражданских прав «неподходящие» люди — псевдо-сумасшедшие или псевдо (sic!) шизофреники — ах! — мы подделываем шизофрению в качестве политической тактики, чтобы пронзить шизофреническим мировоззрением власти, чтобы уничтожить и развратить их с помощью него: «их», то есть «обладающих властью». Мы выбрали шизофреническое мировоззрение, потому что оно угрожает тем, у кого власть, своей ускользающей логикой, нелинейной логикой или нуль-логикой (как верно сказала Уоррик[94], я утверждаю, что Y = Y)!! Это политическая тактика с моей стороны. Логика, использующаяся исключительно для прагматических целей-причин-доводов. Инструмент. Оружие (и именно так она была воспринята врагом — и правильно).
Истинное имя игры — власть (определять и, следовательно, управлять людскими восприятиями реальности), не потребительские блага вроде большого дома, Порша и одежды. […] Эти подачки — игрушки, воспринимаемые как «успех», но все равно игрушки. Потому я презрел их, преследуя цель — управлять определением реальности посредством своих сочинений и т. д., и я утверждаю, что реальность иррациональна и ирреальна, являясь объектом манипуляции разума — все это нечто вроде настольной книги об идеологии контроля, которая предоставляет изгоям техники (внутренние секреты) власти, практически шаманские по своей природе.
Лем и группа экспертов[95] ясно увидели, что в своих сочинениях я даю оружие (тайны) власти изгоям капиталистического запада; их восхищение мной правильно. Снова и снова в моих книгах
1) изучается власть; 2) те, кто держат ее; 3) как они мешают ее обрести.
Несмотря на появление левых идей моя подготовка истинно фашистская — не «фашистская», как ее определяет марксистская риторика, а фашистская в том смысле, в каком ее понимал Муссолини: в терминах действия и воли, с учетом деонтологизированной реальности, сведенной к тому, на что влияет воля посредством действия. Поскольку мало кто понимает фашизм, мою идеологию левые никогда публично не поносили, а те, к кому я обращаюсь — это в сущности латентные массы, фашистские толпы. Я говорю о и для иррационального и анти-рационального, это нечто вроде динамического нигилизма, в котором ценности — это тактический прием. Потому мой реальный идол — это Гитлер, из среды изгоев поднявшийся к всеобъемлющей власти, уничтожив здравствовавшую плутократию (аристократию). Мой настоящий враг — плутократия, я выполнил свое (фашистское) домашнее задание. […] Мои фашистские принципы таковы: «Истины нет. Мы создаем истину; то, во что мы верим, становится объективно истинным. Объективная истина зависит от того, во что мы верим, а не от чего бы то ни было еще». Такова сущность фашистской эпистемологии, восприятия истины как идеологии, навязанной реальности: разум превыше материи.
(около 1978)
Валис — это реальный и рациональный мир, вторгающийся в наш симулированный и иррациональный мир. Я повторю: Валис — это мир, реальный мир.
Мы упускаем половину стерео-сигнала — то, что я называю высшим миром (единым).
Идея о том, что 2-3-74 реальное ворвалось в нереальное (как в «Убике») акосмична и гностична — и она согласуется с другой гностической идеей (изложенной в «ВАЛИС») о том, что создатель мира иррационален. Сравнивая «Убик» и «Валис», можно сказать, что в них изложены две главные гностические идеи — одна космологическая, другая космогоническая. Очень интересно, что получится, если «Валис» наложить на «Убик» — раньше я считал, что Валис — это электронный замкнутый в цепь интерфейс обратной связи «Убика», смешивающий, обогащающий и т. д. […] Рациональное реально; иррациональное не реально. Наш привычный мир представляет собой последнее, в которое вторгается первое (как в «Убике», но теперь Убик рассматривается не просто как реальное, но как рациональное, как мир, информационный мир; иными словами, информация, переживаемая как мир). Разные пространственно-временные миры — это разные когерентные системы информации, информационное содержание который упорядочено по четырем системам измерений. Я считаю, что мой опыт 2-3-74 с Валис подтверждает акосмизм Убика и заключается во вторжении в нереальный мир реального, о котором я кое-что знаю. Я убежден, что 2-3-74 подтверждает акосмизм в моих сочинениях за последние 27 лет.
Вторжение реального/рационального в нереальное/иррациональное — это третья гностическая концепция (Salvator Salvandus [Спасенный Спаситель][96]). Так каким образом мое мировоззрение и мой опыт гностичны? Понятия не имею. Есть поддельное творение слепого демиурга, истинный Бог, жалеющий нас и вторгающийся в эти места, обманывая.[97]
Ах, да. Четвертая идея: этот мир — тюрьма с надзирателями (архонтами), то есть теми, кто наложил «астральный детерминизм», который разрушил Спаситель (пятая гностическая идея!).
Похоже, у меня есть -
О, шестая гностическая идея. Анамнезис восстанавливает память о природе нашей божественной искры и о ее небесном происхождении. О нашей истинной природе.
Седьмая гностическая идея; сам спасающий Гнозис, который помогает вспомнить о нашей истинной природе.
Затем 1974 свергает тиранию с помощью Валис, и Спаситель освобождает нас из Тюрьмы. Это его главная роль; он освобождает нас, восстанавливает память, истинную природу и уводит отсюда. Вот так Бог превращает иррациональный ирреальный мир в реальный и рациональный. Это гностические идеи № 8 и № 9.
Теперь я собрал целостную гностическую систему с двумя ее мирами, из которых только один — высший — реален (Первая Форма Парменида). (Как указано в «Валис»,) все происходит из озарения, что наш мир нереален. Затем мы спрашиваем себя: нереален по сравнению с чем? (Нечто должно быть реально, иначе концепция «нереальности» не имеет смысла). Затем мы спрашиваем: «Каково же реальное? И как найти его?» и спрашиваем: «Как появился этот нереальный мир? Мы как оказались заключены в нем?», а затем спрашиваем: «Какова наша истинная природа?»
Если реальность, рациональность и благо не здесь, тогда где? И как попасть туда отсюда? Если это тюрьма, как освободиться?
Мы узнаем о таинственном спасителе, который замаскировал себя, чтобы провести нашего тюремщика и сделать себя и спасающий Гнозис доступным для нас. Он наш друг, он противостоит миру, он старается для нас и «по одному выводит нас из этого мира». Валентинианская[98] оценка знания не в том, что он (Гнозис) ведет к спасению или что это знание о спасении. Но в самом акте (событии, откровении, опыте) познания заключается спасение. Потому что в познании происходит восстановление утерянного человеческого состояния и переворот его нынешнего состояния неведения. Посредством знания человек становится тем, кем был изначально.
Это соответствует 2-3-74. Посредством знания я стал тем, кем был изначально. И это сделало меня восстановленной частью бытия, от которого я некогда откололся и забыл об истинной природе.
Мое десятое гностическое убеждение (см. выше) в том, что время в сущности подделка вечности.
Когда гипервселенные I и II взаимодействуют (чтобы образовать нашу реальность), создаются три мира.[99]
1 — это небеса или мир богов.
2 — мир людей.
3 — субчеловеческий мир слепой демиургической природы. Мы можем подняться к 1 или утонуть в 3, но обычно мы в 2, в их смеси. Задача искусства в том, чтобы освободить нас, т. е. поднять к миру 1, Eigenwelt, разделяя его посредством искусства с другими.
(около 1978)
Так что ЧЖТ — это закостеневший комплекс в макроразуме (мозге), который должен быть растворен. Святой Дух вроде (sic — подобен) метаболического токсина, т. е. лекарства (отмеренного количества яда); это объясняет «бихлоридный» сон и сон об «аспирине Меркурия»[100]. И подобно любому ментальному комплексу, он искажает собой все другие мысли — действует, как магнит, создавая единоподобие (а это определение энтропии). Нет и не было никакого прогресса или изменения в этом комплексе за последние 2000 лет.
Если комплекс (ЧЖТ) не растворить, он в конце концов прикончит макроразум (мозг). Он захватит все его формы, если не будет атакован (как бы фагоцитами). Он мертв; диалектика в нем прекращена. Или он может стать больше и диктовать свою волю все большему и большему количеству содержаний разума, или же будет успешно атакован и растворен. Потому Зебра вторгается в макроразум, чтобы сразиться с этим закосневшим комплексом, который не рационален (см. утверждение Юнга о том, что «ничто новое не появляется в разуме психотика»; отсюда я заключаю, что макроразум из-за комплекса ЧЖТ психотичен, что указано в «Валис»). Зебра, похоже, побеждает (см. 1974 и далее). Вот чем занималась Зебра/Валис в 74-ом, и потому я правильно воспринял ЧЖТ как остающуюся неизменной в прошлом, настоящем и альтернативных мирах (и в возможном будущем — абсолютно неизменной).
Вся суть опубликованного корпуса моих сочинений в описании Растворяющего агента, растворяющего реальность, т. е. комплекс (ЧЖТ)!!!!
(ок. 1978)
Все мои сочинения, в которых присутствуют ирреальные, поддельные вселенные — это выражения озарения Парменида о нереальности Второй Формы. Оно уводит меня и Парменида от даосизма. Оно уготовляет путь для гностицизма и концепции небрежно, грубо сляпанного мира. Вторую Форму можно назвать «Подделкой», необходимой, но временной. Инь попыталась самостоятельно создать копию андрогинной божественности и провалилась. Результатом явилась ЧЖТ. Потому проник Ян, чтобы вернуть отсутствующее, т. е. саму реальность.
Нереальна не только ЧЖТ, нереален весь мир Инь. Конечно, мы населяем не мир чистой Инь (Земля). Небо (Ян) тоже здесь присутствует, и в немалой степени.
Свидетельство тому мои сочинения. Если во Второй Форме (Инь) и феноменальном мире нет ничего поддельного, я зря потратил эти годы, разрабатывая тему. «Что реально, а что лишь видимость?» Это немаловажно — для меня как для художника и для всей жизни, порабощенной болезнями, старением, страданиями, смертью и утратами в мире Инь. Мир Инь не может поддерживать собственных созданий.
Как может то, что даже не существует, насильственно на нас воздействовать? Сначала мы подчиняемся, просто придавая этому миру значение (т. е. признавая его реальность), а потом уже подчиняемся его приказам. Мы относимся к нему саморазрушительным, неподходящим образом, мы позволяем ему быть Повелителем. Самое главное, мы не может отделить части Ян. Мы слепы. Ян позволяет это, потому что желает, чтобы мы разгадали головоломку и сделали выбор — без прямых указаний. Ян использует Инь для своих целей. Нам дана головоломка. Мы знаем, что абсолютное благо (божество) существует и видим мир незаслуженных страданий. Как они могут сосуществовать? Я говорю, что есть два мира со своими законами: один слепой и ригидный; другой любящий и разумный. Поскольку мы не можем разделить их в восприятии, мы видим их сосуществующими, но в действительности это второй мир наложен на первый. Кроме того, они находятся в диалектической борьбе: «Удар и контрудар, все быстрее и быстрее, ведь время утекает».
При чтении пародии Сладека[101] у меня создалось впечатление, что я не принимаю вселенную всерьез, вероятно потому что боюсь ее, но она все равно любопытна мне — я заворожен ее опасностью. Но это нечто вроде средства для того, чтобы ее распутать, и понять, чем она в сущности является — если она является хоть чем-то. Она может быть вообще ничем, но я стараюсь снова и снова, выискиваю тут, там, пробую все наоборот, она вроде игрушки. Слой за слоем открывается парадокс за парадоксом, каждый из которых завораживает меня. Кроме того, я увлечен всяким вздором, словно там и лежит ключ. Я постоянно разнюхиваю эллиптические точки, необычные углы. В том, что я пишу, не так много смысла. Там есть веселье, религия, психотический ужас, вываливающийся как груда старых шляп. Есть и социальные или социологические тенденции, скорее они, чем влечение к точным наукам. Общее впечатление остается немного детское, но интересное. Это сочинения не утонченного человека. Все одинаково реально, как старые драгоценные камни на аллее. Плодовитый, творческий разум постоянно ищет необычные смысловые сдвиги, шутит серьезно, шутит грустно, пугает: пугает тем, что постоянно проверяет, что реально: страх реален, потому что он может навредить. Все это бравада — как Стефани[102]: весела, когда напугана, напугай ее, и она расскажет шутку. Неудивительно, что я так ее полюбил, а она разрывалась между — не горем и страхом, а между страхом и ужасом.
Я определенно вижу случайности в моей работе, вижу как мешанина случайности за случайностью через определенное время складывается и раскрывается нечто важное, автоматические упускаемое обычным мышлением. Патафизика.[103] Неудивительно, что мои вещи популярны во Франции — сюрреалистические, абсурдные. Кроме того, они очевидно автобиографичны — маленькая фирмочка и отеческий владелец или мировой лидер.[104]
Поскольку ничего, абсолютно ничего не было отброшено (как не стоящее быть включенным), я будто таскаю бездонную сумку с мешаниной, ломлюсь в каждую запертую дверь. Это долбаный цирк. Я как востроглазый ворон, который хватает все, что блестит и тащит в гнездо.
Каждый, действующий подобно мне, может уловить этот уникальный шанс, удачу — найти в своей жизни, в своем разуме спрятанного бога, deus absconditus; пробуя все самые странные комбинации вещей и мест, подобно высокоскоростному компьютеру обрабатывая все подряд, он может обнаружить даже осторожного бога, может подловить его, ткнув куда-нибудь неожиданно. Если правда, что истинные ответы (и подлинные абсолюты вместо видимостей) там, где их менее всего ждешь, эта техника «попробуй все» может однажды и сработать, может удасться, может оказаться, что ты долгое время был один на один с тайной, лицом к лицу, не различая ее лица. Если видеть загадку в обыденном, даже самая хорошо замаскированная внеземная форма жизни может однажды ошибиться и покинуть свое укрытие. В первую очередь следует стать наивным человеком, который может поверить во все, что угодно, в то, что видят и более опытные люди, но концептуально автоматически отбрасывают. Такое дитя верит в то, что, как знают взрослые, не может быть, и потому они никогда этого не видят, перед глазами: скрытое в ясном свете.
Такой завороженный, легковерный, изобретательный человек может получить ценнейший дар — увидеть игрушечных дел мастера, сделавшего все его игрушки. Божественное и есть создатель этих игрушек — кто может всерьез (sic!) в это поверить?
(1978)
Безумный бог Джеймс-Джеймс начал создавать мир за миром, бессвязные миры, миры внутри миров. Ложные миры, ложные миры ложных миров, изящные симуляции миров, зеркальные противоположности миров.