Поскольку я не знал будущего (2-3-74), я могу предположить только, что во мне существует иное «я», которое не только знает будущее, но и истинное положение дел.
(1979)
реальность — Боже мой; это точно оговорено, что Убик поддерживает реальность! («Он является причиной существования всего, что существует»; функциональное описание YHWH!)
Разве в «Убике» не ясно, что реален не мир, а Убик, что Убик — это Логос/YHWH. Таким же образом Валис в «Валис».
«Валис» — книга кодов, книга шифров ко всему ю-томному метароману, и когда-нибудь будет прочитана именно такой. И «Валис» — это гностицизм и манихейство, но втайне — Святая Матерь Церковь, что объясняет «Слезы», то есть материал Деяний в них. Как и со стратегией Бога, порядок «не по порядку». То есть: ключевой фрагмент — «Валис» — идет последним. До этого времени остальные бессмысленны — т. е. они принимаются за вымысел и потому гипотетически. «Валис» задним числом перетолковывает их — показывает их в свете, который нельзя предвидеть, анализируя их — пока не вышел «Валис»; типично для стратегии мудрого рога в диалектической войне-игре[156]. Отсюда большое и неожиданное осознание: «Валис» сам по себе ничего не значит!
(1981)
«ВВ» — это обыкновенный роман, в точности как сказал Джон Клют[157]; он не предлагает никакого нового теологического основания и не должен приниматься всерьез… за исключением того света, который он проливает на сопутствующий материал в «Валис».
«Валис» говорит о непреодолимом первичном религиозном чувстве: Бог одновременно ужасен и притягателен, а решением является Христос и только Христос — нет другого решения. «Валис» ставит проблему (знакомую всем истинно религиозным людям) и предлагает правильное (единственное) решение. То есть с религиозной точки зрения оно подлинное и основное. И оно несомненно получено из первых рук, а не Заимствовано из Книги. Потому это экстраординарная религиозная исповедь и решение поднятых проблем, с которыми пришлось столкнуться в этой исповеди, то есть это не просто исповедь, но и поиск и нахождение ответа.
(1981)
Проблема не в реальности или онтологии, но в сознании — возможности появления чистого, абсолютного сознания. Говоря о том, какие материальные вещи (объекты) становятся языком или информацией, передавая или записывая или выражая значение или идеи или мысли: разум использует реальность как носитель информации, как дорожка пластинки используется для хранения информации: для записи, сохранения и воспроизведения. Это важный вопрос: использование материальной реальности разумом для хранения информации, и ее передачи — и это то, что я видел и потом назвал Валис; и каждый, кто читает «Валис» и думает, что это просто переформулированные метафизические идеи или идеи, «над которыми трудились тысячи мыслителей тысячами лет» — просто долбаный дурак! Роберт Антон Уилсон[158] прав.
(1981)
2-3-74: я был околдован. Смысл: пересоздать Джима [Пайка], чтобы он мог продолжать говорить (через мои сочинения и не только через книгу Арчера[159]).
То есть это книга внутри книги. Это и беспокоит Расса[160]. Я провел годы в исследованиях, чтобы создать «Епископа Арчера» — чтобы правильно обращаться с Джимом в форме ментальных концепций о Боге и специального знания Библии и теологии. У меня этого не было в 3-74; я не мог написать этот роман до сих пор.
Но в книге есть иной разум, и это Ангел Арчер.
Ангел — это моя душа, а Тим/Джим — это Христос. Их 2 разума в «Епископе Арчере» представляют сизигию между мной и Христом. Ангел Арчер теперь Христос, то есть я, воспринимающий меня как ее (Ангел Арчер), женскую часть божественной сизигии между мной и Христом.
Это 2-3-74.
(1981)
Я начал перечитывать «Валис», но теперь с сознательным знанием о символах Водолея, и вот что поражает в начале второй главы: Бог и глиняный горшочек связаны. Позже горшочек станет кувшином с жидкостью, это связано с бессмертием христиан и реинкарнацией, наконец с гностицизмом; затем с великой сценой в фильме, в которой женщина — сложной, неудержимой, ясной и религиозной, а не астрологической. Что «Валис», по-видимому (и на самом деле), делает — так это ассоциирует Божественное с символом Водолея так же полно, как мы привыкли связывать его со знаком рыб, и в некотором смысле я переношу Христа из этого знака рыб, не отбрасывая его, в знак кувшина с водой (глиняный горшочек — это кувшин с водой). Таким образом, моя нео-иконография точна, и это для меня несомненно подтверждение; ЧТД. Поскольку эта иконография в связи с Христом не только совершенна неизвестна мне, она также неизвестна и самому христианству, и потому указывает на Христа и христианство вне христианства (как и идея о пятом спасителе!) Есть еще последнее замечание Кевина[161] о босой женщине с длинном старомодном платье, наполняющей водой из потока кувшин/горшочек: она из римских времен; так иконография Водолея возвращает в апостольские времена, то, что указал Крим[162] в интервью. Это в Евангелии. Но косвенно.