— Только ты и Лекс, — почти через минуту гробового молчания произнёс Рей.
— Нам нужно запирать эту дверь? Нужно ставить на неё пароль? Нужно делать с ней хоть что-то? — я старался не сорваться на крик, но у меня получалось плохо. Меня просто трясло от осознания того, что даже мои лучшие друзья не до конца всё понимают.
— Нет, двери на подобных залах запираются автоматически. Но тогда кто?
— Тот, у кого хватает сил и возможностей, а главное желания повеселиться. Тот, кто едва не убил Беллу. И, похоже, хотел угробить всех посторонних, находящихся в то время в Отделе. Я понятия не имею, зачем ей всё это понадобилось. Может помочь нам захотелось, или настроение было плохое, хрен её знает. Я поговорю с ней. Такого больше не повторится, — я чувствовал, что начинаю понемногу успокаиваться.
— О ком ты говоришь, Сев, — вклинился Альбус.
— Об одной интересной статуе, он говорит, о той, которой Вы, директор, новое имя дали. Кажется, Вы назвали её любовью, хотя сомневаюсь, что это прозвище ей понравится, — ухмыльнулся Рей.
— Это всё, конечно, замечательно, но всё равно не повод устраивать истерику с битьем ценного оборудования. В конце концов, Вы старше юного Поттера, да и занимаемая Вами должность не дает Вам права…
И вот тут я сорвался. С трудом удерживая готовую начать всё здесь крушить силу, я повернулся к заговорившему портрету. В кабинете заметно похолодало. Интересно, почему, когда я на грани срыва, моя магия пытается заморозить всё вокруг?
— Значит, вы все считаете, что я немногим отличаюсь от Поттера? Что я безалаберное, бесхребетное существо, которое совершенно бесполезно?
— Пяточек, — истерично хихикнул Рей, по шажочку подбираясь ко мне. Не нужно, Рей, тебе меня не остановить, если вдруг взрыв всё же произойдет.
Проигнорировав друга, я продолжил свою речь, сверля портреты почти ненавидящим взглядом.
— Значит, вы все считаете, что я нихрена не делаю, только занимаюсь какими-то непотребствами?
— Сев… — голос Люциуса звучал довольно испуганно. Стены начали покрываться льдом. Не поворачиваясь, я заткнул его невербальным Силенцио.
— Вы что, действительно все считаете, что развязать полноценную войну — это сложно? Вы действительно так думаете? Думаете, что залить эту страну, да и заодно полмира, кровью — это очень трудно? Трудно добиться того, чтобы всех разумных захлестнула жажда крови, и уже через небольшое количество времени, они потеряли человеческое лицо и стали очень мало отличаться друг от друга? Чтобы обе, так называемые стороны, брали в плен, пытали, насиловали, убивали? Вы думаете сделать это сложно? Сложно добиться того, чтобы Светлая сторона начала оправдывать все эти зверства только лозунгом «Он враг, значит заслужил всё это»? Вы действительно полагаете, что для того, чтобы сделать из Поттера, который на самом деле просто наивный, неумный мальчик и не сказать чтобы очень уж сильный маг, машину для убийств — это представляет для меня какие-то серьезные проблемы? Да чтобы всё это получить, мне не пришлось бы даже сильно напрягаться. Всего-то пара кровавых вылазок на ту и на другую сторону с оставлением «визитных карточек», и начавшую раскручиваться военную машину уже ничто не смогло бы остановить. Ничто! — я все-таки сорвался на крик. — И, если это произойдет, то когда наевшиеся дерьма стороны все-таки заключат перемирие, потому что в таких войнах не бывает победителей, и начнут потихоньку отстраивать этот гребанный мир заново, у всех возникнет только один вопрос, а осталось ли хоть что-нибудь, чтобы это можно было отстроить? И, наверняка, осознавая все это, вы обвиняете меня в бездействии? Да я делаю всё, чтобы не допустить этого развития событий. Но вы все привыкли видеть во мне всего лишь немного рассеянного Сева и забыли об одной вещи, а именно: я — Темный маг в хрен знает каком поколении! И у меня очень плохая наследственность! Вся моя сущность ратует за войну. Вся моя магия. Потому что это просто! Это легко! И это смерть! Очень много смертей. Иногда, мне даже начинает казаться, что Прекраснейшая хочет взять руководство мною в свои призрачные руки. И самое сложное для меня не выйти из этого дикого запоя, во время которого я творю что-то странное, но хотя бы достаточно безобидное, а удержаться на той грани, которая все-таки отличает меня от моих полубезумных предков. Должно же меня от них хоть что-то отличать? Так что вы Малфою памятник в полный рост должны ставить за то, что мы всё еще разговариваем здесь в этом кабинете, а не на руинах разрушенного Хогвартса.
Почувствовав, что еще немного, и я потеряю контроль над собой, я, просто развернувшись, все-таки вышел из кабинета, с такой силой грохнув дверью, что услышал, как на пол упал чей-то портрет.
И тут, грудь словно пронзили раскаленной иглой. Такой боли я не испытывал еще не разу. Мне пришлось даже опуститься на ступеньку, держась рукой за грудь.
Да что же это такое? Не удержавшись, я сорвал с себя мантию. На груди, прямо над левым соском стали проступать очертания татуировки: герб Хогвартса. Несколько секунд я просто тупо рассматривал картинку, затем, поняв, что боли больше нет, я решил разобраться с этим феноменом позже и, надев мантию, начал спускаться.
Постояв немного в Холле перед часами, я решительно направился в гостиную Слизерина. Пора уже было призвать змей к порядку.
Салазар на портрете потянулся и обратился ко мне.
— Явился. Давненько тебя видно не было. Что всё так плохо? — я неопределенно пожал плечами. Нет, всё не так уж и плохо. Но разговаривать с Основателем мне не хотелось. Мне вообще ни с кем разговаривать не хотелось. И диалога ни с кем в ближайшее время явно не предвидится.
Я почувствовал, что на меня накатывает какая-то апатия. Салазар понял меня без слов и просто открыл проход.
Не смотря на позднее время (или уже раннее?) змеи не спали, а, собравшись в общей гостиной практически в полном составе, что-то громко обсуждали. Я немного постоял у входа и подождал, когда меня все же заметят. Постепенно в гостиной воцарилась тишина. Дети смотрели на меня с явной опаской, а первокурсники недоуменно. Они практически никогда не видели своего декана в этот безумный год, только на занятиях. Хотя, я не удивлюсь, что им рассказывали, какой неадекватный и злой у них декан. Наверное, им даже колыбельные на ночь пели, только вместо злой мантикоры, которая придет и откусит голову за плохое поведение, там говорилось про Северуса Снейпа. Нехорошо усмехнувшись, я прошел в центр гостиной. Даже первокурсники смотрели на меня расширившимися от страха глазами, осознавая, что их кошмар все-таки воплотился в жизнь.
— Ну что, мои дорогие и кем-то безусловно любимые детишки, дядя Северус вернулся к вам, и с этого момента всё станет так же, как и было раньше, а возможно даже хуже.
— Но, профессор Снейп… — начала Панси.
— Так значит вы решили, — я грубо прервал девушку. — Что пока ваш декан занят решением своих проблем, вы можете нарушать правила, нарываться на неприятности, таскать на мантиях вот эту дрянь? — я сорвал значок члена инспекционной дружины с мантии стоящего рядом со мной Кребба. Винсент скоро узнает, что его отец попал в Азкабан, но думаю, с этой стороны проблем не будет. Что он, что Грегори отличались редким пофигизмом. Я не мог сказать, что они были тупыми троллями, как их представляли себе ученики других факультетов. Экзамены они сдавали ровно, не отлично, но и не плохо. Эти двое были идеальными исполнителями, но совершенно безынициативными. Как и их отцы. — Нападать на беззащитных школьников!? — ага, это Лонгботтом беззащитный. Как я понял, именно он разбил Пророчество. — Не выполнять распоряжения других преподавателей, и абсолютно забыть, что на факультете Слизерин имеет место быть внутренний устав, за нарушение которого, каждого из вас ждёт дополнительное наказание. И кто же вас дезинформировал, и дал ложную надежду на беззаботное будущее?
Краем уха я уловил шепот Забини, обращенный к Драко:
— Думаешь, так будет хорошо? Ты действительно считаешь, что это лучше?
— Так хотя бы привычнее, — Драко философски пожал плечами, а еще несколько старшекурсников согласно закивали.
Не буду расписывать все репрессии, которым подверглись змеи в тот вечер, уточню лишь то, что оставил их в полном составе чистящих школьную совятню.
После этого я пошел в свою комнату, где уже сидели Люциус и Рейнард. Не глядя на них, я прошел в спальню и начал переодеваться в маггловскую одежду. Выбрав при этом костюм военного образца.
Рей всё это время стоял в дверях и наблюдал за моими сборами, скрестив на груди руки.
Мне не хотелось ни с кем разговаривать, даже видеть никого особо не хотелось.
Когда я собрался и повесил рабочую мантию в шкаф, я огляделся и приготовился аппарировать.
— Ты куда собрался?
— Никуда.
— Я не отпущу тебя в таком состоянии, — Рей нахмурился.
— Я абсолютно спокоен и совершенно не нуждаюсь в няньках, — я действительно был спокоен, просто непробиваемо.
— Может, ты мне все-таки ответишь, куда ты собрался?
— В Париж. Я с женой помириться хочу, и тебе того же советую, — я посмотрел на Малфоя и перевел взгляд обратно на Мальсибера. — Рей, я скучаю по ней.
— Подожди, — Рейнард подошел ко мне и крепко ухватил за левое запястье. — Я с тобой.»
Чтение прервал звук удара. Все обернулись на этот странный звук и увидели, что Рейнард Мальсибер лежит на полу в проходе, а на груди у него сидит его собственная жена и старательно пытается задушить мужа.
— Париж, значит? — шипела разъяренная Гермиона. — Бухгалтер, значит? Я тебя самого сейчас на ноль помножу! А ну признавайся, сволочь, что вы со мной еще сделали?! Ни за что не поверю, что это была случайность!
— Солнышко, успокойся, — прохрипел Рей пытаясь разжать руки жены и убрать их со своей шеи и одновременно боясь сделать ей больно. — Это была идея Сева. Вот его и души. А я хороший, правда.
— Сева?! Я сначала тебя придушу!
— Дорогая, думаю, что Северус подробно всё записал, и если мы сейчас послушаем, то нужда выбивать признание под пытками отпадет, — и Нарцисса холоднокровно повернулась к Перси, — читайте дальше.
========== Глава 20. “Париж” ==========
Предупреждение от авторов. Сцену в кафе авторы немного подсмотрели в сериале «Спецназ»
«20 июня 1996 года.
Помириться с Фрай сразу у меня не получилось. Моя жена всерьез на меня разозлилась. Она даже отказалась жить в одной из наших квартир и обитала в съемном жилище.
Первое время она просто отказывалась меня видеть. Потом и видеть и разговаривать. Кончилось все это тем, что её временные соседи вызвали полицию, когда я орал на крыльце, чтобы она меня хотя бы выслушала.
Я долго разбирался с прибывшим на место вызова ажаном. Все-таки французы уникальная нация. Наш диалог в той же Великобритании сочли бы бредом двух сумасшедших, а здесь шло разбирательство по поводу заводить или не заводить дело на скандалиста, мешающего честным гражданам отдыхать. Я очень люблю Францию, и у меня нет никаких сомнений в том, что последние дни своей, я надеюсь, достаточно долгой жизни я проведу именно здесь.
— Мсье так громко разговаривает. Он поссорился с подругой?
— Нет, мсье не поссорился с подругой, — ругаться с представителем власти мне было не с руки, поэтому я старался быть вежливым.
— То, что мсье поссорился с другом, также не дает ему право нарушать спокойствие, мсье ведь в курсе, который сейчас час? — ажан также оставался сама любезность.
— Мсье традиционен, и здесь находится его жена, — мне уже становилось смешно.
— Мадам с любовником?
— Надеюсь, нет. Это в интересах гипотетического любовника.
— О, я понимаю. Мсье поссорился с женой, может, мадам и мсье отдохнуть недолго друг от друга? У мсье же есть подруга?
— Если у мсье обнаружится подруга, то ему лучше начать готовить место в фамильном склепе.
— Мадам, — полицейский расплылся в улыбке и бросился целовать руки вышедшей Фрай. У меня просто дыхание перехватило. Какая она красивая и как давно я её не видел. Но вот этот джинсовый сарафан с открытым лифом, конечно, ей необычайно идет, но его нужно сжечь. И вообще, куда этот ажан смотрит? Так, у Фрай в гардеробе будут только мантии! Она все-таки волшебница, вот и пусть мантии носит. И о чем они так долго шепчутся?
Я решительно подошел и обратил внимание полицейского на себя. В конце концов, он к кому приехал? Ко мне, вот пусть со мной и разбирается.
— Я так понял, что у мадам и мсье сложный период? — ажан все еще не отводил взгляда от Фрай. — Мадам и мсье разводятся? — мне показалось, или в голосе этого… этого… прозвучала нотка надежды?
Я чуть слышно зарычал. А Фрай, вот видит же моё состояние, решила воспользоваться подвернувшимся шансом на всю катушку. Подхватив полицейского под руку, она защебетала:
— Вы знаете, мсье, все, похоже, к этому идет, — рядом со здоровенным парнем она выглядела как фарфоровая статуэтка, а я мысленно прикидывал, хватит ли у меня сил на тотальный Обливиэйт целого дома, все жильцы которого обосновались у окон, и куда я буду прятать тело. — Но всё будет зависеть от того, каким образом мсье извинится и как именно будет заглаживать свою вину, — ажан скептически посмотрел на меня, словно сомневаясь, что вот конкретно этому мсье удастся как следует загладить какую-то вину. — Однако, мадам приняла решение все-таки дать мсье шанс.
Полицейский был так разочарован, что уехал, похоже, позабыв, зачем он вообще сюда приезжал.
Я долго смотрел на Фрай, затем чуть слышно прошептал:
— Зачем ты так со мной?
— А ты? За что ты со мной так поступил?
— Я был пьян.
— Это не оправдание.
— Ты права, это не оправдание. Этого больше не повторится.
— Ты просто не представляешь, что я пережила…
— Прости меня, малыш, — я просто встал на колени и, обхватив жену за бедра, уткнулся лбом в её живот.
На мгновение мне показалось, что она запустила руку в мои волосы, а затем, мягко отстранившись, Фрай сказала:
— Я не могу, не так быстро.
— А когда?
— Я не знаю, но ты можешь попытаться, — она слегка улыбнулась и пошла в свой временный дом, а я так и остался стоять на коленях перед подъездом.