Последняя фотография - Самарский Михаил Александрович 4 стр.


– Да нет, – растерянно сказал Черноудов, – я другое имел в виду.

– Что другое? – наседал Иван.

– Я всё понял, извини, Вань, ляпнул, не подумавши…

– Ладно, проехали. Друзья, прошу без лишних волнений. Мы находимся не в сибирской тайге, да и сентябрь – это, слава богу, не февраль, завтра либо сами выберемся, либо нас обнаружат какие-то специальные службы. Родственники там уже наверняка такой шум подняли, что нас, наверное, по федеральным каналам показывают – телефоны-то не работают. Так что всё будет хорошо! Найдёмся, куда мы денемся. И вот важная инфа: постель выкладываем из листьев, а сверху на них кладём хвойные ветки, – продолжал Иван. – Смотрите сколько здесь этого добра, не жалейте. Лес на такие перины щедр. – Иван нарочно старался говорить бодро, весело, иными словами так, как будто сон в ночном лесу был заранее предусмотрен программой турпохода. – Укутывайтесь потеплее, девчонки, располагайтесь ближе к огню. Но ложимся параллельно костру. Ни головой к нему, ни ногами, а именно параллельно. Ночью вы будете ворочаться и греть то перед, то… кхм… спину. – Обращаясь к дневальному, командир добавил: – Александр, смотри не подведи! На дежурстве спать запрещено, следи, чтобы на одежду, на голову никому не упали искры. Меня разбудишь через три часа, я тебя подменю, засеки время. Ложимся вокруг костра, и всем спать, бережём силы для завтрашнего дня.

Компания принялась сооружать «перины» и укладываться. Иван предложил Маше лечь поближе к костру, а сам, прижался к её спине. Прежде чем уснуть, он прошептал:

– Не волнуйся, любимая, мы справимся…

– Я не сомневаюсь, Ванечка, – так же шёпотом ответила Мария, – только ты тоже поспи, дорогой, я чувствую, завтра будет у нас очень сложный день.

– Одного не могу понять, Маш, как мы заблудились? Я точно знаю, что мы возвращались по той самой тропе, по которой пришли в лес. Но почему она нас на обратном пути завела в какие-то дебри?

– Давай поспим, завтра разберёмся, – предложила Маша, – как старики раньше говорили, утро вечера мудренее.

– Давай, – согласился Иван и, прижавшись посильнее к Марии коротко добавил: – сплю!

9

Ирина Бахтурина долго ворочалась, постанывала, несколько раз поднимала голову и рассматривала часового. Тот даже подошёл к ней и тихо спросил:

– Ты чего не спишь? Замёрзла?

– Нет, у меня куртка тёплая, – ответила она, – просто не спится. Страшно!

– Ну, чего тебе бояться? – Александр наклонился к девушке и погладил её по голове. – Видишь, я дежурю. Спи, давай, не волнуйся. Завтра будем дома.

– Да дай-то бог! – тяжело вздохнула Ирина и положила голову на руку.

Через некоторое время Черноудин заметил, что девушка уснула.

«Ну, слава богу, – мысленно произнёс он, – все спят. Это хорошо, без сна искать дорогу будет очень сложно. Итак сегодня очень устали, да и подкрепиться нечем, завтра, может, ягод найдём…».

Ирина сквозь сон услышала приближающие шаги. Она открыла глаза и прямо перед собой увидела сапоги. «Сашка? – промелькнуло у неё в голове. – Почему он стоит возле меня? Или я ещё не успела уснуть?» . И вдруг она вспомнила, что Черноудин был в светло-коричневых ботинках. «Он, что, переобулся, что ли? – мысленно спросила она. – Но зачем? Стоп! Но это невозможно…». В голове завертелись какие-то путаные мысли. Ирина медленно стала поднимать глаза вверх и вдруг она увидела перед собой наклонившегося мужчину в плащ-палатке с накинутым капюшоном. Ночной гость протягивал ей обнажённого младенца. Ребёнок был бледен чуть ли не до прозрачности. Он бился в судорогах, ловил ртом воздух и пытался кричать, но не мог выдавить из себя ни звука. Вдруг младенец посинел и стал задыхаться…

Над поляной раздался пронзительный, полный ужаса и отчаяния, истошный крик. Черноудин от неожиданности едва не свалился с бревна. Первое, что он увидел, это была Ирина Бахтурина – она резко вскочила на ноги и, показывая рукой в темноту, вся тряслась и пыталась сквозь рыдания что-то произнести.

– Ира, что случилось? – Обнимая, стали успокаивать проснувшиеся подругу девушки.

– Это был он! Это был он! – билась в истерике Бахтурина. – Я ещё вчера его узнала. Он здесь, он.. он пошёл туда… С ребёнком. Здесь он! Он не мог далеко уйти, – она упала на колени и, закрыв лицо руками, стала выть – не кричать, а выть, словно волчица.

– Не трогайте её! – приказал Иван. – Отойдите от неё, пусть выкричится. У неё истерика, сейчас пройдёт, видимо, что-то страшное приснилось, бывает. Не тревожьте её, давайте пока обойдёмся без вопросов, без расспросов.

Ирина действительно через несколько минут перестала рыдать, уселась прямо на землю, обхватила колени руками, пытаясь остановить дрожь в теле, и окинула взглядом своих друзей.

– Простите меня, ребят, – тихо сказал она. – Не знаю, что это было, то ли сон, то ли… Пожалуйста, простите.

Мария подошла к девушке и, присев рядом с ней, обняла её.

– Ирина, – сказала Маша, тебе не за что извиняться. – Это может случиться с каждым. – Любому человеку может присниться страшный сон.

Девушка молча кивала, время от времени всхлипывая, затем сказала:

– Это меня вчерашний грибник напугал, помните он нам дорогу перешёл, когда мы только вошли в лес.

– Он приснился? – испуганно спросила Галина. – И что он тебе сказал?

– Да ничего он не говорил. А, ладно! – махнула рукой Ирина. – Ещё раз прошу вас: простите.

– Успокойся, мы все рядом, если ещё раз придёт твой грибник, ты только свистни, мы ему таких люлей подвалим, – пошутил Иван, и все рассмеялись.

Ирина, шмыгнув носом, тоже улыбнулась.

– Ну, вот, умница,– подбодрила её Мария. – Всё будет хорошо! Не переживай. Ты же не одна здесь.

– Спасибо, ребята, большое спасибо, – несколько раз повторила Ирина. – Да вы ложитесь спать. А я с Сашкой подежурю… Вань, можно? – она вдруг вспомнила, что у них теперь есть начальник, и улыбнулась.

– Ты как, Сань, не возражаешь против подкрепления? – подмигнул Иван Черноудину.

– Я-то не возражаю, – ответил часовой и, обратившись к Ирине добавил: – Ир, тебе всё-таки нужно было бы немного поспать.

– Да бог с ним, со сном, – махнула она рукой, – я всё равно теперь не усну.

10

После такой невероятной и неожиданной встряски уснуть смог только Вениамин Роднянских, да и то, после того, как до конца опустошил из латунной фляжки свой неприкосновенный запас виски.

Василий, услышав храп товарища, язвительно заметил:

– Говорил, фляжка – только для исключительных случаев. Ага, «исключительный случай», вылакал весь вискарь и храпит тут теперь.

– Не завидуй, – тихо сказала Лида.

– Да я не завидую, – ухмыльнулся Василий, – просто смешно. Я у него спрашивал: а какой-такой исключительный случай может быть?

– И? Что он назвал? – спросила Галина.

– Ну, говорит, если вдруг где-то замерзать буду, или рану какую получу…

– Значит, замёрз, – сказала Лидия.

– Ага, – хихикнув, кивнул Василий, – и рану… душевную рану получил.

– Друзья, – раздался голос Ивана, – предлагаю всё-таки малёхо поспать. Надеюсь, грибник больше ни к кому не придёт.

Под утро Иван сменил Черноудина, тот уже валился с ног. Упав на заранее подготовленное место, он мгновенно уснул.

– Ложись, Ирин, – предложил Иван, – не мучайся. Ложись на моё место к Маше. А я буду рядом с вами. Поспи…

– Спасибо, Вань, но, честное слово, я не смогу. Перенести такой стресс, я чуть с ума не сошла. Тут не сплю, и то боюсь. Не-не-не… дома отосплюсь.

– Смотри сама, – согласился Иван, – надеюсь, завтра дорогу быстро найдём.

– А мне кажется, мы не в ту сторону шли! – вдруг заявила Ирина.

– Не может этого быть, – возразил Иван. – Я точно помню, откуда мы пришли, но…

– Я думаю, тот грибник, который тебе, с твоих слов, фотографию испортил, не случайно тут появился, – Ирина вдруг перешла на шёпот. – Это он нам мешает попасть домой.

Иван с недоумением посмотрел на Бахтурину, почесал лоб и, подбирая нужные слова, чтобы не обидеть девушку, спросил:

– Тебе плохо?

– Вань, только не думай, что я сошла с ума, – продолжая говорить шёпотом, сказала Ирина. – Нет! Поверь мне на слово. Этот грибник где-то здесь неподалёку. И он ещё навестит нас.

– Я же сказал, что выхватит…

– А ты не переводи в шутку, – сказала Ирина, – здесь всё более чем серьёзно. Пока просто поверь мне.

Иван догадался, что девушка от страха немного стала заговариваться, и потому не стал с ней спорить.

– Хорошо, Ирина, я тебе верю, – ответил Иван, – но что он нам может сделать? Сама посуди: ты крикнула, и он тут же убежал в лес. Верно? Какой вывод? Он труслив и ничего плохого нам не сделает. Правильно?

– Я не знаю,– вздохнула Ирина. – Наверное, не сделает. Но на душе всё равно не спокойно. – Она, пододвинувшись ближе к костру, легла и свернулась калачиком.

– Не волнуйся, – успокоил её Иван и шутливо добавил: – нас тут четверо мужиков, неужели мы не защитим своих дам?

Вдруг он заметил, что Ирина уснула. Он аккуратно сел на бревно и стал наблюдать за девушкой. Та вздрагивала во сне и что-то бормотала.

«Бедная женщина, страху натерпелась, но ничего, поспит, и всё пройдёт», – улыбнувшись, подумал Иван. Небо начинало светлеть, птицы уже готовились к своим лесным концертам. Иван мысленно рассмеялся своей внезапно родившейся в голове шутке: «Может, когда-то на телевидении организуют новое шоу «Голос. Птицы». Вот будет потеха, если в конкурсе победит какой-нибудь деревенский петух…».

11

Ирина Бахтурина родилась в небольшом посёлке городского типа, что на Юге России. С детства маленькая Ира, Иришка, как называли ей соседи, стеснялась своих родителей, они часто и подолгу ссорились. Маленькой Ире даже иногда приходилось укрываться от разбушевавшегося отца у соседей.

Говорили, что раньше Людмила Бахтурина, (в девичестве Панкратова), мама Ирины, была очень красивой девушкой, не проходило ни одной дискотеки, или как раньше говорили, танцев, чтобы из-за Люси кто-то не подрался, все пацаны мечтали с ней потанцевать медленный танец. Жители посёлка очень удивились, когда красавица Людмила Панкратова объявила, что выходит замуж за Пашку Бахтурина. Во-первых, он был намного старше, а во-вторых, Павел был уже три раза женат, и все жёны сбегали от него, как от чумы. Скандальный мужик, грубый, ревнивый, хамоватый. Правда, то ли он одумался на некоторое время, то ли действительно по-настоящему влюбился в Люсю, но первые три года, готов был носить её на руках. В посёлке даже стали поговаривать, что Пашка Бахтурин, мол, остепенился, примерным семьянином стал.

Но с рождением дочери Ирины всё резко изменилось. Ирина часто болела – люди даже стали поговаривать, что третья жена Ивана навела на ребёнка с матерью порчу, дескать, позавидовала семейному счастью. Навела порчу и приговорила мужика, ибо жители посёлка стали замечать, что Павел частенько нырял к бывшей супружнице в гости, а та с радостью его принимала.

Бахтурин так увлёкся обмыванием новорожденной, что даже проморгал приезд домой жены с ребёнком. Проснулся утром, сел на кровати и долго соображал, затем громко спросил:

– Люська, ты что ли?

– А у тебя, что, тут кто-то ещё кроме меня бывает? – ехидно спросила Людмила.

Павел, не долго думая, размахнулся и со всей силы ударил жену по лицу:

– Говори, сука, да не заговаривайся! – прорычал Павел и замахнулся ещё раз.

– Что же ты делаешь, сволочь? – закричала Людмила и громко зарыдала.

В соседней комнате заплакала дочь. Люся думала, что хотя бы это как-то разжалобит и остановит распоясывавшегося мужа, но тот стал ещё агрессивнее.

– Пойди хавальник ей закрой, – приказал муж, – чего она разоралась?

– Это ты так о своей дочери отзываешься? – всхлипывая и вытирая кровь с лица, спросила Людмила.

– Это ещё бабка надвое сказала, – рассмеялся Павел. – Моя ли она дочь или нет, вот подрастёт, тогда и посмотрим, на кого будет похожа. Если на тебя, не приму.

– Это ещё почему? – отчаянно закричала Людмила. – Ты отрекаешься от ребёнка?

– Ты голос мне тут не повышай, – цыкнув, прикрикнул Павел, – а то я быстро тебе гланды подправлю, ишь расквохталась.

С этого дня в семье Бахтуриных наступила другая жизнь. Настолько другая, что Людмила даже подумывала наложить на себя руки, но так и не решилась. Да и священник местный на исповеди сказал, что добровольное лишение себя жизни, даже если человек бежит от страданий, это очень большой грех. Да так доходчиво, что Людмила раз и навсегда порвала с этой мыслью. Грех, разъяснил батюшка, отпускается церковью только при жизни и при искреннем покаянии, а самоубийца уходит, так и не раскаявшись.

Однажды Людмила поделилась своими мыслями с подругой. Та внимательно выслушала её и, подумав несколько минут, заявила:

– Бросай ты этого идиота, ничего хорошего из этого не выйдет.

– А как же Ирочка? – всхлипнула женщина. – Безотцовщиной будет расти?

– А что Ирочка? – усмехнулась подруга. – Ты думаешь, с таким папой ей будет лучше? Уж пусть лучше растёт безотцовщиной, чем каждый день будет смотреть на скандалы и рукоприкладство. Я вон двоих воспитываю без мужа, и что? Старший учится на одни пятёрки, младший пока так-сяк, но училка говорит, что способный. Балую я его – младшенький, вот и ленится, ну, ничего, со второго класса я за него возьмусь. Так у меня мужики, а у тебя девка. Посмелее, подруга, собрала вещи и ушла, пусть дальше пьёт, баб водит, рано или поздно найдёт на свою задницу приключений. Не знаю, Люся, тебе, конечно, виднее, но я бы и дня не терпела. Ты понимаешь, если он раз поднял руку, всё – туши свет, так и будет бить тебя до конца жизни. Алкаши они все ревнивые. Глаза зальют, и любовники жены им мерещатся…

– Да куда же я пойду, Рая? Родительский дом давно продали, старики умерли, сестра где-то на Севере, я её уж лет пять не видела. Куда мне идти? Кто меня ждёт?

– Да хоть ко мне. Поживёшь, осмотришься, отойдёшь от побоев и скандалов, а там посмотришь. Ирке твоей скоро в школу, ещё год-два и станет тебе помогать. Девчонки быстро хозяйство осваивают. Ну, решайся.

Но Людмила не смогла переступить через себя, несла свой крест, тянула лямку, трудилась на двух работах, муж появлялся дома всё реже и реже. Последние полтора-два года она ни разу не видела его трезвым.

Рая ещё несколько раз убеждала её уйти от мужа, а потом махнула рукой: «Да ну тебя, дурёха, терпи, раз такая нерешительная…». Но вопрос решился сам собой. Однажды Павел Бахтурин на шабашке упал с крыши, отбил себе всё нутро, месяц провалялся в больнице и умер. Грех, конечно, но Люся перекрестилась и прошептала: «Слава тебе, Господи!».

Ирина и впрямь, повзрослев, стала помогать матери по хозяйству – и кур накормит, и козу подоит, и поесть приготовит.

– Моя ты умница, – обнимет мама дочку и гладит её, – ты учись, моя дорогая, хорошо учись, окончишь школу, поступишь в институт, потом станешь большим начальником, как, например, Валентина Матвиенко… Видела её по телевизору?

Ирина, смущаясь, пожимала плечами и сильнее прижималась к матери.

– Она такая женщина, – продолжала Людмила, – знаменитая, её даже президент к себе приглашает, советуется. А ведь тоже когда-то была такой маленькой девочкой, как ты. Выучилась и стала большой начальницей. Что там у тебя в школе? Давно дневник не смотрела. Ты же хоть меня не подводи. Старайся.

– Я стараюсь, мама, – улыбалась дочь, – очень стараюсь.

– Молодчинка моя, – нахваливала мама.

– Можно спросить? – нерешительно произнесла Ирина.

– Да, конечно, спрашивай! – воскликнула Людмила.

– Мам, – замялась дочь, – а…

– Да говори, не стесняйся!

– А папы у нас больше не будет? – спросила Ирина и опустила глаза.

– Так он же умер! – растеряно ответила Людмила.

– А Томка, моя подружка, говорит, что её мама нашла другого папу. Он хороший, добрый, подарки ей дарит. Может, и ты поищешь, а?

Назад Дальше