Сказка 1: Паразит и Крестоносец
§ 1. Блесна
Бэкхён считал себя клиническим философом. Не потому, что любил философию. В конце концов, любой человек склонен в определённые моменты своей никчемной жизни рассуждать ни о чём и о несправедливости судьбы, впрочем, это одно и то же. Бэкхён же был именно клиническим философом исключительно потому, что сам ― по доброй воле и находясь в здравом уме и твёрдой памяти ― приложил все усилия, дабы попасть на службу туда, где были только мужчины и никого кроме мужчин. Хуже того, он сделал это, прекрасно зная, какие чувства вызывает в нём близость мужчин. Причём Бэкхён искренне считал себя вполне обычным и соответствующим стандартам.
Бэкхён был художником ― в его собственном представлении. Художником без таланта. Неплохая техника, хорошее чувство объёма, глазомер, прекрасные навыки работы со светотенью и… Всё, пожалуй. И единственное, что он мог рисовать, ― мужские тела. Без голов и лиц. Не то чтобы он не мог нарисовать голову или лицо, просто не получалось увидеть нужные. Вот так и появилась пухлая папка, набитая листами с обнажёнными или полураздетыми мужскими телами без голов и лиц. Карандашные наброски, иногда измятые и вытащенные из мусорки, иногда разодранные на несколько частей, иногда просто обрывки с единственным хорошо получившимся фрагментом тела.
Эта пухлая, со старой вытертой обложкой, папка была для Бэкхёна бесценным сокровищем, которое он постоянно таскал с собой.
Да, а вообще прямо сейчас Бэкхён занимался медициной и работал старшим врачом в отделе специальных операций. ОСО, если по-простому. И в ОСО числились исключительно мужчины. Одни мужчины вокруг постоянно, семь суток в неделю. И пять дней отпуска в году, когда разрешалось покинуть подземный корпус ОСО и отправиться в любой дружественный город на отдых.
Бэкхён проработал в ОСО всего восемь месяцев и пока ни о каком отпуске не помышлял. Он чувствовал себя философом и опытным мазохистом одновременно. Больше того, ему это нравилось. Он даже окончательно успокоился и не задавался вопросом о собственной ориентации. Мужские тела продолжали ему нравиться, но прикасался он к своим пациентам без какого-либо внутреннего трепета и без желания сделать контакт более тесным. Просто красиво и приятно ― и только.
Бэкхён полагал, что сможет придумать в ОСО полную картину и нарисовать её, но даже спустя восемь месяцев он не “видел” лица человека, которого жаждал изобразить. Зато он продумал в деталях всё остальное: корпус, руки, бёдра, ноги, ступни и кисти, даже пальцы на руках и ногах. Он продумал всё, но по-прежнему не представлял, каким должно быть лицо. Он пытался ― и не раз, но всегда уничтожал результаты всех своих попыток.
Потому что всё это было не так. Другое. Не то, что нужно.
А затем нагрянули Крестоносцы.
§ 2. Вера
Даже Бэкхён, далёкий от политики и армии, знал, что Крестоносцы не имели отношения к специальным операциям, потому в ОСО делать им, вроде как, нечего. Крестоносцев отправляли на защиту колоний, а после успешной защиты те сами неумолимо двигались дальше и осваивали новые просторы, присоединяя новые территории и создавая новые колонии, пока от самих Крестоносцев не оставались только могилы. Дети войны, живущие только войной. Удобно ― в определённом смысле. Но не во всех остальных. Крестоносцев не любили и старались держать именно на окраинах, подальше от основного населения.
В ОСО Крестоносцы оказались из-за странного стечения обстоятельств и редкого происшествия. Деталей не знал никто. Крестоносцы сочли нужным сообщить, что в Роте Демонов остался всего один боец. Да, он Крестоносец и боеспособен, но никакая другая Рота его к себе не возьмёт, потому что он ― Демон. Пояснением деталей утруждать Крестоносцы себя не стали, просто убрались восвояси, оставив в ОСО одну боеспособную единицу ― последнюю память о Роте Демонов.
Руководство поломало головы, пока этот Демон сидел в одиночке ― мера предосторожности на всякий случай, а то кто этих Крестоносцев знает. В итоге Демона решили оставить в ОСО и поглядеть, приживётся ли.
Бэкхён всю эту кутерьму не наблюдал лично, но видел, как Крестоносцы покидали ОСО. Он в ту минуту как раз нёс бланки на склад с запросами для пополнения медицинского хранилища и застыл на лестнице, восторженно глазея на группу бойцов в полной тяжёлой броне. Все смуглые, жилистые и высокие, от пятнадцати до тридцати ― не старше. Но это и неудивительно, Крестоносцы редко жили дольше тридцати лет.
Бэкхён завороженно смотрел на них и с сожалением понимал, насколько они хороши. Рядом с этими парнями бывалые ребята из ОСО казались неженками.
Он удобнее перехватил папку с рисунками и бланки, осторожно спустился по ступеням, машинально проглотил белую капсулу, которую выудил из кармана, и затем пялился вслед Крестоносцам ещё минут пять. Опомнившись, метнулся на склад, сдал бланки и поплёлся обратно в медблок, прижав к груди заветную папку и размышляя над новым наброском.
Длинные сильные ноги, красиво обрисованные колени, узкие бёдра, гибкие мышцы на животе и боках, и гладкими пластинами ― на груди, широкие плечи и крепкая шея, руки одновременно изящные и цепкие, и чтобы ладони изысканной формы с подвижными пальцами… А поза будет ленивой и расслабленной. Что же с лицом придумать-то?
Бэкхён припомнил Крестоносцев и решил, что черты непременно будут резкими и суровыми, но вот какими именно?
Задумавшись, он налетел на кого-то у входа в медблок. От неожиданности и чтобы удержать равновесие вскинул руки, выпустив папку. Та упала вниз, и по полу разлетелись веером наброски, обрывки, смятые листы, и вывалились карандаши из кармашка.
― Чёрт…
Рисунки принялся собирать какой-то парень, опустившийся на корточки. Смуглые пальцы осторожно прикасались к листам и неторопливо брали их по одному.
Бэкхён ошарашенно пялился на то ли высветленные, то ли седые волосы, выступающий вперёд упрямый подбородок с характерной дерзкой бороздкой точно по центру, широкие плечи, обтянутые пятнистой футболкой, форменные брюки с кучей карманов и тяжёлые, подбитые металлом ботинки. Не сразу заметил белую повязку на левой руке, испачканную бурыми разводами.
И только потом до него дошло, что видит этот странный парень на листах перед собой.
Тихо ругаясь, Бэкхён принялся яростно выдирать из рук незнакомца свои рисунки и торопливо запихивать их в папку. Почти управился. Затем ему под нос сунули последний обрывок.
― Симпатично.
Бэкхён отродясь не умел краснеть, чему и сейчас несказанно обрадовался, ибо на обрывке красовался самый натуральный фаллос. Один. Сам по себе. Просто хорошо получился.
Вот чёрт, а?
Хотелось орать, выть, биться головой в стену и кого-нибудь вскрыть. Так, для профилактики. Например… Например…
Бэкхён уставился на незнакомца, тот как раз выпрямился и небрежно откинул со лба выбеленные пряди. И снисходительно посмотрел на Бэкхёна сверху вниз. Такой же смуглый, как Крестоносцы, но сам по себе смуглый, потому что Бэкхён не различал на его коже следов от брони ― обычно под бронёй оставались белые участки, а тут… Черты лица резкие и хищные, в тон дерзким линиям подбородка, и крупные, выразительные, включая даже рисунок губ. А ещё взгляд неприятный ― он колол так же остро, как пара ножей, почти ощутимо полосовал кожу Бэкхёна. И Бэкхён предпочёл бы оказаться подальше от этого типа, от которого явственно веяло опасностью и угрозой.
― Что вам угодно? ― недоброжелательно осведомился Бэкхён.
― Не что. Кто. Доктор Бён.
― Э?
― Мне нужен доктор Бён, ― медленно повторил опасный тип, чётко проговаривая слова, будто со слабоумным имел дело. Ещё и ткнул пальцем в направлении бэйджика на груди Бэкхёна. Что ж, притвориться другим доктором уже не выйдет…
― На кой чёрт я вам нужен? ― Бэкхён не собирался так легко сдаваться.
Вместо ответа незнакомец выудил из заднего кармана брюк смятый бланк и вручил Бэкхёну. Дескать, сам разбирайся. Как мило.
Бэкхён уткнулся в бумажку, а через пару секунд глаза у него чуть на лоб не полезли. Он осознал, насколько круто влип. В бланке чёрным по белому было написано, что этот вот парень с выбеленными волосами ― Крестоносец из Роты Демонов, и отныне он переведён на службу в ОСО. Требовалось заняться его раной и регулярно следить за психическим состоянием. Ну да, Крестоносец же, а они все с приветом…
Бэкхён прочитал про себя имя: Ким Чонин. Двадцать один год ― многовато для Крестоносца, учитывая, что совершеннолетие у них в десять, а первый короткий бой ― в двенадцать. Все, кто старше двадцати, у Крестоносцев назывались ветеранами. Пожалуй, надо бы поосторожнее разговаривать с этим… этим. Мало ли.
― Идём. ― Бэкхён повёл спутника по коридорам медблока в свой кабинет, запустил внутрь, сам же пристроил папку на столе, осмотрел Чонина и указал на пластиковую стойку. ― Только сними ботинки и всё тяжёлое.
Чонин пожал плечами и снял всё. Почти. Бэкхён уткнулся в бланк, словно забыл там что-то вычитать, лишь бы не пялиться, но не удержался и чуточку сдвинул бланк, чтобы хоть одним глазком…
Странно, но у Чонина почти не было шрамов. Хватало тонких и едва заметных, но ни одного сколько-нибудь серьёзного. И да, он оказался смуглым от корней волос до самых пяток. А ещё его тело поразительно напоминало то, что Бэкхён пытался нарисовать. Такие же длинные ноги, твёрдые колени, узкие бёдра, гибкие мышцы, сильные плечи и шея… И руки. Даже пальцы.
На шее болтался простой серебряный кулон с демоном, на левой руке белела повязка, на бёдрах темнели трусы. Красота… Без иронии ― красота. Хотя Бэкхён с удовольствием снял бы с него вообще всё. Должно быть, тогда это было бы ещё красивее. И заставил бы позировать.
― Может, хватит уже пялиться? ― недовольно поинтересовался Чонин, забравшись на пластиковую раму стойки и сжав ладонями поручни. У Бэкхёна на мониторе тут же появились первые данные: вес, рост, объёмы, соотношение костной массы, мышечной, история ранений. И тело Чонина могло похвастать чистотой ― никаких заменителей из титановых сплавов или микроусилителей. Обычно Крестоносцы любили такие штучки и охотно их себе ставили. Всё же жизнь длиной в тридцать лет позволяла им так баловаться с собственным телом. И они не успели бы дожить до того, как всё это аукнулось бы. Чонин являл собой исключение из правила. А может, все Демоны были такими?
― У тебя нет никаких искусственных…
― Собственным глазам не веришь? ― хмыкнул Чонин. ― Давай побыстрее покончим с этим.
― Куда-то торопишься? ― с ехидством поинтересовался Бэкхён.
― Нет. Просто не люблю врачей.
Очаровательно. Чёрта с два он согласится позировать.
― Ладно… ― Бэкхён прогулялся от стола к стойке и взялся за повязку на левой руке. Под пальцами ощущалась гладкость смуглой кожи, тепло. Бэкхён невольно помедлил, борясь с желанием провести ладонью от плеча к кисти, потом решительно стянул повязку и чуть не отшатнулся, растерянно уставившись на рану.
На теле Чонина прежде он различил лишь тонкие и едва заметные шрамы, а вот это… это, пожалуй, была единственная серьёзная рана. И дело даже не в её серьёзности, а в том, что о Чонине паршиво позаботились. Будь медицинская помощь квалифицированной, остался бы ещё один тонкий и незначительный шрам, но это…
Бэкхён профессионально определил, что Чонин получил резаную рану. Длинную, нанесённую острым и узким клинком. Сама по себе рана выглядела чистой и аккуратной, но кто-то по-варварски скрепил края раны металлическими скобками, так что теперь всё это выглядело ужасно. Не обладай Бэкхён приличным опытом и крепким желудком, ему бы стало дурно. Позже в голову пришла ещё одна важная мысль: как Чонин это выдержал? Наверняка ведь было адски больно всякий раз, когда металл прокалывал кожу и сжимался.
― Выдернуть бы руки этому врачу да прикрутить к заднице, ― пробормотал он, осторожно потрогав пальцем края раны.
― Какому врачу? ― безмятежно поинтересовался Чонин.
― Который… гм… зашивал это.
― Не было никакого врача. К тому моменту никого не осталось. Я сам.
Бэкхён с трудом сглотнул, представив себе подобную операцию в деталях, и пришёл к выводу, что ни черта у него не крепкий желудок.
― И чем это?
― Степлером для жестяных листов, которыми крыши накрывают, ― просветил его Чонин.
Бэкхёну стало ещё хуже, когда он вспомнил, как выглядел упомянутый степлер и как работал.
― Кажется, у тебя проблемы с головой.
― Только кажется. Ничего другого под рукой не было, а враги ещё не кончились. Выбирать не приходилось. Что дальше?
― Сам как думаешь? Придётся всё это выковыривать, промывать и зашивать нормально. ― Бэкхён говорил теперь сердито и недовольно, потому что уже видел, где металл немного “оброс” плотью. Конечно, будет больно, ну так Чонин сам и виноват. Надо же соображать, что нельзя просто так склепать рану скрепками для жести и радоваться жизни.
― Ну так выковыривай побыстрее, я спать хочу, ― зарычал на него Чонин тоже отнюдь не дружелюбно.
― Это тебе не свечки из торта доставать, придурок!
― Боишься попортить мне шкурку? Ну так не бойся. Или я тебе понравился? В свете того, что ты при себе таскаешь.
― Эй! ― Бэкхён подбоченился и смерил Чонина возмущённым взглядом. ― Я не гей, просто рисовать люблю.
― Я видел, что ты любишь рисовать, ― широко улыбнулся тот.
― Отлично. Буду выдёргивать эту хрень без наркоза.
― Да пожалуйста. Всобачивал её я тоже без наркоза. Попробуй напугать чем-нибудь другим.
Бэкхён пугать не стал больше, просто сходил за инструментами, осмотрел рану и подцепил верхнюю скобку, осторожно разгибая металл плоскогубцами. По смуглой коже побежали тёмные ручейки из растревоженной раны. Чонин молчал и наблюдал за стараниями Бэкхёна краем глаза, лишь иногда, когда Бэкхён немного резко дёргал рукой, он закусывал губу.
― Чёрт… Обязательно было так сильно зажимать? ― Бэкхён с трудом разогнул вторую скобу и медленно вытянул её, бросил на поднос и осмотрел третью. Всего ― семь штук. Весело. Причём две из семи сидели глубоко и основательно.
Он посмотрел на Чонина, отметил прикрытые глаза и глубокое дыхание. Всё-таки ему больно, хотя держится отлично.
― Я не думал, что выживу. Было всё равно, лишь бы рана не мешала довести дело до конца, ― соизволил ответить Чонин.
― И как ты умудрился выжить? ― Бэкхён спросил это просто так, без задней мысли, чтобы отвлечь Чонина от боли.
― Слишком быстрый. Случайно получилось.
На поднос упала очередная скоба. Бэкхён потянулся за тампоном и стёр кровь с кожи вокруг раны, заодно подумал о том, что сказал Чонин. И сообразил, почему у него не нашлось в теле дополнительного железа, как у многих других Крестоносцев. Потому что “слишком быстрый”. Неразумно ставить железо быстрому бойцу, если он в самом деле быстрый. Крестоносцы помешаны на войне и военной эффективности, поэтому наибольшее значение для них и имела скорость Чонина, тем более, скоростных бойцов у них обычно мало, а они нужны.
Бэкхён добрался до двух проблемных скоб и тихо посоветовал:
― Вот теперь не мешало бы и помолиться…
И замер, оглушённый громким весёлым смехом. Чонин смеялся, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза. На шее рельефно проступили гибкие мышцы, а сам Чонин выглядел теперь как обычный двадцатилетний мальчишка.
― Ну что такого я сказал? Ты же Крестоносец, или как? Тебе положено верить в Бога, да?
Чонина сразил новый приступ хохота.
― Не вижу ничего смешного, ― скорчив недовольную гримасу, сообщил ему Бэкхён.
― Ты, правда, думаешь, что Крестоносцами обзывают из-за этого? ― немного отсмеявшись, полюбопытствовал Чонин. ― Вроде того, что Крестоносцы сражаются за веру и прочие ля-ля?
― А что, не так, что ли?
― Вообще-то нет. И моя физиономия точно мало похожа на арийскую. ― Чонин сверкнул белозубой улыбкой. ― Крестоносцами называют потому, что мы ставим на всём крестики.
― В смысле? ― не понял Бэкхён.
― В смысле, что получили цель, добрались и уничтожили. На карте поверх цели ― крестик. Дошло? Или тебе комикс нарисовать, чтобы понятнее было?
Бэкхён проворчал нечто непечатное и от души дёрнул за одну из оставшихся скобок. Чонин от неожиданности зашипел и зажмурился. На форму Бэкхёна брызнула кровь. Он торопливо ухватил свежий тампон и прижал к проблемному месту.
― Ещё разок ― и всё. Выдержишь?