Мирвы показались Ханю самыми натуральными вишнёвыми деревьями, а пионы на Скорпио явно были мутантами — таких крупных и пахучих пионов Хань в жизни не встречал. Пока они шли к главному входу от ангара, он чуть не поплыл от густого цветочного аромата. Запахи пионов и вишни смешивались и превращались в нечто непередаваемое, сладкое и волшебное. И если снаружи дом Чонина напоминал средневековый замок, то внутри он больше походил на дворец. Не роскошью, а высокими и светлыми комнатами, строгостью линий и едва уловимой торжественностью.
На входе их встретил дворецкий в простом, но элегантном тёмном костюме. Он поклонился Чонину с почтением, а Ханю — просто с вежливостью. Чонин пару минут говорил с ним по-корейски, потом повернулся к Ханю.
— Для тебя приготовили комнату в западном крыле. Я живу в восточном. Обычно я ужинаю у себя, но можно и в общем зале. Тебе как удобнее?
— Точно не в общем зале, — тут же замотал головой Хань, представив себе огромный стол и кучу блюд. И кучу столовых приборов, которыми следовало пользоваться умело и уместно, а он в таких тонкостях разбирался слабо. Позориться перед Чонином не особенно и хотелось. Чонин ведь наверняка знал этикет от и до, его положение обязывало.
— Хорошо, тебе принесут ужин в комнату, — кивнул Чонин и отдал распоряжения по этому поводу по-корейски. — Насчёт багажа не волнуйся, его тоже скоро принесут. Пока ступай за Соном, он отведёт тебя. Гулять можешь всюду. У меня тут есть библиотека и игровые залы, ну и купальня в том числе, если ты плавать любишь.
Чонин сунул руки в карманы брюк и двинулся в восточном направлении, к себе, наверное, а Хань послушно потопал следом за дворецким. Дворецкий привёл его в уютную комнату на первом этаже, показал удобную кровать, шкаф для одежды, проводил в ванную комнату и уборную, а потом принесли сумки Ханя, вазу с пионами, а через час и поднос с ужином.
Хань перекусил, освежился под душем, повалялся на кровати, побродил по саду, потом поискал библиотеку. Даже нашёл, но торчать там не стал — испугался готического шрифта на корешках книг. Поколебавшись немного, он с опаской побрёл по коридору к восточному крылу. По пути пару раз притормаживал у рыцарских доспехов и долго их разглядывал. Они казались настоящими, но потрогать их Хань не рискнул.
Оказавшись в восточном крыле, Хань озадаченно остановился и попытался сообразить, за которой из множества дверей могла быть комната Чонина. Шагнул к первой — закрыто, ко второй — та же ерунда, третья поддалась, но за ней Хань обнаружил маленькую копию библиотеки. Таким образом он добрался до конца коридора, подумал, что Чонин мог жить и этажом выше, а то и парой этажей, а вовсе не на первом, и ввалился в одну из двух оставшихся дверей. Моргнул, уставившись на огромную кровать на толстых коротеньких ножках. На полу раскинулся пушистый ковёр, похожий на медвежью шкуру. Напротив Ханя красовалась прозрачная дверь из хромпластика, ведущая в сад. И она была приоткрыта. Лёгкий ветерок игрался белыми лепестками, сорванными с цветущих деревьев, и крупными бордовыми — от пионов. Лепестки танцевали над полом и оседали на густом ворсе ковра. В стороне от прозрачной двери притулился столик, загруженный книгами и чертежами. Рядом стоял ещё один стол с большим монитором, на котором тоже красовались чертежи. Хань без особого труда опознал каркас болида. Невольно он прикрыл дверь, скинул ботинки — ходить в ботинках по пушистому ковру казалось Ханю преступлением — и осторожно подобрался поближе к столу с монитором, чтобы рассмотреть чертежи получше.
И Хань подскочил на месте, потому что кто-то распахнул ту самую дверь, через которую он зашёл в комнату. Хань обернулся на звук и потрясённо уставился на Чонина. Чонин был скромно «одет» в белое полотенце, обёрнутое вокруг узких бёдер. Сочетание белого цвета и смуглой кожи было, на взгляд Ханя, незаконным и аморальным. А ещё мокрые волосы Чонина липли к вискам, ко лбу и к шее. С кончиков тёмных прядей срывались прозрачные капли, падали на смуглую кожу и бесстыже блестели.
Хань непроизвольно сглотнул и впервые подумал, что Чонин неправдоподобно красивый. Чересчур худой, да и черты лица у него слишком уж резкие и хищные, но всё равно… неправдоподобно красивый. Почему-то. И, наверное, У Шунь — полный идиот, если позволил себе отпустить такого альфу. Хань на месте У Шуня никогда не сделал бы подобной глупости. В мечтах и гипотетически, потому что Хань не был ни омегой, ни истинной парой Чонина, так что ничего ему не светило. Только интрижка. Быть может. Да и то — не факт.
— Я искал тебя, — смущённо пробубнил он и попытался отлепить взгляд от Чонина.
А хрен там был…
========== Глава 12-2 ==========
Комментарий к Глава 12-2
От беты: Добрый вечер, котики :)
Честно предупреждаю - на ночь лучше эту главу не читать, лучше отложить на утро. Вообще эту главу и планировалось выложить утром, но я могу не успеть завтра, поэтому сегодня её выкладываю.
Конец света — это когда больше нет надежды. Просто нет.
Глава 12 — 2
Чонин слегка пожал плечами, прошёл мимо Ханя к двери, ведущей в сад, и прикрыл её. Хань после уставился на босые ступни Чонина, утопавшие в длинном ворсе ковра. Пялился до тех пор, пока не осознал, что Чонин уже стоит напротив него.
Хань с трудом сглотнул, бессильно отметил, что собственное тело снова отреагировало на близость альфы, хотя никто об этом не просил, затем медленно поднял голову, чтобы посмотреть Чонину в лицо. В тёмных глазах цвета кофе застыл немой вопрос.
Ну конечно… Хань ведь сказал, что разыскивал Чонина, но не сказал, зачем. Срочно требовалось придумать достойный повод, но этот повод, скотина такая, упорно не придумывался. В голову вообще никакие мысли не лезли, кроме одной. Что у Чонина полные губы изумительно красивого рисунка. Такими только и делать, что целовать или улыбаться. Использовать их для иных целей просто грешно. Но сейчас Чонин Ханю не улыбался. И не целовал.
Впрочем… какого чёрта? Чонину можно, а Ханю нельзя, что ли? Вот ещё!
Хань, поражаясь собственной смелости, тронул пальцами край белого полотенца. Мягкая ткань послушно соскользнула с узких бёдер. Хань сжал концы полотенца и накинул его на шею Чонину, плавно потянул к себе, заставляя немного наклонить голову. Ровно настолько, чтобы их губы соприкоснулись.
Поцелуй начал Хань, а продолжил Чонин, перехвативший инициативу. Хань плотнее обхватил губами проворный язык, посасывая его и легонько касаясь кончиком языка собственного, поддразнивая и намекая, что хочет большего. Выпустив полотенце из рук, обнял Чонина и слабо застонал, ощутив прикосновение левой ладони Чонина к пояснице, а правой — к шее. Чонин медленно сдвинул правую ладонь выше, запустил пальцы в волосы Ханя, чуть сжал, притягивая к себе ещё ближе — так близко, насколько это вообще было возможно, и превращая без того глубокий поцелуй в нечто запретное и непристойное. Его быстрый язык двигался уверенно и настойчиво, откровенно. Так откровенно, что это уже само по себе походило на полноценный секс.
Хань прикрыл глаза и откинул голову назад, подставляя шею под горячие ласки. Пылкие прикосновения, жар и влага, осторожность и жадность… Чонина, похоже, совершенно не беспокоило, что на светлой коже Ханя останутся выразительные следы, и что это непременно заметят другие, и что догадаются, как именно эти следы появились и в результате чего.
— Ифань тебя прикончит… — с трудом выдохнул Хань, запутавшись пальцами во влажных волосах Чонина, но вопреки собственным словам сильнее откинул голову назад, чтобы Чонину удобнее было оставлять свои метки на изящной шее.
— Пусть попробует, — пробормотал Чонин и продолжил делать своё “чёрное дело”, правда, на пару секунд прервался, чтобы добавить: — И ты сам хочешь этого, я тебя не заставлял.
— Первый раз не считается? — хмыкнул Хань, но тут же вновь тихо застонал, потому что Чонин куснул его за нежную мочку, а после лизнул кожу под ухом.
— Почему же? Считается. Но тогда ты тоже этого хотел.
— Зараза, — подумав, подытожил Хань и прикинул, как бы ему половчее избавиться от жутко неудобной в этот конкретный миг одежды. Прикидывал недолго, поскольку Чонин толкнул его в грудь ладонью, заставив рухнуть на спину. Испугаться Хань просто не успел, плюхнувшись спиной на кровать. Чонин быстро втолкнул колено между его ног, поймал запястья и прижал руки к жёсткому матрасу, облитому шёлком простыней. Натиск полных и упругих губ погубил на корню все ростки сопротивления и возмущения. И когда Чонин перестал удерживать Ханя за руки, тот сам ухватился за смуглую шею, лишь бы не позволить разорвать поцелуй.
Чонин резким рывком задрал футболку Ханя, провёл ладонью по груди, чтобы в следующий миг потереть пальцами ноющий от возбуждения сосок. Хань задохнулся и от неожиданности, и от удовольствия. Чонин потёрся носом о его шею и хриплым шёпотом признался:
— Впервые вижу такого чувственного бету…
Хань честно хотел осадить Чонина парой резких слов, потому что всегда стеснялся собственной чувственности, но…
Но забыл об этом и громко застонал — смуглые пальцы крепко сжали сосок, плавно потянули так, что удовольствие сплелось с приятной болью и стало намного острее, существеннее — до слёз в уголках глаз. Чонин склонился к груди Ханя и провёл по ноющему соску языком, приласкал и успокоил нежными касаниями, унял боль и оставил лишь наслаждение — чистое и незамутнённое. И спустя один удар сердца Хань снова хотел боли и остроты, жёстких прикосновений твёрдыми пальцами, чтобы потом снова вот так — языком и тёплой влагой до тихого блаженства…
Чонин нетерпеливо задрал футболку выше, потёрся кончиком носа о вызывающе набухшую от несдержанных ласк вершинку соска, а затем сжал её зубами, прикусил до новой боли, прокатившейся по всему телу Ханя приятной волной, подстегнувшей его чувственность. Даже пальцы на ногах свело от пережитого только что удовольствия. Горячая ладонь прошлась по животу, накрыла ямочку в центре, чтобы после в неё мягко толкнулся кончик мизинца. Незамысловатое действие, но оно заставило Ханя выгнуться, чтобы прижаться к Чонину и сполна ощутить жар гибкого тела.
Чонин оторвался от его груди, неохотно выпустив сосок изо рта, приподнялся и завозился с пуговицей и молнией, сдёрнул брюки к чёрту вместе с бельём и откинул в сторону, потом уселся на пятки и слабо улыбнулся уголками губ. Хань, жадно глядя на Чонина из-под полуопущенных ресниц, медленно развёл ноги.
Если раньше это его смущало — перед другими, то теперь — перед Чонином — он сам хотел быть полностью открытым, хотел, чтобы Чонин смотрел на него, чтобы видел, насколько сильно он хочет и что он полностью готов. Его тело реагировало на альфу само по себе, пробуждая в Хане обычно спящую сущность омеги. С другими альфами Ханю приходилось использовать искусственную смазку, а с Чонином — нет. Ещё в прошлый раз, в отеле, его тело выделяло собственную смазку в нужном количестве, да и внутренние мышцы вели себя правильно. Так было и сейчас.
Чонин смотрел на него, как Хань и хотел. Скользил взглядом по животу, набухшему члену, меж широко разведённых ног — к раскрывшемуся входу. Розовым кончиком языка по полным губам, огоньками желания в тёмных глазах, учащённым дыханием и капельками пота на висках и над верхней губой — всем этим Чонин будил в Хане уверенность в себе и в собственной привлекательности для альфы, для своего кумира на гоночной трассе, для “живой легенды”. Он — “непроизводящий” — был желанным вопреки всему. И Хань просто от осознания этого готов был кончить прямо здесь и сейчас.
И ещё от вида обнажённого Чонина.
Умирая от восторга, он непрестанно, без устали, любовался узкими бёдрами, маленькими тёмными сосками на груди, широкими плечами, будто облитыми матово блестящей смуглой кожей, чёткими линиями ключиц, аккуратной ямочкой меж ними и сильной шеей, где длинные и гибкие мышцы были очерчены с непередаваемой красотой и завораживающей правильностью. После Хань терялся в резких чертах лица Чонина и не знал, на что именно ему больше всего хочется смотреть: на дерзкий подбородок или полные губы, на нос с хищной горбинкой или пушистые ресницы, на твёрдо вылепленные скулы или безупречную линию от подбородка до уха?
Хань с трудом сделал глубокий вдох и протянул Чонину руку. Просто чтобы коснуться хотя бы кончиками пальцев, вновь ощутить жар смуглого тела. Чонин словно бы и не заметил его руку, тронул ладонью низ живота, едва ощутимо провёл по члену и сразу же обвёл края входа указательным пальцем. Хань непроизвольно дёрнулся и прикрыл глаза. Его дыхание стало хриплым и ещё более частым, чем до этого. Он почти задыхался от желания близости. И такого с ним никогда прежде уж точно не случалось. Никогда и никого он не хотел настолько сильно и одержимо.
Он поймал Чонина за запястье и почти что отшвырнул горячую руку в сторону, подавился стоном и едва удержался от того, чтобы свести ноги.
— Прости… — громким шёпотом и с усилием выдыхал слова, — не могу так… слишком… слишком…
Хань умолк, потому что Чонин крепко сжал его бёдра и резко притянул к себе, заставив вскрикнуть одновременно и от неожиданности, и от обжигающего прикосновения напряжённого члена, легко проскользнувшего меж ягодиц, растянувшего вход и заполнившего Ханя. Чонин убрал левую руку с его бедра, ухватился за предплечье почти грубо, дёрнул к себе так, что Хань вскинулся с кровати и через миг сидел у Чонина на коленях, бросив ладони на широкие плечи. Хань задыхался, ощущая в себе твёрдый ствол, инстинктивно сжимал ногами узкие бёдра крепче и неотрывно смотрел Чонину в глаза.
— А теперь? — хрипло спросил Чонин. — Тоже слишком?
Хань перевёл взгляд на его губы, облизнул собственные, слабо кивнул и едва слышно попросил:
— Поцелуй меня…
Чонин поцеловал. И не один раз. Утонувший в желанных поцелуях Хань сам приподнялся, скользя по члену Чонина вверх, чтобы потом медленно опуститься вниз и прижаться ягодицами к жёстким мышцам, вновь приподняться и опуститься резче, и снова, и ещё, пока это не стало напоминать быстрый и грешный танец. Но это было так сладко и непривычно — самому выбирать собственный ритм при сексе с альфой. И ещё слаще потому, что Чонин ему это позволял и не пытался помешать, лишь послушно продолжал целовать и поддерживал, помогая двигаться и быстро насаживаться на крепкий член.
Хань разочарованно застонал, когда ноги задрожали от слабости и немного онемели от нагрузки. Ему было мало.
Чонин увлёк его на простыни, прижал собой и вновь задрал сползшую за это время футболку вверх. Жадно целовал и покусывал кожу на груди и животе, тревожил соски частым дыханием, губами и пальцами, касался то нежно, то грубо, сводя с ума игрой на контрастах. Потом Чонин перекатился на кровати, не выпустив Ханя из объятий. Хань ловко оседлал его, потёрся животом, приподнялся, уперевшись руками в матрас, окинул голодным взглядом и принялся осыпать шею и грудь поцелуями, собирать капельки пота со смуглой кожи языком. Потом они снова перекатились по кровати, пока не рухнули на пушистый ковёр.
Хань провёл пальцами по тёмным волосам Чонина и улыбнулся, когда в спутанных прядях вдруг обнаружился бело-розовый лепесток цветка вишни. Выглядело здорово. Правда, полюбоваться на это долго не вышло — пришлось громко стонать после нового переката уже по ковру, потому что закончилось это тем, что Чонин вновь заполнил его собой и принялся целеустремлённо вбивать в пол, толкаясь в его тело быстро и несдержанно. Хань не смыкал веки и смотрел Чонину в лицо. Он мечтал о поцелуях, но Чонин явно желал слушать его отрывистые громкие стоны, потому и не тянулся к губам. И в тёмных глазах Чонина Хань читал откровенное и неприкрытое желание, а это компенсировало поцелуи с лихвой.
Когда из-за быстрых и сильных толчков чувства Ханя окончательно смешались в яркий и сладкий призрачный ком в центре живота, даря непривычную и сводящую с ума лёгкость, он неожиданно упёрся ладонями Чонину в грудь. Заставил замереть.
Вокруг плыл густой аромат — коктейль из запахов цветов и их тел, а тишину нарушало сдвоенное тяжёлое и неровное дыхание.