И Лена поехала к врачу.
Остаток декабря она горстями пила назначенные Марком Семеновичем препараты, боялась приходить в пустую квартиру, боялась спать, не могла есть. В этих условиях она еще и на работу ходила, так как стеснялась принести потом больничный лист, подписанный психиатром. На работе, как ни странно, становилось полегче – Лена заканчивала несколько дел, приходилось держать себя в руках и сосредоточиваться на разных мелочах, что заставляло отогнать все мешающие этому мысли. Но вечером она возвращалась домой, и там на нее снова обрушивались воспоминания, а в ушах звучало единственное слово, произносимое голосом Кольцова: «Уходи… уходи… уходи…» – как заезженная пластинка. Лена хватала косметичку, вытряхивала из нее упаковки с таблетками и принимала необходимую дозу, чтобы хоть как-то заглушить этот голос.
Новый год она собиралась встречать в одиночестве, забившись в кресло с чашкой какао и коробкой конфет – спиртного ей было нельзя. И когда она уже собралась ложиться спать, не дожидаясь боя курантов и одурев от бесконечного мелькания одних и тех же лиц на всех телевизионных каналах, в дверь позвонили. Лена не представляла, кто бы это мог быть, но почему-то решила, что это Андрей, и пошла открывать. Но на пороге стоял Никита. Онемев, Лена шагнула назад, и Кольцов счел это приглашением войти.
– Я тут убирался, нашел у себя. – Он полез в карман и вынул ее резинку для волос. – Не люблю, когда женщины оставляют в моей квартире следы пребывания.
Лена разрыдалась. Опешивший Кольцов слегка обнял ее, пытаясь успокоить:
– Почему ты всегда так бурно реагируешь? Это всего лишь резинка, я решил, что тебе она может быть нужна. Не плачь.
– Не плачь? – Лена вырывалась из его объятий. – Нет, я буду плакать, потому что мне этого хочется! Буду! Ты меня до психушки довел, я таблетки горстями пью! Я сумасшедшая, тебе понятно? Хочешь, справку покажу? И ты в этом виноват! Резинку он принес! Просто выброси ее, понятно?
Никита вдруг резко поднял руку и врезал Лене такую пощечину, что она на секунду оглохла и ослепла, и тут же притянул к себе, прижал, уткнулся в волосы:
– Прости, это было необходимо. Успокойся. Ладно, если все так, я могу остаться у тебя? Ты ведь одна?
Лена беспомощно закивала. Не выпуская ее, Никита сбросил куртку и ботинки и увлек Лену за собой в комнату.
– Ты даже елку не поставила? – удивился он, оглядев просторную комнату съемной квартиры. – Так не годится. Надо держать себя в руках, ты ведь следователь, где твоя сила воли?
«Ты меня растоптал, убил – о какой силе воли вообще можно говорить?» – Лена не смогла произнести этого вслух, и, наверное, это было к лучшему.
– Даже шампанского нет у тебя? – продолжал Кольцов.
– Мне пока нельзя спиртное, – кивнув на тумбочку у кровати, выдавила Лена, и Никита, переведя взгляд, увидел прозрачную косметичку с таблетками.
– Что ж, обойдемся тогда какао, – согласился Кольцов.
Он остался у Лены на всю ночь, и с тех пор вот уже пять месяцев они снова встречались. Но в их отношениях ничего не изменилось по сравнению с тем, как было до расставания. Абсолютно ничего. Первые две-три недели Никита очень старался сдерживать свой непростой нрав, но потом, поняв, что Лена слишком влюблена и слишком зависима, снова стал собой – эгоистичным и самовлюбленным. Теперь, правда, ему не требовалось прилагать вообще никаких усилий даже в поиске места для встреч: Лена жила наконец отдельно, а значит, можно было спокойно приходить к ней и оставаться на ночь, не поглядывая на часы. Так стало даже еще удобнее – всегда горячий ужин, нет необходимости тащиться в ресторан и ждать там, пока обслужат, Лена старалась угодить ему во всем и не мешать, если он приходил раздраженным после работы с учениками. Пару раз она заговаривала о том, чтобы он перебрался к ней, но Кольцов, разумеется, ни за что не сменил бы свою огромную «сталинку» в центре, пусть даже на двоих с сыном, на эту однокомнатную крошечную квартирку. Свой комфорт Никита Кольцов ставил превыше всего.
Лена изучала справку, полученную с последнего места работы убитого Полосина. Ничего примечательного: туристическое агентство средней руки, специализирующееся к тому же на образовательных программах для студентов. Алексей сопровождал группы изучавших язык для последующего поступления в учебные заведения Европы, сам владел тремя языками, окончил Московский университет. Но за сухими строчками справки не было больше ничего, что могло бы хоть косвенно натолкнуть Лену на мысли о возможных причинах убийства.
– Тебе бы в командировку туда, – сказал Лене начальник, просмотрев материалы. – Может быть, все кроется в его жизни там, в Москве?
– Убили-то его здесь.
– Ну и что? Может быть, он сюда скрыться приехал.
– Зачем тогда обратный билет брал? Судя по этому билету, летел Полосин сюда всего на три дня, – возразила Лена, которой совершенно не хотелось лететь в Москву.
– Так, короче, Крошина, чего ты хочешь? В командировку лететь придется, потому что нужны его связи.
– Да я еще здесь не все отработала. Вон эту Брусилову-младшую так и не могу вызвонить.
– Так мужу ее позвони. Она же замужем, если я правильно помню.
Но Лена и супругу Дарьи Брусиловой, Виктору Жильцову, тоже не могла дозвониться. Пришлось обращаться к Ольге Михайловне. Та сказала, что дочь с зятем улетели отдыхать в Бразилию.
– Надолго? – расстроилась Лена.
– Понятия не имею. Они улетели как раз перед тем, как у меня… Словом, перед тем, как вы…
– Перед убийством в вашей квартире? – почему-то насторожилась Лена.
– Да, как раз первым утренним рейсом сперва в Москву, а оттуда уже…
Какое совпадение. У матери в квартире находят труп, а дочь с мужем в то же утро улетает в отпуск. Лена сделала пометку в блокноте.
Эксперты уже дали заключение о предполагаемом времени смерти. Получалось, что Полосина убили около одиннадцати вечера, а труп его был обнаружен утром на следующий день. Если предположить, что у Дарьи Брусиловой была связь с ним, тогда или она, или ее супруг вполне могли успеть убить его и спокойно собрать вещи, чтобы не опоздать на утренний рейс в Москву. Версия о ревнивом супруге казалась Лене наиболее перспективной, хоть мать Дарьи и в крайне резкой форме отрицала даже возможность подобных отношений.
– Почему же вы не сказали мне об этом, когда я была у вас?
– Так я и сама не знала. Даша позвонила только вчера вечером…
«Еще не легче. Такое впечатление, что это был не отъезд, а бегство – даже мать не предупредить, позвонить уже из Бразилии и снова выключить телефон. А как же школа у девочки?»
– Ольга Михайловна, и часто ваши дочь и зять вот так срываются с места и летят на другой край земли? Ведь учебный год еще не закончился.
– Что может решить неделя-другая? Олеся у нас отличница.
«Как удобно. Олеся отличница, муж богатый, сама работой не связана, захотела – и к концу дня уже в Бразилии. А у матери в квартире труп».
– Скажите, Ольга Михайловна, вы рассказали дочери о случившемся?
– Вы же предупредили, что нельзя.
«А я не предупреждала. Мы об этом вообще не говорили. Что-то темнит уважаемая Ольга Михайловна, неужели я оказалась права и Дарья замешана в смерти Полосина?»
Уловив, видимо, в Ленином молчании что-то тревожное, Брусилова настороженно спросила:
– А почему вы задаете мне такие вопросы?
– А кому мне еще их задать? Я не могу дозвониться по телефонам, что вы дали мне, и вполне логично, что именно вам я и звоню – кто еще может сказать мне, как и где искать вашу дочь и зятя?
– А, ну да, ну да… как-то вдруг тревожно стало, знаете…
– Думаю, у вас нет причин для тревоги. Если, конечно, вы сказали мне правду.
– О чем?
– О том, была ли ваша дочь знакома с убитым в вашей квартире человеком.
– Я сказала вам только то, что знаю сама, – твердо сказала Ольга Михайловна, и в тоне ее опять скользнуло раздражение. – Разумеется, я не могу знать всех знакомых дочери, это очевидно, но ведь вряд ли Даша привела бы ко мне в квартиру постороннего. В нашей семье это не принято.
«А уезжать в спешке на другой континент?» – мысленно спросила Лена, но сдержалась.
– Я поняла вас, Ольга Михайловна, спасибо. Всего доброго. – И она положила трубку, не дожидаясь ответа.
С какой стороны подступиться к этому делу, Лена пока не понимала. Вот есть убитый – молодой мужчина, проживающий в Москве и непонятно что забывший в их городе. Есть квартира, где обнаружен его труп, но хозяйка утверждает, что знать его не знает. И есть загадочная дочь хозяйки – красавица и жена обеспеченного человека, которая практически в ночь убийства вдруг улетает со всей семьей в Бразилию. Лена набрала Паровозникова, хотя сделать это ей было довольно непросто:
– Андрей, проверь, пожалуйста, в наших турфирмах, когда именно был приобретен тур в Бразилию на имя Виктора Жильцова и его супруги.
– Хорошенькое дело, – буркнул он. – Это что мне, все турфирмы отрабатывать? А если они его из Москвы по Интернету?
– Давай все-таки сперва наши местные отработаем, а дальше будем решать.
– У тебя все?
– Да. Только отзвонись сразу, если что.
– Разумеется.
Разговор прервался. Лена сжала пальцами переносицу: все-таки крайне неприятно, что приходится работать с Андреем, это будет тяжелее, чем она себе представляла. Но начальству не объяснишь, почему она просит заменить оперативника, это совсем уж… Да и выносить личную жизнь на обозрение коллектива тоже не хотелось. «Ничего, впредь сто раз подумаю, прежде чем завести роман на работе», – со вздохом решила она. О предложении начальника поехать в Москву и там как следует покопаться в прошлом убитого Полосина она уже забыла – сейчас в этом не было необходимости.
Ближе к вечеру к ней зашел Левченко.
– Вот, значит, Елена Денисовна, побеседовал я в агентстве этого Жильцова с его сотрудниками, – присаживаясь на стул, сказал он. – Показал фотографию Полосина – нет, там его никто не видел и не опознал.
– А с чего вы вообще решили, что здесь есть какая-то связь? – Лена напрягла память, но так и не смогла вспомнить, просила ли Сашу отработать эту версию.
– Так мне мое начальство велело, – захлопал ресницами Саша.
– Паровозников?
– Ну да. Он поехал в турфирмы по списку, а я в этот «Слон».
– «Слон»?
– Агентство так называется, частное охранное агентство. Да вы видели, наверное, у них еще реклама такая смешная: там огромный слон нарисован как будто детской рукой и слоган «Из-за нас вас не будет видно».
– О господи, – она вздохнула, – российский маркетинг, бессмысленный и беспощадный.
– Зато ярко и сразу запоминается.
– Большое агентство?
– Нет, не особо. Но я так понял, что дела у них идут – в клиентах несколько фирм, сеть супермаркетов и кинотеатр. Услуги личных охранников они тоже предоставляют, но сейчас практически нет спроса.
– Понятно. Значит, скорее всего, Жильцов и Полосин знакомы могли и не быть. Наверное, это результат, – черкая что-то в ежедневнике, пробормотала Лена. – Спасибо вам, Саша. Завтра с утра поезжайте в модельное агентство жены Жильцова, там тоже поспрашивайте.
– Вот семейка, да? У него агентство, у нее тоже…
– Каждый делает то, что считает для себя приемлемым. Кому-то нравится вращаться среди дизайнеров и фотографов, а кому-то среди желающих защитить свое имущество. Спасибо, Саша, вы свободны, – сказала она, и Левченко, попрощавшись, собрал свои листочки и вышел.
«Мне надо у Никиты спросить, не сталкивался ли он по работе с этой Дарьей Жильцовой, – вдруг подумала Лена. – Ведь он недавно делал фотографии для каталога детской одежды, где-то ведь брал моделей». Она сама еще не поняла, почему вдруг это пришло в голову, но внутренний голос не умолкал, хотя Лена знала: подобный вопрос может рассердить Кольцова, он вообще не любил, когда она заговаривала о его работе. В последнее время Никита ходил мрачный и всем недовольный, и Лена догадывалась о причине: его выставку довольно жестко раскритиковал какой-то известный столичный фотограф, посетивший ее. Он довольно резко выразился о манере Кольцова выстраивать композицию и неумении делать портретные снимки. В душе Лена была с ним согласна – у Никиты лучше выходили натурные съемки, а вот людей он снимал довольно странно, ухитряясь подчеркнуть недостатки и совершенно не заметить достоинств. Лена думала, что это оттого, что Никита относился к людям без должного внимания, а зачастую и с презрением, смотрел свысока и не пытался увидеть что-то внутри, а без этого – даже она это понимала – хороший снимок получить невозможно. Фотограф, не любящий людей, – это как моряк, ненавидящий воду. Разумеется, Кольцов довольно негативно выразился о критике и его работах, но Лена украдкой нашла в Интернете фотографии и поразилась тому, насколько они отличались от сделанных Никитой. Критик не поленился и отснял несколько фотосессий с теми же моделями, что работали с Никитой для выставки, и это были совершенно другие люди. Если положить рядом два снимка, то невозможно было сразу сказать, что на них одна и та же модель. Это открытие неприятно укололо Лену, и она ничего не сказала Никите, но и поддерживать разговоры о зависти и «столичном пафосе заезжего гастролера» тоже больше не стала. Просто сделала для себя вывод: Кольцов плохой фотограф, и только то, что в городе он, пожалуй, единственный, у кого есть какое-то специальное образование и публикации в различных журналах, сделало его здесь звездой. На столичном уровне он затерялся бы далеко не в первой сотне.
Стоило ей вспомнить о Никите, как она бросила взгляд на часы – обещала, что сегодня придет пораньше, он должен был ночевать у нее. Конечно, часы показывали половину седьмого, и приехать раньше его она уже не успеет.
Никита ждал ее у подъезда, прохаживался туда-сюда с закинутым на плечо кофром и недовольно поглядывал в сторону остановки. Машину Лена с утра завести не смогла, и она теперь стояла на парковке.
– Что же ты не заходишь? – спросила Лена, подходя. – Ведь есть же ключи.
– Я их оставил в другой куртке.
– Позвонил бы.
– Зачем? Ты сказала, что придешь вовремя. Отсвечиваю здесь, как влюбленный подросток. – Эти слова он повторял постоянно, если вдруг приходилось ждать Лену на улице, и она никак не могла понять, что плохого в том, чтобы казаться влюбленным.
– Прости, задержалась: новое дело. Идем, ты весь холодный, – дотронувшись до его руки, примирительно сказала она.
Вошли в квартиру. Лена щелкнула выключателем и почувствовала, как внутри разливается тепло – так бывало всегда, когда Никита приходил к ней. В такие моменты она готова была закрыть глаза на его тяжелый характер, на вечные придирки и недовольство. Ей так хотелось чувствовать себя любимой и нужной, так хотелось быть частью его жизни, что никакие доводы и очевидные факты не доходили до ее сознания. Вот есть он – и есть она, они вместе, и все остальное совершенно неважно.
Никита сразу прошел в ванную и зашумел водой – она знала эту его привычку сразу смывать с себя все, что произошло за день, словно менять кожу. Она же, быстро переодевшись в домашнее платье, бросилась в кухню и занялась приготовлением ужина, мысленно похвалив себя за то, что вчера после работы заехала в супермаркет и купила все что нужно.
Кольцов с мокрыми после душа волосами уселся за стол в углу, вытянул ноги на табуретку и закрыл глаза.
– Устал? – сочувственно спросила Лена.
– Да, – не открывая глаз, произнес он. – Скорее бы сессия и отпуск.
Это была довольно скользкая тема – отпуск. У Лены он снова пришелся на осень, и возможности поехать куда-то вместе опять не было. Кольцов же никогда не проводил лето в городе, едва заканчивалась сессия у его студентов, он набирал заказы и уезжал или за границу, или куда-то на юг, к морю, совершенно не считаясь с тем, что Лена остается. Ее это обижало, но даже заговаривать на эту тему она не хотела, опасаясь, что он снова вспылит и скажет, что не обязан менять свои планы и привычный уклад жизни из-за нее.