Кроме того, можешь быть на все сто уверен – лейтенант не войдет без тебя в катер, пока ты жив. Баги в этой войне брали пленных, но Дикобразов Расжака среди них не было.
Ну а Джелли был нам матерью, он всегда был с нами и заботился о нас, но ни в коем случае не баловал. Он не докладывал лейтенанту о наших проступках – и среди Дикобразов никого не отдавали под трибунал и даже никого не выпороли. Джелли даже наряды вне очереди назначал не часто, у него были другие методы наказания. На ежедневном осмотре он мог оглядеть тебя с ног до головы и просто сказать:
– На флоте ты бы смотрелся неплохо. Почему бы тебе не оформить перевод?
И это действовало, ведь у нас считалось, что матросы космофлота спят, не снимая формы, и никогда не моются ниже воротничка.
Но Джелли не занимался дисциплиной среди рядовых, он поддерживал дисциплину среди своих сержантов и капралов и предоставлял им делать то же самое в отношении нас. Командиром моего отделения был Рыжий Грин. После пары вопросов, когда я понял, как хорошо быть Дикобразом, я задрал нос, почувствовал себя большим человеком и сказал кое-что Рыжему поперек. Он не доложил об этом Джелли – просто отвел меня в умывальную и задал мне трепку «средних размеров», после чего мы стали лучшими друзьями. Именно он позже рекомендовал меня на повышение.
На самом деле мы не могли знать, спят ли матросы в одежде, – мы держались своей части корабля, а они – своей, потому что они, показываясь у нас, не встречали теплого приема, если были не при исполнении, – в конце концов нельзя же якшаться с кем попало, так? У лейтенанта имелся кабинет во флотской части, но там мы практически не бывали, за исключением дежурств, да и то редко. Мы ходили в носовую часть нести охрану, потому что «Роджер Янг» был кораблем смешанным: капитан и пилоты – женщины, и еще несколько женщин – флотских; за тридцатой переборкой ближе к носу была женская часть – и два вооруженных МП день и ночь несли вахту у двери туда. В бою эта дверь, как и все гермодвери, задраивалась наглухо; броска никто из нас не пропускал.
Офицеры на дежурстве имели право заходить за тридцатую переборку, и все офицеры, включая лейтенанта, ели в тамошней смешанной столовой. Однако они там не задерживались, только ели и выходили. Может, на других корветах и по-другому, но на «Роджере Янге» было принято так. И лейтенант, и капитан Деладрие хотели, чтобы на корабле все было в порядке, – и так оно и было. И все-таки нести охрану было привилегией. Вроде как отдыхом – стоишь у двери, оружие наготове, пятки вместе, хорошо… И не думаешь ни о чем… Разве что становится теплей на душе при мысли, что сейчас, если повезет, ты можешь увидеть создание женского пола, пусть даже ты не имеешь права заговорить с ней не иначе, как по делу. А однажды меня даже вызвали в кабинет капитана, и она говорила со мной – так вот посмотрела прямо на меня и сказала:
– Передайте это, пожалуйста, главному механику.
Кроме чистки, в мои ежедневные обязанности по кораблю входило обслуживание электронного снаряжения под наблюдением «падре» Мигелаччо, командира первого полувзвода, примерно так я раньше работал под руководством Карла. Броски происходили не часто, и все каждый день работали. Если уж человек совсем ничего не умел, то драил переборки, которые, помнится, никогда не были настолько чистыми, чтобы это устраивало сержанта Джелала. Все шло по правилам МП – все дерутся и все работают. Нашим главным коком был Джонсон, сержант второго полувзвода, здоровенный дружелюбный детина из Джорджии – той, что в западном полушарии, не путайте, и поваром он был замечательным. К тому же у него всегда можно было что-нибудь выклянчить – он сам любил перекусить между приемами пищи и не видел причин отказать в этом другому.
Заботами падре, возглавляющим одно отделение, и кока, возглавляющим другое, мы всегда были в полном порядке – и душой и телом. Но если, скажем, оба попадут в переделку – кого из двух пойти выручать? Мнения по этому поводу расходились, возникали постоянные споры, но окончательное предпочтение так и не определилось.
«Роджер Янг» постоянно был в деле, и мы совершили немало бросков, все в разные места. Каждый бросок отличался от других ровно настолько, чтобы баги не могли раскусить схему нападения. Но спланированных крупных боев больше не было; мы занимались одиночными набегами, рейдами и патрулированием. На самом деле Земная Федерация была не способна на масштабные действия – операция «Багхауз» стоила нам слишком много кораблей и слишком много обученных солдат, необходимо было время, чтобы выправиться и обучить побольше народа.
В то же время маленькие быстрые кораблики – среди них «Роджер Янг» и другие корветы – пытались быть сразу везде, выбить врага из равновесия; наносили удар, а затем уходили. Мы, конечно, несли потери и латали дыры, когда ходили на Санктори за новым запасом капсул. Меня все еще трясло перед бросками, но на деле они шли не так уж часто, и на Земле мы оставались недолго. А между бросками день за днем проходила корабельная жизнь с Дикобразами.
Это был счастливейший период в моей жизни, хотя я этого и не сознавал, – просто жил, как все, и наслаждался жизнью.
И все было отлично, пока не погиб лейтенант.
Похоже, во всю мою жизнь не было мне так плохо.
Для горя у меня имелась еще и личная причина – моя мама была в Буэнос-Айресе, когда баги разрушили его.
Я узнал об этом, когда мы в очередной раз пришли на Санктори за капсулами и почтой – мне пришло письмо от тети Элеоноры. Она не указала, что письмо – на дальнее расстояние, и шло оно очень долго, будто своим ходом. Там было три строчки, и все – сплошные упреки. В общем, она обвиняла меня в смерти мамы. То ли я был виноват в том, что служу в армии и должен был предотвратить рейд багов, то ли она чувствовала, что мама поехала в путешествие из-за того, что меня не было дома, а я должен был быть, – понять было невозможно; и то и другое было в одной и той же фразе.
Я порвал письмо и постарался забыть о нем. Я решил, что оба родителя мертвы – ведь отец не отпустил бы маму одну в такую дальнюю поездку. Тетя Элеонора об отце не писала, но она не упомянула бы о нем в любом случае – ее привязанности были направлены исключительно на сестру. Я был почти прав: потом я узнал, что отец хотел ехать с мамой, но что-то его задержало, и он остался, с тем, чтобы вылететь следом через день. Но об этом мне тетя Элеонора не написала.
Через пару часов меня вызвал лейтенант и мягко спросил, не хочу ли я остаться на Санктори, пока корабль не вернется из очередного похода. Он сказал, что у меня накопилось довольно много выходных и я заодно могу использовать их. Не понимаю, откуда он узнал о моей потере, но он узнал все-таки. Я отказался и поблагодарил его, сказав, что предпочту подождать и использовать выходные вместе со всеми ребятами.
И я рад, что так поступил. Если бы я остался, то не был бы с лейтенантом, когда он погиб… а если так, то лучше бы мне и на свет не рождаться. Все произошло очень быстро и как раз перед возвращением. Парень из третьего отделения был ранен – не тяжело, но подняться не мог; ПКПВ пошел на помощь – и ему тоже досталось. Лейтенант, как обычно, тут же все заметил, наверное, проверил их состояние по своим приборам – теперь уже не узнать. Вначале он убедился, что ПКПВ еще жив, а затем подобрал обоих – по одному в каждой руке скафандра.
Он протащил их последние двадцать футов и передал в катер, остальные уже были на борту, оборона снята, и в него попали – насмерть.
Я нарочно не называю имен этих ребят – лейтенант пошел бы на помощь любому из нас или всем сразу – пока сам жив. Рядовым мог быть я – неважно. Какая разница, если нас покинул глава семьи… Глава семьи, носящей его имя, отец, сделавший нас теми, кто мы есть.
После того как лейтенант ушел от нас, капитан Деладрие предложила сержанту Джелалу перейти обедать в столовую на носу, вместе с другим начальством. Но он извинился и отказался. Видели вы когда-нибудь вдову, содержащую семейство так, будто глава семьи просто ненадолго ушел и сейчас вернется? Таков был и Джелли. Он только стал строже с нами, а его обычное «лейтенанту это не понравится» было большим, чем может выдержать человек. Джелли и говорил это нечасто.
Боевой распорядок он почти не менял. Вместо того чтобы повышать всех вокруг, он продвинул помкомандира второго полувзвода на пост сержанта взвода (временного), оставив командиров полувзводов, которых трудно было кем-либо заменить, на месте, а меня повысил до помощника командира отделения, то есть, значит, в капралы. Сам он вел себя так, будто лейтенант ненадолго отлучился, а он, как обычно, только выполняет его приказы.
Это и спасло нас.
Глава 11
Я не могу предложить ничего, кроме крови, труда, пота и слез.
Когда мы вернулись на корабль из набега на тощих, в котором потеряли Диззи Флореса, и сержант Джелал впервые исполнял обязанности комвзвода в бою, один из артиллеристов, встречавших катер, спросил:
– Ну как оно там?
– Как обычно, – ответил я коротко. Наверное, замечание его было дружеским, но я чувствовал себя очень противоречиво и не в настроении был болтать – тоска по Диззи, гордость, что я все-таки разыскал и доставил его на катер, и горечь оттого, что все это было напрасно, все это мешалось с опустошенностью, но и радостью оттого, что я снова на корабле и можно осмотреть свои руки-ноги и убедиться, что они на своих местах. И кроме того, как можно говорить о броске с человеком, который никогда не ходил в десант?
– Как обычно, говоришь? – переспросил он. – Весело вам живется… Месяц валяете дурака – полчаса работаете. Мы вот стоим вахту через две, и только успевай поворачивайся.
– Да, похоже на то, – согласился я и пошел к себе. – Некоторые из нас вообще исключительно везучие.
– Эй, служба, не заводись по пустякам, – сказал он вслед.
В чем-то артиллерист был прав. Мы, десантники, вроде авиаторов механизированных войн старого времени – их долгая и нелегкая военная карьера состояла лишь из нескольких часов полетов-боев лицом к лицу с врагом, все остальное – тренировки, подготовки, вылет, возвращение, чистка, подготовка к следующему вылету, а в промежутках – практика, практика и практика. В следующий бросок мы пойдем не раньше чем через три недели, и это будет другая планета другой звезды – еще одна колония багов. И возможно такое только благодаря тяге Черенкова – от одной звезды до другой далековато.
В то время я получил капральские лычки, сержант Джелли назначил меня капралом, а за отсутствием нашего собственного командира утвердила назначение капитан Деладрие. Теоретически я считался временно исполняющим обязанности, пока в МП не откроется вакансия и назначение не утвердят в штабе, но это ничего не значило – люди гибли так часто, что вакансий было куда больше, чем тех, кто должен их заполнять. Я стал капралом тогда, когда Джелли сказал, что я капрал, а все остальное – канцелярщина.
Но насчет «валять дурака» тот артиллерист загнул. Пятьдесят три скафандра нужно проверять, обслуживать и чинить перед каждым броском, не считая еще оружия и спецэкипировки. Иногда Мигелаччо списывал скафандр, Джелли утверждал списание, а корабельный инженер-оружейник, лейтенант Фарли, решал, что починить скафандр можно лишь на базе, и тогда со склада вытаскивали новый, который требовалось «размораживать», а процесс этот не из простых, не считая того, что парень, которому скафандр достанется, будет еще обкатывать его.
Так что мы были жутко заняты.
Однако и развлекаться успевали. Для этого была масса способов – от игры в «чет-нечет» до соревнования за право именоваться лучшим отделением. И еще у нас был лучший джаз-банд на несколько кубических световых лет (возможно, другого джаз-банда в этом пространстве не было вовсе), с сержантом Джонсом и его трубой. Он мягко вел партию в гимнах, а когда надо, дудел так, что из стальных переборок вылетали заклепки. А после того как наша капитан Деладрие без всяких расчетов траектории вышла в точку рандеву, чтобы забрать нас, наш взводный металлист, рядовой первого класса Арчи Кемпбелл, изготовил для нее модель «Роджера Янга», и все мы расписались, а Арчи выгравировал наши подписи на металлической подставке под надписью: «Превосходнейшему пилоту Иветте Деладрие с благодарностью от Дикобразов Расжака». Потом мы пригласили ее обедать с нами, и весь обед играл наш Дикобраз-Даунбит-Комбо, а потом самый младший из нас преподнес ей модель. Она прослезилась и поцеловала его – а потом и Джелли, отчего тот побагровел, как свекла.
Раз я получил капральские шевроны, следовало разобраться с Эйсом, ведь Джелли хотел, чтобы я был ПКПВ взвода. Это, конечно, не так уж хорошо – ступенек лучше не пропускать. Мне бы стать сперва командиром отделения, а не прыгать через головы сразу в ПКПВ. И Джелли это знал прекрасно, но я тоже прекрасно знал, что он не хочет слишком уж менять тот порядок, какой был при лейтенанте. Командиров отделений и полувзводов для этого следовало оставить на местах.
Тут для меня возникала такая не шибко приятная проблема: все три капрала, которые как командиры расчетов должны подчиняться мне, на самом деле были старше – и все-таки, если сержант Джонсон найдет свои метр на два в следующем десанте, это не только лишит нас отличного повара, это еще и поднимет меня до командира отделения. А раз так, то не должно быть никаких загвоздок с теми приказами, которые я буду отдавать, и, во всяком случае, в бою не время с ними разбираться. Значит, следует разъяснить обстановку сейчас, до следующего броска.
Проблему представлял из себя Эйс. Он был не только старшим из трех – он был капралом-профессионалом и намного старше меня. Если со мной смирится Эйс, с остальными двумя не будет проблем.
На корабле между нами никаких трений не было. После того как мы вместе выручали Флореса, он стал ко мне достаточно терпимым. С другой стороны, нам и не из-за чего было спорить – корабельные обязанности нас не сталкивали, разве что несение охраны да еще поверка, но тут уж собираются все вместе. Однако это можно было почувствовать. Он не считал меня за командира.
Поэтому, как только появилось время, я пошел к нему. Он лежал на своей койке и читал книжку – «Космические рейнджеры против Галактики». Неплохие байки, разве что сомнения берут, когда воинская часть проходит через такие переделки с мизерными потерями. Библиотека на корабле была богатая.
– Эйс, я к тебе.
– Чего? – он взглянул на меня. – Нету меня, нету! Мое дежурство кончилось.
– Ты мне нужен сейчас. Оставь книжку.
– Чего тебя свербит? Я главу дочитать хочу.
– Да брось ее, Эйс. Если не можешь оторваться, давай расскажу, чем там кончилось.
– Если расскажешь, шею сверну.
Однако он отложил книжку, сел и приготовился слушать.
– Эйс, я насчет организации командования в отделении – ты ведь старше меня, и надо бы тебе быть ПКПВ.
– А, опять ты про это!
– Точно. Думаю, мне бы надо пойти к Джонсону и попросить его обсудить это у Джелли.
– Ну да?
– Точно. Надо бы именно так.
– Так, значит? Ты, сынок, послушай-ка меня. Я против тебя ничего не имею. Ты здорово держался, когда мы пошли за Диззи, это точно. Но, если хочешь получить расчет, откопай его где хочешь, только на мой глаз не клади. Не фиг, мои парни для тебя и картошки не станут чистить.
– Это твое последнее слово?
– Точно, первое, последнее и единственное. Я вздохнул.
– Так я и знал. Просто хотел еще раз убедиться. Что ж, ничего не поделаешь. Только вот что. Я тут случайно заметил, что в умывальне не убрано… и, думаю, нам с тобой нельзя этого так оставлять. Так что оставь пока свою книжку. Как Джелли говорит, младшие командиры всегда на дежурстве.
Он не двинулся. Потом сказал тихо:
– Салажонок, думаешь, без этого не обойтись? Я ж говорю, ничего против тебя не имею.
– Похоже на то.
– А думаешь, справишься?
– Да попробую.
– Тогда ладно. Пойдем поглядим, что там такое.
Мы пошли в умывальную, выперли оттуда рядового, собравшегося принять душ, в котором он вовсе не нуждался, и заперли дверь. Эйс сказал: