— Есть, — ошалело пискнула Ксения, и торопливо вымелась из комнаты.
На стене приглушённо тикали антикварные ходики.
— Ещё и с кукушкой, наверное, — последняя мысль проскользнула уже в полусне. Шок и усталость неумолимо брали своё. В конце-то концов, это самоходная баня железная, а Ваша Покорная — вот ни разу. Объятия мутной полудрёмы навалились разом, как после третьего стакана текилы в душном ночном клубе.
Впрочем, это вовсе не означало, что Вашей Покорной удалось толком выспаться.
Как же!
* * *
У правильного горохового супа на жареном сале и картошке с чёрным хлебом есть масса достоинств. Только вот спокойно лежать в желудке он, при всей питательности, как правило, не желает. Этот раз исключением не стал.
Торопливые поиски заветного фаянсового трона закончились ничем. В бараке отсутствовала даже такая излишняя роскошь, как водопровод. Ощущения по этому поводу стремительно приближались к сугубо тематическим, из тех, которым предаются в клубах с очень хорошей звукоизоляцией и записью по рекомендациям знакомых. Не то, чтобы Ваша Покорная имела что-то против любителей подобной формы отдыха как таковой, — но обстановка к собственным преждевременным экспериментам в этой занятной области явно не располагала.
К счастью, гостеприимная хозяйка оказалась поблизости.
— Где? — страдальческое выражение лица оказалось лучше тысячи слов.
— Там, — последовал столь же односложный ответ, и тётя Паша кивнула на дверь в глубине барака.
Разумеется, ждать за дверью комфортабельный туалет не имело смысла. Среди верёвок с застиранным бельём и раскидистых деревьев на заднем дворе барака притаилась в теньке заветная деревянная будка с декоративным сердечком, выпиленным прямо в двери.
Опознать назначение будки вполне вышло бы и без него — только по запаху. Но и брезгливость, и страх растерять последние остатки достоинства, полностью капитулировали перед третьим, куда более всепоглощающим чувством.
— Уй, ё-о-о… — запоздалое осознание, на каких таких досках Ваша Покорная сидит босыми ногами и голым задом накатило как безжалостный кендошный удар "конэко но хикки", в наших краях более известный как "писец котёнку". Лишь криво оборванный газетный лист из жестяного ящика на стене помог хоть как-то приглушить мучительную бурю на душе. Только вот помог ли?
— УДОБРЕНЫ ДОСРОЧНО! — бросился в глаза издевательский заголовок. — На месяц раньше срока завершен план внесения на поля навоза!
Никаких моральных сил дочитывать это глумление у Вашей Покорной уже не осталось. Фрагмент газеты оказался безжалостно скомкан и незамедлительно использован по назначению.
Нагло жужжали толстые сытые мухи.
— БОЛЬШЕ ЯИЦ У ГОСУДАРСТВА, — следующий обрывок газеты по увлекательности не уступал предыдущему. — Труженики села, воодушевлённые историческими решениями партии Ленина-Сталина…
Отправились примерно в том же направлении. Третий клочок бумаги заинтересовал Вашу Покорную немного больше:
— …из деревни застрочил пулемет. Левенцов упал, обливаясь кровью. Но, падая, он все же сумел отомстить врагу. Метким выстрелом из револьвера Левенцов наповал уложил польского… — к сожалению, узнать, кого именно, Вашей Покорной так и не довелось. Остаток листа занимала чёрно-белая карта с несколькими жирными линиями границ.
Если верить легенде, разделяли они зону обоюдных государственных интересов СССР и Германии на территории "бывшего польского государства". К сожалению, вместо финала боевика, явно по мотивам раздела, оборот карты занимал чудовищный канцелярит о невероятных успехах редакции газеты"…в деле воспитания советских детей в духе любви и преданности нашей цветущей Родине и великой партии Ленина-Сталина".
Это судьбу третьего фрагмента газеты и определило.
По итогам вдумчивого анализа общий уровень культурно-просветительской работы в санитарных постройках местного значения на четвёртый, определяющий, год третьей пятилетки был признан неудовлетворительным. Запросам Вашей Покорной — так уж наверняка. Оставалось только в последний раз содрогнуться от искреннего омерзения и двинуться в обратный путь.
Досыпать? Если бы!
До кровати Вашей Покорной добраться так и не удалось. Люди в форме успели раньше. Двое плечистых крепко сбитых дядек средних лет скучали в тесном коридоре. Вряд ли военные, но со вполне убедительными кобурами на поясе.
— Эй, девка, — начал один вполголоса. — Ты здешняя?
— Не, — совершенно искренний ответ успешно замаскировал растерянность. — А что случилось?
— Комендант особого поезда случился, — торопливо пояснил дядька. — Должен здесь через минуту с экипажем колосса знакомиться, а кругом ни души. Где они все? Не капитан, так хотя бы старлей какой-нибудь?
— Тётя Паша только что здесь была, — умение включать дурку, спасибо Хомяку и любимой семейке, Ваша Покорная освоила в совершенстве. — Она что, ушла куда-то?
— Да плевать на тётю! — не выдержал второй дядька. — Лаврентий Евграфович сюда придёт с минуты на минуту, с людьми, ты понимаешь, как он будет выглядеть, когда здесь никого?
— Наверное, смешно, — истерика дядьки Вашу Покорную немало забавляла, так что удержаться от подколки не вышло. — Или глупо, не знаю. Смотря как его те люди уважают.
— Да чего ты время на эту засранку черноногую теряешь, — с терпением его товарищу явно не повезло, — давай бегом!
— Засранку? — к сожалению, попытки гневно шипеть в спину заметно теряют в убедительности, так что с праведным негодованием пришлось немного повременить. До Вашей Покорной наконец-то дошли слова двух взмыленных ментов: сюда надвигался какой-то начальник и свита его верных прихлебателей. Шли явно за тем, чтобы увидеть героев — мужественного капитана боевого колосса и бравых старлеев, разумеется, по уши в знаках отличия. Вместо этого, даже в лучшем случае, им светила компания из помятого работой армейского завхоза из пыльного чулана и трёх колоритных оборванцев.
Лучшем для них.
А с точки зрения Вашей Покорной, для настолько дорогих гостей и как есть — более чем достаточно!
* * *
В других обстоятельствах, ментов, наверное, даже вышло бы пожалеть. Им-то начальство выбирать не приходится. Но, только не в этот раз. Прозвище Ваша Покорная всё меньше соответствовало моменту. Хотелось взять черенок от лопаты и…
Где-то здесь мысль, хоть и приятная, но явно несвоевременная и заканчивалась. Начиналась сугубая проза жизни: общение с комендантом поезда и чёртовой дюжиной его спутников и прихлебателей.
Та ещё компания.
Лысеющий дядька с корявой, будто топором вырубленной, мордой походил на обветренного трудягу, но, к сожалению, только походил. И дело вовсе не в дорогом по местным представлениям костюме, явно шитом на заказ, вовсе нет. Обрывка разговора с подчинёнными вполне хватило. Дядька всерьёз намеревался поздравить героический экипаж героев от имени партийного актива партии, конец цитаты.
Что ж, тем хуже для него.
Привлечь внимание оказалось не так уж и сложно. Нагретая тёплыми солнечными лучами ступня боевого колосса по ширине заметно превосходила капот оставшегося невесть где "Мерина" Вашей Покорной. Умение же лежать на всяких гладких поверхностях так, чтобы любой желающий мог в мельчайших подробностях оценить любой изгиб предложенного вниманию тела, вколачивается насмерть даже в обезьяну всего за несколько утомительных фотосессий.
Ваша Покорная не то чтобы произвела фурор, но гомон просто смолк. Лишь обалдело присвистнул один из ментов сопровождения. Ну что же, хоть кто-то в этой гоп-компании не потерял чувство юмора. За проверкой всех остальных дело не стало.
— Ты, что ли, будешь главный? — отрепетированное многими выступлениями плавное воздвижение навстречу зрителям из лежачего положения в стоячее повергло свиту в шок. Возможно, потому, что вовлекало работу почти всех мышц тела, начиналось движением груди навстречу зрителям, да и заканчивалось, чего уж там, не менее зрелищно. Повторять без тренировок не имеет смысла — как и любая другая показуха, движение совершенно неестественное и долго и муторно ставилось перед зеркалом в компании профильного специалиста. Но, каков эффект! Комендант поезда буквально на глазах приобрёл цвет хорошо проваренной свеклы.
— Женя, — Вашей Покорной осталось только представиться на добивание. — Женя Че. Будем знакомы!
— А, — первые звуки больше походили на малоразборчивое сипение, — где, э-э-э?
— Завхоз на вокзале, учитель возле поезда, куда сбежала пионерка — ни малейших понятий, — свита коменданта всё больше походила на актёров финальной сцены "Ревизора". — Героических военных, уж извини, сегодня не завезли, поздравительная речь отменяется. Впрочем, я принимаю скромные подарки и пожертвования. Начать можете с обуви.
Годы упорных тренировок, помимо всего прочего, дали Вашей Покорной возможность не только поднять грязную босую пятку на уровень человеческого роста, не особо теряя ни равновесия, ни достоинства, но и столь же непринуждённо продемонстрировать её всем желающим.
Лучше всего этот номер, конечно же, исполнять в мини-юбке, но здешней неизбалованной зрелищами публике и в шортиках сойдёт.
— Обувь, — шевеление грязными пальцами подействовало на зрителей не хуже, чем удав — на кролика. — Хотя бы сандалии. Одежда. Бритвенные принадлежности, мыло, зубные щётки. У нас, видите ли, из всего имущества — только эта вот самоходная баня. Хотите помочь — у вас есть уникальная возможность подтвердить благие намерения действием. От кобуры с пистолетом и патронов тоже не откажусь, неуютно тут у вас без оружия.
— Не положено! — хотел было рявкнуть комендант, не приходя в сознание, но всё же нашёл достаточно благоразумия, чтобы проглотить остаток гневной фразы и вовремя заткнуться.
— Что с поездом? — давить настолько ошарашенных собеседников получалось без малейшего труда. Отправить Хомяка съездить в магазин за продуктами, когда он того не хочет, и то сложнее.
— Заправляют, — ответил кто-то из не вполне утерявших дар связной речи приспешников коменданта. — Скоро выпустят.
— Хорошо, — на самом деле, не так уж и хорошо, но им про это знать не следовало. — На втором поезде семьи нашего экипажа. Хотите выбраться отсюда комфортно и относительно безопасно до того, как чьи-нибудь танки снова начнут занятия по стрелковой подготовке, слушайте меня очень внимательно…
Предложение, от которого невозможно отказаться. Классика вымогательства. Тем более, что вместо братков с автоматами предварительную обработку вполне успешно провела целая рота панцеров с автоматическими пушками.
Нехитрая мысль об экзотической разновидности эскорт-услуг силами огромной человекоподобной боевой машины, разумеется, пришлась всем по нраву. Особенно — Вашей Покорной. Чем дальше от противника на таких же, только укомплектованных, обкатанных и налаженных, тем спокойнее. И мне, и моей пародии на экипаж.
Оставалось только донести эту нехитрую мысль до того самого экипажа — и, если в реакции семейного Арона Моисеевича особых сомнений не возникало, Ксения и Романенко запросто могли счудить. Дожимать их следовало быстро и нагло, чтобы не смогли опомниться.
Знать бы ещё, куда этот самый экипаж подевался!
Впрочем, знакомая фигура в полинялом сарафане ждать себя не заставила. Ксения неслась вдоль насыпи как на спринтерской дистанции. Коменданта поезда и его свиту она проигнорировала — замерла в паре метров от меня и несколько секунд безмолвно глотала воздух маленькими кусочками.
— Женя! — первые слова малявка буквально вытолкнула — короткими обрывками. — Арон. Моисеевич. Здесь?
— Нет, — вопрос Ксении вызвал искреннее недоумение. — Он сюда вообще не приходил. Ну, при мне — точно. А что такое?
— Возле поезда его тоже нет! — выпалила она. — Женя, он пропал!
Так.
Приехали.
* * *
На вокзал мы прибежали вчетвером. Комендант поезда безропотно согласился одолжить двух людей в форме для пущей убедительности. Под раздачу, конечно же, угодили знакомые уже Вашей Покорной менты. От простой, но эффективной, мести за потерю лица Лавр Евграфыч не удержался.
Его подчинённые, стоит отдать им должное, к ситуации отнеслись философски. Не иначе сказывался возраст. Будь им не слегка за тридцать, а слегка за двадцать, проблем оказалось бы куда больше.
Хотя, проблем и так хватало.
Шумный вокзал за считанные часы окончательно превратился в разворошённый муравейник. Бегать по нему с высунутым языком в поисках одного человека почему-то не хотелось.
— Значит так, — заслышав привычные командные нотки, оба мента послушно дёрнулись в ожидании приказа. — Один с Ксенией — до поезда с беженцами. Общаетесь с его начальством и семьёй. Найдёте чего, или нет, возвращаетесь к вокзалу. Ясно?
— А ты? — спросила Ксения.
— А мы ищем Романенко, втроём хватаем за галстук директора этого бардака, и пусть докажет, что не зря ест свой хлеб. Понятно? Тогда бегом!
— Есть, — пискнула Ксения и шустро ввинтилась прямо в толчею между бесконечными составами. Её спутник едва успевал вслед за ней — малые размеры и подвижность Ксении успешно заменяли ей отсутствующие форму и знаки различия.
Второму милиционеру хватило сообразительности проложить дорогу на двоих, так что к администрации Ваша Покорная двигалась со всем достоинством, которое только можно получить, шлёпая босиком за ментом при исполнении. То есть, не то как побирушка, не то как воровка.
Тот ещё выбор.
Главное — замечательно поднимает самооценку!
Наше появление в здании администрации вокзала даже не заметили. Его работникам и так хватало работы. Остановить нас попытались только возле кабинета директора — и то лишь потому, что мы пёрлись без очереди.
Не то, чтобы у них получилось.
— А я ещё раз повторяю, они сейчас у меня, и ждут роту обеспечения спецтехники! — вроде бы не самая тонкая дверь ни капли не скрывала грозный начальственный рык. Директор вокзала по доброй начальственной привычке компенсировал несовершенство телефонной линии мощью лёгких. — А у меня даже ремонтной ямы нет, и не было никогда, котлован в плане осенью сорок второго года стоит! Рожу я им, что ли, этот набор?
Да, мы определённо зашли по адресу. Оставалось только нагло проигнорировать испепеляющие взгляды, и пройти в кабинет.
Своему начальственному рыку директор не соответствовал ни капли. Маленький, взъерошенный, плешивый, давно уже тронутый сединой и взмыленный как лошадь на скачках — откуда только в нём столько голоса?
На одном из гостевых кресел приткнулся Романенко — усталый и перекошенный на один бок. Всё-таки, железным наш воен-инженер только хотел казаться — и, в отсутствие экипажа, изрядно расслабился.
Наше появление заставило его тут же вскинуться и попытаться хоть как-то принять более уверенный вид. Не то, чтобы у него получилось.
— Не знаю! Как хочешь! — рявкнул директор в трубку и раздражённо бросил её на рычаги. — Козёл…
Последнее слово он произнёс вполголоса — и уже после того, как телефон жалобно тренькнул звонком от мощного удара.
— Фёдор Дмитриевич, — паузой явно следовало пользоваться незамедлительно. — У нас проблемы.
— Это ещё что за балаган? — пока Романенко приходил в себя, директор уже снова приготовился запустить свою шарманку.
— Женя, — в некоторых ситуациях навыки фальшиво улыбаться просто незаменимы. — Женя Че. Будем знакомы!
— Женя, что происходит? — Романенко, наконец, очухался. — Почему ты здесь? Что это за милиционер?
— Охрана литерного. Комендант спецпоезда реквизировал нас для эвакуации вверенного ему поезда и других составов, движущихся в данный момент в том же направлении, — как оказалось, чудовищные обороты местного канцелярита отпечатались в памяти Вашей Покорной не хуже набора стандартных поз студийной фотосъёмки. — Под свою личную ответственность.
Писали здесь металлическими перьями, вроде тех, которыми нормальные люди рисуют графические новеллы, так что на выданной Лавром Евграфычем филькиной грамоте в буквальном смысле этого слова не успели просохнуть чернила. Впрочем, кого это волновало?
— Мы эвакуируем оба состава и машину, — торопливое продолжение не дало слушателям даже открыть рот. — В городе наверняка смогут подобрать какое-то оборудование и профессиональный экипаж, чтобы вернуть колосс в бой. Всё лучше, чем по-глупому его просрать с нашей инвалидной командой. Ничего личного, Фёдор Дмитриевич, но бойцы из нас — сами знаете, как из говна пуля.