В поведении Франклина больше не проявлялись те странности, которые бросились в глаза Дону при первой встрече, хотя он, бесспорно, продолжал выделяться нервностью и раздражительностью. И биография Франклина не занимала Берли так, как прежде; ему просто некогда было раздумывать над ней. Он умел быть терпеливым, когда не оставалось ничего другого, и не сомневался, что рано или поздно все узнает. Несколько раз – Дон мог бы в этом поклясться – Франклин готов был поверить ему свою тайну, но тут же опять замыкался. А Дон не показывал виду, что заметил это, и между ними возобновлялись прежние отношения.
Ясным утром, когда ленивая зыбь чуть колебала поверхность моря, они шли по узкому пирсу, соединившему западный берег Герона с кромкой рифа.
Несмотря на прилив, расстояние от кораллового дна до поверхности нигде не превышало пяти-шести футов, и вода была прозрачнейшая, видно все до мелочей. Однако этот природный аквариум не занимал ни Франклина, ни Берли. Это все привычное зрелище; главная прелесть и красота – глубже, на подводном склоне.
В двухстах ярдах от острова коралловое поле довольно круто падало вниз, но опирающийся на все более длинные сваи пирс протянулся еще дальше, заканчиваясь горсткой служебных зданий. Строители сделали героическую, в общем-то удавшуюся попытку избежать впечатления мрачного беспорядка, которое почти неизбежно производят всякие доки и пирсы; даже краны не казались уродливыми. С неохотой отдавая в аренду Всемирной организации продовольствия архипелаг Каприкорн, власти Квинсленда поставили непременным условием, чтобы не пострадала первозданная красота островов. И ВОП, можно сказать, справилась с этим.
– Я предупредил, чтобы нам приготовили две торпеды, – сказал Берли.
Спустившись по лестнице в конце эстакады, они через двойную дверь вошли в просторный воздушный шлюз. Давление повысилось, и у Франклина заложило уши; он прикинул, что они сейчас футов на двадцать ниже уровня моря. В ярко освещенном эллинге хранилось различное подводное снаряжение – от обычного акваланга до хитроумнейших двигательных устройств.
Заказанные Доном торпеды лежали на тележках на аппарели, которая уходила в недвижимую воду в конце эллинга. Они были покрашены в ярко-желтый цвет, отличающий все учебное оборудование. Дон неприязненно посмотрел на них.
– Да, уже года два, если не больше, как я ими не пользовался, – сказал он Франклину. – У тебя это, наверно, получится лучше, чем у меня.
Я предпочитаю обходиться без механизации, когда иду под воду.
Они разделись, оставшись только в плавках и свитерах, навесили на спину дыхательные аппараты. Дон дал в руки Франклину небольшой, но очень тяжелый баллон из пластика.
– Вот это и есть баллон со сжатым воздухом, о котором я тебе рассказывал. Тысяча атмосфер, представляешь себе, воздух в нем плотнее воды. Поэтому с обоих концов есть пустые отсеки для нулевой плавучести.
По мере того как ты расходуешь воздух, автоматика подпускает в поплавки воду, и баллоны все время остаются почти невесомыми. А без этого выскочишь наверх, как пробка, когда тебе этого меньше всего хочется.
Он посмотрел на манометры и кивнул.
– Половинный запас, – отметил он. – Нам и того не понадобится.
Полный заряд рассчитан на сутки, а мы всего-то с час походим.
Они подогнали новые, во все лицо, маски, тщательно проверенные заранее, чтобы не протекали и не давили. Теперь до конца курса маски будут принадлежать только им, вроде как зубные щетки, потому что нет двух людей с одинаковым овалом лица, а малейшая щель может оказаться роковой.
Затем они проверили подачу воздуха, убедились, что маленькие переносные радиостанции работают, и, наконец, легли каждый на свою торпеду. Прозрачные щитки защищали голову, ведь скорость встречной струи достигает тридцати узлов. Франклин получше вставил ноги в подпертки и нащупал пальцами педали скорости и реверса. Перед лицом у него, посередине пульта находился рычажок, который управлял торпедой, как ручной штурвал самолетом. На том же пульте было несколько тумблеров, компас, спидометр, глубиномер, вольтметр. И все.
Дон дал Франклину последние наставления и заключил:
– Держись правее меня футах в двадцати, чтобы я все время видел тебя. Если что не так и придется бросить торпеду, не забудь только выключить мотор, не то будет носиться, потом ищи ее. Готов?
– Да, готов, – ответил Франклин в маленький микрофон.
– Ну, пошли.
Тележки покатились вниз по аппарели, и вот уже они в воде. Знакомое ощущение: как и все, Франклин немножко занимался подводным плаванием, иногда ходил с аквалангом. Предвкушая приятную прогулку, он услышал, как зажужжала маленькая турбина в корпусе торпеды; стены эллинга медленно заскользили назад.
Как только они вышли из-под свай, кругом стало светлее. Видимость здесь была не очень хорошая, от силы тридцать футов, но дальше вода была прозрачнее. Дон развернулся и под прямым углом к рифу пошел в море со скоростью пяти узлов.
– Главная опасность с этой игрушкой, – говорил его голос в маленьком наушнике, вставленном в ухо Франклина, – разгонишься слишком быстро и на что-нибудь налетишь. Под водой трудно судить о расстоянии, тут нужен опыт. Вот, посмотри.
И он заложил крутой вираж, огибая внезапно выросшую перед ними коралловую башню. Если это было рассчитано заранее, то рассчитано здорово, подумал Франклин. Они прошли в каких-нибудь десяти футах от живой горы; он успел заметить полчища ярко окрашенных рыб, которые невозмутимо смотрели на него. Должно быть, привыкли к торпедам и подводным лодкам. Лов тут строго-настрого запрещен, так что человека им тоже нечего бояться.
Включив крейсерскую скорость, они через несколько минут очутились в проливе, который отделял остров от соседних рифов. Тут было где разгуляться, и Франклин стал повторять за Доном бочки, петли и горки. Он никак не поспевал за своим учителем. Они то устремлялись ко дну, на глубину около ста футов, то выскакивали из воды, чтобы сориентироваться.
И все время Дон вел репортаж, прерывая его, чтобы выяснить, как себя чувствует ученик.
А Франклин чувствовал себя великолепно. В проливе вода была намного прозрачнее, и они видели почти на сто футов. В одном месте они врезались в косяк любопытных бонит, которые сопровождали их, пока Дон не прибавил скорости и не ушел от эскорта. Акулы почему-то не попадались, и Франклин спросил Дона, в чем дело.
– Так ведь с торпедой много не увидишь, – ответил тот. – Шум водомета распугивает их. Если хочешь познакомиться со здешними акулами, плавай по старинке. Или выключи мотор и жди, пока сами не придут взглянуть на тебя.
Впереди что-то темное возвышалось над дном; сбросив ход, они приблизились к коралловой гряде высотой двадцать-тридцать футов.
– Здесь живет один мой старый приятель, – сказал Дон. – Посмотрим, может быть, он дома? Почти четыре года не виделись, да разве это срок для него – ему лет двести, не меньше!
Они проплывали мимо огромного, покрытого зеленью кораллового гриба.
Франклин рассматривал тени под ним. Вот огромные глыбы, а вот чета изящных помакантид, совсем плоских: он чуть не потерял их из виду, когда они повернулись к нему хвостом. Но ничего похожего на то, о чем рассказывал Берли.
Вдруг одна из глыб сдвинулась с места и поплыла – хорошо, что не в его сторону! Рыбина, какой он в жизни не видел, – длиной почти с торпеду и намного толще, – уставилась на него огромными выпуклыми глазищами. Она разинула толстогубую пасть, и Франклин почувствовал себя, как Иона в тот великий миг, который навеки прославил его. Блеснули неожиданно мелкие зубы, и пасть захлопнулась; он даже ощутил толчок воды.
По голосу Дона было слышно, как он рад этой встрече, напомнившей ему пору, когда он сам был курсантом.
– Привет, старина Губошлеп, давненько не виделись! Правда, хорош?
Семьсот пятьдесят фунтов, положись на мое слово. Есть его фотографии, снятые восемьдесят лет назад, он на них ненамного меньше. Удивительно, как подводные охотники не добрались до него, когда еще тут не было заповедника.
– Меня больше удивляет, как он до них не добрался, – заметил Франклин.
– Он же совсем безопасен. Промикропсы питаются только тем, что могут проглотить целиком. Зубешки у него мелковаты, кусать не приспособлены. Нет, человека ему не одолеть. Разве что еще лет через сто…
Оставив великана охранять вход в свою обитель, они продолжали плыть вдоль рифа. Дальше особых приключений не было, если не считать встречи с большим скатом, который, завидев их, снялся со дна, часто-часто хлопая «крыльями». Плывя, он удивительно напоминал огромные самолеты с дельтовидным крылом, которые парили в воздушном океане лет шестьдесят-семьдесят назад. Удивительно, подумал Франклин, как природа предвосхитила многие изобретения человека. Взять хотя бы форму этой торпеды, даже самый принцип реактивного движения.
– Обогнем риф, замкнем круг, – сказал Дон. – Минут за сорок дойдем до пирса. Как самочувствие?
– Отлично.
– Уши не болят?
– Левое ухо поначалу вроде бы заложило, но теперь ничего.
– Ладно, тогда пошли. Иди чуть сзади и выше, чтобы я видел тебя в зеркальце. А то, пока ты шел справа, я все время боялся врезаться в тебя.
Перестроившись, они со скоростью десяти узлов устремились на восток, следуя за извивами рифа. Дон был доволен прогулкой; Франклин уверенно держался под водой. Конечно, окончательный вывод делать рано, надо еще посмотреть, как он поведет себя в аварийном случае. Но это до следующего раза.
Без ведома Франклина ему уже подстроили небольшую каверзу.
ГЛАВА 4
Дни были похожи один на другой; надолго установился штиль, солнце описывало дугу за дугой в безоблачном небе. Но учение и работа не давали скучать.
По мере того как разум Франклина воспринимал новые знания и навыки, он явно освобождался от власти кошмара, который прежде угнетал его. Про себя Дон иногда сравнивал Франклина с тугой пружиной, которая теперь постепенно раскручивалась. Правда, у него еще бывали ничем не оправданные, казалось бы, вспышки; раз или два из-за этого даже срывались занятия. В одном случае отчасти был повинен Дон, за что он до сих пор казнил себя.
В тот день он с утра туго соображал, так как накануне поздно засиделся с ребятами, которые отмечали окончание курса; им присвоили звание младших смотрителей (с испытательным сроком), и они чрезвычайно гордились значком серебряного дельфина, украсившим их форменки. Похмелье – не похмелье, просто мозги работали вяло, а тут, как назло, подвернулся какой-то сложный вопрос подводной акустики. Даже будь у него голова как стеклышко, Дон постарался бы обойти этот вопрос по кривой – дескать, он не силен в математике, но если взять графики сжимаемости и температуры, получится то-то и то-то…
Это почти всегда проходило с другими учениками, но Франклина отличало нелепое пристрастие к частностям. Он принялся вычерчивать графики и дифференцировать уравнения, а Дон тихо бесился, предвидя, что сейчас будет разоблачено его невежество. Франклин быстро убедился, что орешек ему не по зубам, и попросил помощи у своего наставника. Тот сам ничего не понимал, но как в этом признаться! Создалось впечатление, что он просто не хочет помочь; в итоге Франклин вспылил и сердито вышел из класса. А Дон отправился в амбулаторию и с досадой обнаружил, что выпускники уже разобрали весь аспирин.
К счастью, такие недоразумения случались редко; оба научились уважать друг друга и идти на какие-то уступки. Вообще же Франклин не пользовался любовью преподавателей и курсантов. Во-первых, он сам избегал близких знакомств, за что местное общество признало его зазнайкой. Курсанты завидовали его привилегиям, особенно отдельной комнате. Преподаватели были недовольны дополнительной нагрузкой, а еще тем, что ничего не могли о нем выведать. И Дон, к своему собственному удивлению, не раз ловил себя на том, что с жаром защищает Франклина от нападок своих коллег.
– Он не такой уж плохой парень, когда узнаешь его поближе, – говорил он. – Не хочет о себе рассказывать – ну и что же, это его личное дело. Самое высокое начальство стоит за него – значит, заслужил. Я уж не говорю о том, что он любого из вас за пояс заткнет, когда я сделаю из него смотрителя.
Несколько человек недоверчиво фыркнули, а кто-то спросил:
– А на сюрпризах ты проверял его?
– Еще нет, но скоро проверю. Отличную штуку придумал. Поглядим, как выпутается. Потом расскажу.
– Пять против одного, что он перетрусит.
– Идет. Копи деньги.
Выходя второй раз с Доном на торпедах, Франклин не подозревал, какое развлечение ему приготовлено, и он, конечно, не мог знать, что от него зависит исход пари. Оставив позади пирс, они пошли южным курсом на глубине около тридцати футов. Пересекли расчищенный взрывами узкий проход для мелких судов Научно-исследовательской станции и сделали круг возле подводной кабины, позволяющей ученым со всеми удобствами изучать обитателей морского дна. Но в кабине было пусто, никто не смотрел на них сквозь толстое зеркальное стекло иллюминаторов. Интересно, спросил себя Франклин, чем сейчас занята юная любительница акул?
– А теперь – к рифу Вистари, – сказал Дон. – Поупражняешься в навигации.
И он развернулся на запад; там было глубже. Видимость в этот день не достигала и тридцати футов, уследить за ним было нелегко. Но вот Дон сбавил ход и пошел по кругу, ставя задачу Франклину.
– Сперва пойдешь так: курс двести пятьдесят, скорость десять узлов, время – одна минута. Потом с той же скоростью курсом ноль десять, время то же. Там встретимся. Понятно?
Франклин повторил условия; они сверили часы. Смысл задачи был ясен: маршрут представляет собой две стороны равностороннего треугольника – сам Дон, очевидно, не спеша пойдет к назначенной точке вдоль третьей стороны.
Франклин лег на заданный курс, нажал педаль скорости, и торпеда рванулась вперед, в голубую мглу. Лишь по тому, как тугая встречная струя хлестала по коленям, мог он судить о быстроте хода, а ведь без щитка его сразу бы смело с аппарата. Иногда внизу мелькало дно – гладкое и скучное здесь, в проливе между могучими рифами, – а в одном месте он настиг стайку щетинозубов, которые, заметив его, бросились врассыпную.
Вдруг он осознал, что впервые идет под водой один, окруженный стихией, в которой ему жить и работать. Эта среда служит ему опорой, она защищает его, но может в две-три минуты убить, если он ошибется. Или если вдруг подведет снаряжение. Однако мысль об этом не испортила ему настроения, он был достаточно уверен в себе и в своих навыках, которые совершенствовались с каждым днем. Франклин знал теперь, чего море требует от человека, и готов был принять вызов. С радостью он подумал, что жизнь его вновь наполнилась смыслом.
Одна минута. Он реверсировал водомет и сбавил скорость до четырех узлов. Пройдена треть мили, пора ложиться на новый курс; вторая сторона треугольника приведет его к Дону.
Он повернул рычажок вправо и тотчас понял: что-то неладно. Торпеда вышла из повиновения и тяжело переваливалась с боку на бок. Тогда он выключил двигатель; лишенный тяги, аппарат медленно повлек его ко дну.
Лежа на спине своего взбунтовавшегося рысака, Франклин пытался сообразить, в чем дело. Неудача не столько встревожила, сколько рассердила его. Вызывать Дона бессмысленно, эти маленькие радиостанции обеспечивают связь под водой от силы на двести метров. Как же быть?
Мозг подсказал сразу несколько ответов – и все не то. Починить торпеду нельзя, приборная доска запечатана, да у него и нет инструментов. Судя по тому, что отказали вертикальный и горизонтальный рули, поломка серьезная. Непонятно, как это могло случиться.
Уже пятьдесят футов, и он погружается все быстрее. Внизу показался плоский песчаный грунт; Франклин с трудом подавил безотчетный порыв – продуть цистерны торпеды и всплыть. Кажется, что может быть естественнее при неисправности – подняться к солнцу и воздуху, но это было бы самое неудачное решение. На дне он не торопясь все обдумает, а на поверхности его может унести течением на много миль в сторону. Конечно, База быстро поймает его радиосигналы, но Франклин хотел выпутаться сам, без посторонней помощи.