История с этим пятнистым (на лицо ужасным- полым внутри - так я называл я его про себя), выбила из меня все мозги. Я реально забыл о Гришане.
− Гришаня! - я бы никогда раньше так не стал ему говорить, но я был рад. Всё-таки тогда на футбольном поле он пропал. И я хотел выяснить, что произошло, куда он тогда спрятался. На фокусника совсем он не был похож.
− Ты куда пропал-то тогда?
− Домой пошёл, − улыбается, видно: рад мне взаимно. - А я тоже тебя первого сентября не признал; смотрю: ты-не ты. Пиджак у тебя.
− Угу. Сам заработал.
− Везёт. А мне мама фрак всё купить мечтает. Хорошо, что я толстый и мне так просто не купишь, как тебе. А то бы на концерте в музыкалке хвостатым ходил.
− В смысле?
− У фрака хвост, − Катюша смеялась.
Гришаня был разговорчив, совсем не пришибленный как раньше.
− Гриш! А чего это я тебя в школе не видел?
− Да прям. Ты не замечал просто. Смотришь сквозь меня.
Неужели? Может я и Лёху с Владом тоже не замечал? Но Дэна-то я везде замечал, даже в конце раздевалки, в конце коридора.
− А...ааа. Это я устаю, Гришань. Я ж у Босхана теперь в секции.
− Бегаешь? Чё-то не видел тебя.
-- А ты разве ходишь на площадку?
-- Иногда...
Я был поражён. Реал я никого не замечаю вокруг. Что со мной? Кто я? Где я?
− Ну ты − меня, я − тебя. - я не подал виду, что расстроен. - Мы в расчёте. Я бегаю, устаю.
− Везёт.
− Да уж везёт. Еле хожу. Ноги болят.
Мы ещё болтали. Рассказали Гришане о Тифе. К нему она тоже привязалась, тоже его не любила. В общем, Тифа она Лети-лети и есть.
− Ты на площадке не играешь? - спросил он в конце.
− Не, Гришань. В футбик-то не играю, после бега я никакой, иногда зрителем я. Ты меня не видел?
Гриша посмотрел на меня каким-то странным взглядом и сказал:
− Если что, я там по-прежнему, вечерами.
− В общем, увидимся, − я пожал Гришане руку. Совсем я уже того, дошёл до ручки и до ножки: стал так радоваться разным жирдяям...
Мы шли с Катюшей из школы. Мы всё время из школы вместе ходили. Получалось, что она меня как бы провожает. Ей же было дальше, у моего дома мы прощались, и я шёл домой. Её это устраивало, по-моему. Сейчас я болтал с Катюшей и мучительно соображал: как же так - Гришаня на площадке, Гришаня в школе, а я его не видел, смотрел сквозь. Может, мне пора к врачу бошку лечить? Гришаня на хоккейной коробке пропадает, мужик под пятнистым костюмом - полый, бестелесый... Тоска, короче...
Дома, собираясь на тренировку, я понял, что просто перестал смотреть по сторонам, ушёл в себя. Довольный, что логический порядок поступков восстановлен, я положил в рюкзак утеплённый костюм, заварил в термос крепкий чай с витамином . Если Гришаня будет на площадке, я с ним поболтаю после тренировки.
Вообще бег - удобный вид спорта. Никаких тебе залов и паркетов, никаких тебе платных занятий. В парк - и бегай. Ну, конечно Босхан мне там замечания поделал в сентябре, чуть мозг не вынес. Он объяснил: если человек бежит, то бежит, а если не бежит, то и не побежит никогда. Всё зависит от генетики. Техника в длинном беге важна, но не особо. В долгом беге важна дыхалка, выносливость. Босхан рассказал: есть люди, которые не могут бегать: кривоногие, косолапые, с плоской стопой. Жирные тоже не бегают. Они сразу потеют и пыхтят. Это физрук не говорил, я сам по жизни замечал. А есть люди, которые летят по дорожке, это называется генетика. Я оказался из тех, которые могут летать по дорожке, но надо над техникой работать, потому что, если я уставал, то ноги реал отказывали, я опускался на всю стопу, и даже иногда шаркал, как дед. Босхан говорил, что это самое сложное: заставить себя бежать, когда совсем не бежится.
Я оттренировался. Переоделся. В футбик ещё гоняли. Но всё какие-то незнакомые. Дэна не было. А то он прям не вылезал с этой площадки в сентябре, всячески меня провоцировал, наверное. Но мне в сентябре после бега всё было вообще никак, лишь бы домой добрести. В общем, гоняли какие-то мелкие на коробке, пинали мячик тупо. На лавке никого не было. Вообще было пустынно на площадке. Но не успел я взгромоздиться на дежурную лавку, не успел я выпить даже полтермоса, как появился Гришаня.
− Тоскуешь? - так и спросил. Неужели так заметно?
− Норм. Устал просто.
− Тебе бы мою маму, чтоб не тосковал. Как на каторге в этой музыкалке.
− Ну с мамой мне повезло без вопросов, − отвечаю. − Она сама в музыкалке училась, говорит, что сама так намучилась, что врагу не пожелает.
− О! - Гришаня поднял палец и плюхнулся на лавку, бросив папку на колени. Это был совсем другой Гришаня. Не такой забитый, как раньше. Он стар раскованный. Казалось, что мы поменялись ролями. Я теперь пришибленный и всего боюсь, а он - меня направляет, затевает разговор. -
-- О! А моя мама в музыкалке не училась. Ника карму отрабатывала, теперь я. Ну как ты вообще-то?
Я начал быстро-быстро соображать, что ответить. Принял независимый расслабленный вид и сказал:
− Да норм. С девушкой, вот, гуляю.
− Э-эх, − вздохнул Гриша. - Завидую. А я даже и не мечтаю.
Я рассказал, как всё лето учил английский. И теперь у меня в мозгу вдруг всплывают какие-то звуки и слова. Не помню, что значат, просто звуки. Гришаня поведал, что летом ему пианино на дачу перевезли. Тётя подарила ему цифровое, то есть электрическое.
− И лампочки мигают по клавишам, подсказывают, что нажимать, − рассказывал Гришаня.
Солнце, по законам разных галилеев, не стояло на месте, двигалось, садилось, клонилось, короче, к закату.
Гришаня всё грузил:
− Дрессировка. До автоматизма всё доводится, пьески эти, этюды... Слушай! - Гриша вдруг как будто вспомнил о чём-то: -- Слушай! Артём!
− Что? - я напрягся. Я почувствовал: всё, сейчас он меня чем-нить загрузит до краёв и вся моя поведенческая логика опять станет пшиком.
− Ты же видел ходока?
− Какого ходока?
− Мне сказали.
− Кто сказал?
− Ника.
− Какая Ника? Из нашей школы.
− Из Плывунов. Она моя сестра. Она умерла.
− ??? - если бы я пил, как папанины друзья, я решил, что напился до белой горячки. Но дело в том, что я не пил. Меня это не втыкало. «Стоп!» − сказал я себе. После слов Архитектора, что пятнистый пришёл к себе на могилу, слова о почившей сестре, с которой общается Гришаня в плывунах, не должны меня уже шокировать.
Гришаня тем временем уверенно, с нажимом сказал:
− Ты видел ходока. Не знаешь, куда он пропал?
На площадке темнело. Редкие мамашки уводили своих детей. По площадке прогуливались девчонка под руку с мужиком, видно отцом, солнце бликовало в его очках. У девчонки была неуклюжая походка, казалось, что она прихрамывала, хотя не была хромой - может, ногу натёрла? Катюша вечно в туфлях ногу натирала... Девчонка была невысокая, круглолицая, как и моя мама. Необычная, я обратил на неё вниманиеещё когда Гришаня не подтянулся. Они погуляли с мужиком, попрохаживались туда-сюда и сели на лавку, дальнюю от нас. Но боковым зрением я их видел, не терял из виду.
Я стал вспоминать, где я видел этого мужика. И вспомнил. Я видел его в магазине, когда покупал чайник. Мужик в тот «исторический» момент с кем-то ругался. Принесли магнитолу и уверяли его, что она бракованная, не читает диски. А он уверял обратное. Ну понятно, ему продать надо... я хотел это всё Грише рассказать. И тут увидел, что мужик смотрит на меня со своей лавки.
-- Так куда ходок пропал?
− Что? - сказал я. - Кто пропал?
− Понимаешь: я не видел ходока. Я же на дачу уезжал. Ты не можешь мне его описать. Это очень важно.
− Да кого? - я не мог понять, что Грише от меня надо.
На моё счастье с хоккейной коробки вышла девчонка. Она шла в нашу сторону. Одета была странно. Жилетка стёганая, кофта белая под жилеткой, и джинсы, какие сейчас не носят. В моём детстве такие джинсы все тётки носили. Голый живот у девчонки, пупок напоказ из-под короткой кофты. А по бокам у девчонки жилетка бока прикрывает, не застёгнута жилетка. Хотя реал холодно на улице. Девчонка была симпатичная, но бледная, как будто не из нашей местности, а откуда-нибудь с севера. Она еле-еле улыбалась. Как Джоконда, приблизительно такая же загадочная улыбка. У нас танец такой был в «Тип-топе», назывался «Вернисаж». И там девчонка, такая, рассматривает картину, а хулиган, такой, её копирует, а его друзья со смеха покатываются, а подруги девчонки с шайкой начинают выяснять отношения. И приходит бабка-надсмотрщица, её обычно кто-нибудь из мелких играл, самый по росту маленький, и свистит в свисток... Самое главное забыл. На экране был интерактив - с компа проецировалась «Джоконда» Леонардо да Винчи. И я улыбку Джоконды запомнил хорошо. У девчонки была точь-в-точь такая же улыбка. Я обернулся, продавец и его дочка тоже смотрели на эту девчонку в жилетке.
− Привет! - помахала девчонка продавцу.
− Привет! - обняла Гришаню.
− Привет! - Гриша обнимался с девчонкой.
Я ещё подумал: так вот почему он так изменился, такая девчонка классная. Они даже похожи внешне. Но почему тогда он говорил, что у него никого нет? Не в прямую, а намекал, типа мне завидует.
− А это ты, Артём? - спросила меня девчонка.
− Я, − ответил я. Но ведь правда: я это я, я-- Артём.
Лицо девчонки стало без намёка на улыбку. Она прикрывала глаза, на мгновение мне даже показалось, что она может шлёпнуться в обморок. Я смотрел ей в лицо, и мне казалось, что эта девчонка - какая-то принцесса из прошлого. Она была какая-то нереальная.
− Ты пойдёшь? - обратилась она к Грише.
− Да, Ник. Ненадолго.
− Ну пошли.
Мне показалось, что я присутствую при чужом разговоре, и я здесь лишний. Сколько раз мы так болтали с Дэном в раздевалке. Знали, что есть ещё люди вокруг, и болтали, будто никого больше нету... Это конечно не айс, некрасиво. Фигово это. Если чел с тобой находится, надо его как-то вводить в курс дела. Вежливые люди предложили бы мне пойти с ними (они же куда-то собирались), но девчонка и Гриша почти забыли обо мне. Нет! Я конечно бы отказался, но они должны были предложить. Гриша не представил мне свою девушку. Хотя... сегодня в столовке я тоже его Катюше не представил... Я поймал себя на том, что размышляю какими-то старинными категориями, древними... Обыкновенно я так не размышлял. Точно эта девчонка на меня так сразу повлияла.
Они пошли к коробке. Это было странно. Надо же было выходить левее, на дорогу, а они шли в тупик, к хоккейной коробке. Босхан Канурович закрывал пристройку, помахал им рукой, приобнял девчонку, когда они дошли до пристроек, как добрую старую знакомую приобнял, слегка похлопал по плечу. Они зашли на коробку и... исчезли. Я опомнился! Такое уже я видел. В мае! Только не видел её! Кто это? Я обернулся туда, где сидели этот продавец электроники и его дочка. Их не было. Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! Что это?
Я подбежал к физруку:
− Босхан Канурович!
− А-аа. Тёма, − физрук похлопал и меня по плечу. Он был благодушно настроен, он весь светился. - Всё ещё не ушёл?
− Кто это был?
Он посмотрел на меня пристально и сказал просто и, по всей видимости, честно.
− Плывуны.
− Плывуны?
− Да.
− А куда пропал Гриша?
− Никуда не пропадал. Он в Плывунах.
− А-аа. Понятно. - а что я мог ещё с казать?
− Такие дела, − вздохнул физрук. - такие дела...
Какие дела, я так и не понял, меня накрыла уже не тоска, а настоящий депрессняк. Мне показалось, что все присутствующие на площадке, и продавец, и физрук, и Гришаня с девчонкой, сговорились и решили меня разыграть, чтобы мозг мой вскипел окончательно. Я побрёл домой в полном как штиль одиночестве.
Глава седьмая. Рефлексия
Глава 7
Тоска продолжается. Рефлексии
У Тифы в ноябре тоже наступило затишье. Она притихла. И это была не только мамина заслуга, но и моя. Я понял, как важно включать вовремя игнор, а не становиться в позу. Если честно, на Тиф у меня сил вообще не осталось. Вид в школе у меня был уставший и молчаливо-агрессивный. Я специально загонял себя в секции, мало спал, мало ел. Я лежал ночью в полузабытьи и рассуждал, насколько скоро Серый начнёт мстить, я пытался догадаться, как он это попытается сделать. Дэн, как дворовый цепной пёс, с угрозой смотрел на меня, но не приближался, даже толчков и задеваний плечом в коридорах не стало. Катюшу Дэн тоже перестал замечать. Мне стало казаться, что Дэн действует по чьей-то указке. Я сказал о своём предположении Катюше, она на меня посмотрела испуганно, как-то затравленно, странно. Всё вокруг было странно. Ещё по ночам я начал грезить наяву какими-то странными пространствами. Там были все - Эрна, пятнистый, Ника, Гришаня... Ещё какие-то челы, я их не знал. Короче, грузился по полной, и тоска не проходила, а, наоброт, нарастала. Тиф внимательно иногда на меня смотрела. По-моему, она тоже озадачилась моей отрешённостью, да и видок у меня был растерзанный и растерянный, я перестал стричься, забросил носить пиджак, мне стало всё всё равно. Нервы мои после увиденного на площадке были на пределе. Если бы ещё Тифа подлила масло в огонь, если бы она до меня опять дободалась, я бы её убил, придушил бы эту воблу сушёную прямо на уроке. И она чувствовала это моё состояние. Тем более, что остальные мои одноклассники освоились, начинали уже передразнивать её, прикалываться, повторять её слова. Она это слышала, она об этом знала, переключалось на них, нашла себе другие жертвы и других козлов отпущения.
Один раз я слышал, как она сказала кому-то в телефон: «Почти дошёл до кондиции». Интересно, с кем она разговаривала и о чём? Она ужасно перепугалась, когда у неё на уроке завибрировал телефон. Обычно такого не случалось. Вообще телефон у неё был всегда «вне доступа» − Катюшины родители однажды два дня подряд пробовали ей дозвониться. Мы видели её разговаривающей по телефону, но отвечала она на звонок да ещё на уроке, где берегла каждую секунду, впервые, да ещё вышла из класса. Но я не дурак. Я тут же рванул к дверям, осторожно выглянул, развесил уши - Тиф удалялась от кабинета, не оборачиваясь, и я успел разобрать только эти слова, но и этой фразы было вполне достаточно. Я стал пребывать в полной уверенности, что она говорила обо мне. А что? Я и впрямь дошёл до кондиции. Я жил в ожидании чего-то. А чего и сам не знал. Иногда мне мерещились кошмары: Серый Иваныч и Дэн (а Дэн, я уверен, всё докладывал обо мне Серому) сторожат меня, выскакивают из тёмного угла и убивают...
На моё состояние влияло и то, что я каждый день общался с Босханом. Физрук был как-то причастен ко всему, к этим пропаданиям на хоккейной коробке. И однажды, промучившись и почти не сомкнув глаз несколько ночей к ряду, я понял, что все мы: архитектор Радий Рауфович, Эрна-Марина, я и папа, Гришаня, его девушка Ника (я не верил тому, что она умерла и она его сестра, это гон), физрук Босхан Канурович, пятнистый и продавец из магазина электроники, и даже Тифа - звенья одной цепи.
Я понял это после того, как неделю после школы заходил в гипермаркет электроники, вместе с Катюшей, и ни разу не встретил этого продавца. Раньше я видел его постоянно. Не часто, но я любил захаживать и рассматривать телефоны, ноутбуки, планшеты и т.д. Этот продавец всегда был подтянут, напряжён, видно, что хорошо справлялся с работой. Я спросил о нём - сказали, что давным-давно уволился, стал много болеть. Всю неделю я думал и меня осенило. Надо искать пятнистого! Надо его обязательно найти. Я начал нервничать, как только вытащил у него бумажник, то есть, я дотронулся до него и меня пронзило то чувство, которое теперь переросло в эту смертную тоску. Но где? Где его искать? На прудах. Но на прудах его не было. Бродить по магазинам, искать по городу? Но у меня нет времени. Надо кого-то просить, какого-нибудь бомжа. Пятнистый со своим нетелом не давал покоя, в первую очередь он. Во вторую очередь, не давало мне покоя, что на хоккейной коробке кто-то исчезает. Гришаню я видел в школе, мы здоровались, болтали чуть-чуть, как ни в чём не бывало. Он явно вёл себя так, будто я что-то знаю и всё понимаю. Так же, впрочем, как и Босхан. А я ничего не знал. Не врубон, как говорит папа. Не врубался я. И потом -- этиплывуны . Архитектор твердил всю мою сознательную жизнь − плывуны, физрук говорит − плывуны. Из-за плывунов же рухнуло здание. Плывуны были много лет и за оградой, сейчас из них сделали место отдыха, два пруда...
Осенние каникулы я решил посвятить поиску пятнистого и сходить к архитектору. Он единственный, кто сможет мне что-то объяснить. Всё-таки, образованный воспитанный чел. Если увижу пятнистого, решил я, то обязательно толкну его. Мне казалось теперь, по прошествии трёх месяцев, что я ошибся, что могло же быть, что эти камуфляжные штаны мягкие как зимняя куртка.