Недовольство в армии
Четырёхлетняя война против собственного народа влияла на настроения в армейской среде. Донесения и обзорные сводки политуправления РККА 1929–1933 годов сообщали руководству СССР о брожениях в умах не только красноармейцев, но и комначсостава. (Многие власовцы в 1943–1944 годах вспоминали, что отношение к советской власти у них впервые серьёзно изменилось к худшему именно во время необъявленной войны против крестьянства и казачества. В должности командиров взводов 27-го полка 5-й кавдивизии, направленного в 1930 году против повстанцев, служили И.Н. Кононов и Г.А. Пшеничный, во время II мировой войны – генерал-майор и подполковник власовской армии. На самого А.А. Власова произвели впечатление репрессии против казаков Кубани. В конце 1929 года он со своим батальоном в составе 20-го Ленинградского полка 9-й Донской стрелковой дивизии занимал крупный транспортный узел Кущёвская, южнее Ростова, через который вывозили депортированных.)
Через сутки после начала спецоперации ОГПУ на Северном Кавказе, 7 февраля 1930 года в расположении 22-го артполка 22-й стрелковой дивизии СКВО были обнаружены листовки, обращённые к личному составу полка, со следующими заголовками: «Бей коммунистов, когда придётся стрелять, а это скоро» (везде подпись «Смерть коммуны»); «Коммунисты ваши враги, товарищи красноармейцы!»; «Социализм есть видоизменённое рабство. В нужный момент знайте, кого бить» и тому подобное.
Соответственно росло количество резко критических высказываний в среде бойцов и командиров. Вот лишь некоторые, зафиксированные в обзорах и сводках политуправления РККА, а также Штаба СКВО:
«Зачем мы защищаем советскую власть, дома родителей душат налогами…» (красноармейцы Черкасов, Бражшинов и другие – 1-я рота 6-го полка 2-й стрелковой дивизии Среднеазиатского округа [САВО], 1930);
«Я зарезал бы всех уполномоченных, погодите, придёт время – мы вам покажем» (красноармейцы Алексеев и Арютин – 7-я рота 3-го полка Приволжского военного округа [ПриВО], 1930);
«Если будут выкачивать так хлеб, то будет восстание, а я расстреливать своего отца не пойду» (81-й кавалерийский полк САВО, 1930);
«На что мне партия, на что мне комсомольцы, если гробят моих на селе. Разнёс бы и партию, и ЦК, не дают развернуться сельскому хозяйству» (санинструктор Кабалов, Тифлисский военгоспиталь, 1930);
«Комсомол с песнями прошёл по крестьянам ночью. Забрали всё: муку, картофель, печёный хлеб, колбасы, масло, сыр, огурцы, капусту, сапоги, даже детские пелёнки. Матери просили, целовали руки, чтобы оставили пелёнки, но их били и забирали всё» (из письма родственников неизвестному красноармейцу 11-го авиационного парка, апрель 1930);
«Если бы знала Красная Армия, что рабочие голодают – разнесла бы весь Советский Союз» (красноармеец 61-го стрелкового полка Сибирского военного округа в обращении к группе товарищей, весна 1930);
«Коммунизм – утопия и социалистического общества построить невозможно, идейной идейности у колхозников нет, так как труд оплачивается неодинаково. Центральные советские органы выбираются по форме, а по существу у власти стоят одни и те же лица» (младший командир Вармунд, член ВКП(б) с 1927 года, СКВО, декабрь 1930);
«Житуха никуда, там урожай плохой, люди в колхозах голодают и говорят… (отточие редакций) вашу мать, всё равно нам придётся с вами воевать» (красноармеец кавэска-дрона 28-й стрелковой дивизии СКВО Н.И. Прокопов, 1909 года рождения, член ВЛКСМ, 17 февраля 1933);
«Пусть жмут крестьян, это к лучшему. Так будет восстание, а я буду на стороне восставших» (красноармеец 82-го кавполка САВО Войниченко; в сводке особого отдела подчёркивалось, что подобные высказывания Войниченко допускал систематически, и аналогичные настроения отмечаются среди красноармейцев 83-го кавполка и артполка 3-й стрелковой дивизии САВО);
«В случае войны казачество Кубани будет на стороне противника советской власти» (красноармеец 83-го полка 28-й стрелковой дивизии СКВО Б.Г. Ивченко, 1910 года рождения, член ВЛКСМ, 11 февраля 1933).
За февраль – март 1930 года только в 220-м полку 74-й Таманской стрелковой дивизии СКВО особый отдел ОГПУ «изъял» от 280 до 340 красноармейцев из числа «социально-чуждых». В 1929–1931 годах было снято с должностей пятьсот представителей комначсостава по подозрению в неблагонадёжности.
ОГПУ начало проводить оперативные мероприятия в Вооружённых Силах ещё до формального старта коллективизации: из рядов РККА увольнялись бойцы и командиры, служившие в 1918–1922 годах в различных Белых армиях.
ОГПУ обращало особое внимание на потенциальных лидеров вооружённых восстаний против советской власти. В июле 1930 года после долгих розысков погиб в перестрелке в Армавирском округе полковник армии Деникина Н. Козлов. Более десяти лет он находился вместе с дочерью на нелегальном положении и создавал конспиративные боевые группы для организации вооружённых выступлений. Дочь полковника Козлова была захвачена чекистами, судьба её остаётся неизвестной.
В 1929–1933 годах существовало множество конспиративных организаций и групп в РККА. На сегодняшний день мы не имеем полной картины этого явления, тем более трудно определить, что было реальной организацией, а что существовало только в воображении чекистов. Но размах арестов и обилие спецсообщений особых отделов ОГПУ и политуправления РККА демонстрируют, что подпольная деятельность существовала и была распространена достаточно широко.
РККА и РККФ против советской власти
Зимой – весной 1930 года командир взвода 45-й стрелковой дивизии Украинского военного округа (УВО) Глущенко от имени «Союза Освобождения» распространил в своём подразделении несколько листовок. Вот фрагмент одной из них: «Граждане! Большевистский террор усилился, народ терпит страдания под большевистской кабалой коммунистов. Коммунисты стали теми же двурушниками, крестьянство превращают в колонию. За оружие против коммунизма. За свободу и труд, за свободную жизнь».
В Белорусском военном округе начальник штаба батальона 12-го полка 4-й стрелковой дивизии И.Ф. Люцко (1902 года рождения, член ВКП(б) с 1924 года, участник гражданской войны) создал конспиративную вооружённую группу, в конце мая 1931 – го убит в перестрелке с чекистами.
В 1930–1933 годах органы госбезопасности вскрыли несколько подпольных организаций в армейской среде на различном уровне, участники которых ставили своей целью подготовку вооружённого восстания и свержения существующего режима. Относительно известной в этом ряду стала военная организация «Весна», работа которой разворачивалась в 1930–1932 годах. В оперативную разработку ОГПУ к 1932 году попало около трёх тысяч бывших офицеров Русской Армии, поступивших на службу к большевикам в 1918–1920 годах, в том числе такие известные военные специалисты, как А.А. Балтийский, А.И. Верховский, В.Н. Егорьев, А.Г. Лигнау, А.Д. Малевский. В.А. Ольдерогге, С.А. Пугачёв, А.А.
Свечин, А.Е. Снесарев и другие. (Провокационную роль по делу «Весна» сыграл военспец А.М. Зайончковский, завербованный в качестве сексота ещё ВЧК в 1921 году Лживые показания Зайончковского сыграли печальную роль в судьбе многих арестованных, обвинённых в причастности к «Весне». Указанное обстоятельство привело к официальной реабилитации репрессированных по этому делу и к объявлению в 1956–1957 годах всего дела сфабрикованным, хотя организация реально существовала, лишь численность её была чекистами завышена.)
16 октября 1930 года коллегия ОГПУ приговорила к расстрелу десять специалистов Артиллерийского управления РККА по обвинению в контрреволюционной деятельности, в том числе А.А. Бараблина, В.П. Бойко-Родзевича, С.Г. Брычкова, Г.М. Гапонова, В.Д. Костина и других.
21 февраля 1931 года особый отдел ОГПУ в РККА объявил о ликвидации контрреволюционной организации в инженерном управлении РККА во главе с Н.Н. Терлецким.
С июля 1930-го по май 1931 года раскручивалось дело по обвинению большой группы бывших офицеров Русского Флота. К маю 1931 года особый отдел ОГПУ Морских сил Чёрного моря арестовал 21 человека, инкриминировав арестованным участие в монархическом заговоре. В числе арестованных оказались: командир дивизии крейсеров Г.Г. Виноградский, командир дивизиона эскадренных миноносцев Ю.В. Шельтинг, командиры подводных лодок №№ 13, 14, 15 Б.С. Сластников, И.К. Немирович-Данченко, В.К. Юшко и другие. Коллегия ОГПУ на заседании 6 июня 1931 года приговорила шестерых моряков к расстрелу, двенадцать моряков – к десяти годам лагерей.
На низовом армейском уровне происходили аналогичные процессы. В феврале 1930 года в Прибалтийском Военном Округе (ПрибВО) был арестован помощник командира 95-го стрелкового полка Смирнов, который, как выяснилось, был участником Белого движения в чине полковника и скрывался после гражданской войны под чужой фамилией. На протяжении нескольких лет Смирнов вёл конспиративную организационную деятельность.
В марте 1930 года в 74-й Таманской и 13-й Дагестанской стрелковых дивизиях СКВО подверглись аресту с последующим привлечением к ответственности за контрреволюционную деятельность десять рядовых и девять командиров. В 38-м стрелковом полку 13-й дивизии сотрудники особого отдела одновременно арестовали командира взвода АД. Чернышёва, командира роты В.М. Кольцова и начальника штаба батальона Е.И. Доманина. Все обвинялись в принадлежности к подпольной офицерской организации бывших чинов ВСЮР. В то же самое время аресту подверглись Кутырев и Гайлеш – командиры батарей IX корпусного артполка СКВО.
В июле 1930 года в Новгород-Волынске чекисты раскрыли антисоветскую организацию, во главе которой находился демобилизованный командир отделения 131 – го стрелкового полка Нещадименко, член ВКП(б). В период службы в полку в марте 1929 года Нещадименко основал группу, в которую привлёк восемь человек, в том числе трёх командиров отделений. Группа Нещадименко ставила своей целью подготовку восстания в полку, захват оружия и вооружённую борьбу против советской власти. (Поводом к аресту послужили неосторожные разговоры с критикой в адрес коллективизации [группа красноармейцев 83-го полка 28-й стрелковой дивизии СКВО, 10 февраля 1933 года], связь с повстанцами [в июле 1930 года в СКВО за помощь повстанцам оружием и боеприпасами был арестован командир пулемётной роты 2-го горнострелкового полка Насибов] и просто человеческие эмоции: 11 марта 1933 года командир взвода сапёрной роты 28-й стрелковой дивизии Г.С. Таманский [член ВКП(б), выпускник Ленинградской объединённой военно-инженерной школы], будучи на полевых занятиях со своим взводом, пожалел двух женщин из Ростова-на-Дону, с трудом купивших на 100 рублей немного муки. Муку конфисковали бойцы спецзаград-бригады, а женщин при конфискации избили. Таманский вступился за женщин, обматерил заградотрядников и заставил их вернуть муку. При этом взвод следил за действиями командира с явным одобрением. В тот же день особисты арестовали Таманского.)
4 декабря 1930 года был арестован комдив Я.А. Штромбах, член ВУЦИК и член компартии с 1918 года, командир и военный комиссар знаменитой Щорсовской 44-й стрелковой дивизии. Случай ареста строевого командира дивизии беспрецедентен для 1930–1931 годов. На предварительном следствии 18 марта 1931 года Штромбах подтвердил своё участие в конспиративной военной организации.
Подводя итоги
Косвенным подтверждением масштабности антисоветских настроений в армейской среде в 1930–1931 годах могут служить серьёзные кадровые перестановки в высшей номенклатуре органов госбезопасности. Обеспокоенные тревожными сигналами о «морально-политической неустойчивости армии» в совокупности с локальной войной на Северном Кавказе, члены политбюро ЦК ВКП(б) б августа
1931 года приняли специальное постановление, в результате которого лишились своих постов ответственные начальники главных отделов и руководители высшего звена ОГПУ СССР: Л.Н. Бельский, Е.Г. Евдокимов, С.А. Мессинг, Я.К Ольский-Кулаковский.
Однако ротация кадров в центральном аппарате ОГПУ спокойствия политбюро не принесла. Если в 4-м квартале
1932 года особые отделы зафиксировали 69 689 случаев «отрицательных настроений» в армейской среде, то в 1-м квартале 1933-го – 89 774, во 2-м – 101 389, в 3-м – 103 301 случай.
Относительный спад наметился лишь в 4-м квартале 1933 года в связи с постепенным сошествием на нет страшного голода, организованного против сельских жителей во время коллективизации.
Но в то же время если в 1932 году общее число «отрицательных высказываний» военнослужащих по поводу политики партии и государства составило 313 762, то в 1933-м таковых отмечалось 346 711, из них связанных с угрозами повстанческой деятельности – 4 148. Всего в проведении антисоветских разговоров в 1933 году было замечено 230 080 красноармейцев и краснофлотцев, 48 706 младших командиров и 55 777 командиров и начальников среднего звена.
В 1932 году ряды РККА и флота по инициативе органов госбезопасности покинули 3 889 представителей «социальночуждого элемента», в 1933-м цифра уволенных достигла 22 308 человек, в том числе 2 486 представителей комнач-политсостава.
Итак, в 1929–1933 годах в СССР развернулась необъявленная война, начатая большевицким режимом против населения страны. Население не удвольствовалось ролью жертвы, неспособной оказывать сопротивление, и ответило на брошенный вызов массовым повстанческим движением. При этом Рабоче-Крестьянская Красная Армия и Рабоче-Крестьянский Красный Флот, в отличие от войск ОГПУ, далеко не полностью стали на сторону режима.
Этот вывод опровергает традиционные представления о завершении гражданской войны после вынужденного отступления Белых армий за пределы России в 1920–1922 годах и подтверждает распространённый в эмиграции тезис о том, что сопротивление советской власти не прекращалось внутри страны и позже. Менялись лишь формы сопротивления и основной состав участников.
К концу 1933 года в результате больших людских потерь при коллективизации и активных оперативных мероприятий ОГПУ накал сопротивления резко упал, чтобы вновь проявиться с началом II мировой войны осенью 1939 года.
Источники:
Документы фондов Российского Государственного Военного архива (РГВА), Центрального архива Федеральной Службы Безопасности (ЦА ФСБ), Центрального архива Министерства Обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ).
Коммуно-нацистский блок
Кто развязал II мировую?
В. Сендеров
«Посев», 2001, № 6
II мировая война – одно из самых тёмных для общественного сознания, самых запутанных и непонятных событий века. Восприятие этого события сформировано советской пропагандой. А она не только впрямую лжёт, не только подтасовывает и искажает факты. Это было бы ещё полбеды: с прямым искажением истории в сегодняшних условиях не так уж трудно бороться. Но для того, чтобы отличить правду ото лжи, надо поначалу чётко сформулировать подлежащие выяснению вопросы. А пропаганда вытесняет, подменяет собой логику, она табуирует ясные вопросы и налагает на них психологический запрет.
Кто начал эту войну? У правительства есть ответ, им был и остаётся металлический голос из репродуктора: «22 июня немецкие войска, вероломно нарушив…» Странное это занятие: возмущаться гитлеровским вероломством; кажется, что только сталинская моральность с молотовским интеллектом в придачу могли продиктовать этакое объяснение начала войны. Но, увы: и сегодня это «объяснение» устраивает большинство наших сограждан. И сегодня иная трактовка (скажем, того же Виктора Суворова) кажется многим кощунственной, оскорбляющей память героев войны.
Интересно, почему так? Допустим, что В. Суворов прав, и Сталин действительно готовился сокрушить нацизм. Какое похвальное намерение! Похоже, что наш президент прав, и не всё в советской истории было дурно. Для вящей национальной гордости нынешним совпатриотам надо бы скорбеть не по поводу гитлеровской безнравственности, а по случаю вероломного нападения на нас Финляндии, Бессарабии, Литвы и Польши. Героические победы 1939–1940 годов воистину делают Советской стране немного чести.
«Так называемое польское “государство”, это уродливое детище версальского договора, мгновенно пало под доблестными ударами советских и германских войск», – заявил в 1939 году Молотов. Кажется, все мы сегодня знаем: с этих доблестных совместных ударов по малым странам Европы II мировая и началась. Знаем – но не понимаем. Мы по-прежнему уверены внутренне: война начинается, когда нападают на нас. Но как ни грустно такое смещение понятий, оно всё-таки психологически естественно: своя боль всегда больней, а русские потери в этой войне чудовищны. Есть более мрачная причина того, почему мы так самозабвенно лжём себе об этой войне – лжём уже полвека. И причина эта станет ясней, если мы вглядимся в помянутые уже годы, в 1939-1940-й. Годы эти забыты нами, мы словно вычеркиваем их из своей истории. А зря.