– Готовы хоть к ежедневным боям, товарищ майор, – слегка хвастливо уверил я начальника штаба, хотя понимал, что ежедневных боев в течение полугодовой командировки не выдержит психика даже самого уравновешенного человека. И офицерская психика будет не в состоянии это выдержать. Что же тогда о солдатах говорить. Они просто могут сломаться морально, и тогда домой вернутся не мальчишки, которых родители отпускали на службу в армию, а хронические и хорошо обученные убийцы, опасные для общества. И наша задача, задача командиров разного звена, не допустить такого перелома в характере.
Лейтенант, командир взвода, которого мы сменили, перед отъездом выглядел, как мне показалось, слегка нервным. Но я его не знаю, и потому мне трудно судить – не исключаю, что он всегда такой. Но и взвод его, как мне показалось, выглядел не лучшим образом в отношении дисциплины. Впрочем, это впечатление тоже могло оказаться поверхностным.
Я свой взвод при любых обстоятельствах постараюсь не распустить. И потому я никогда не позволяю солдатам пропускать занятия с психологом. Конечно, занятия у нас не такие, как в знаменитом детском саду, где дети после встреч с психологом стали идеально послушными, только сильно вздрагивали при слове «электрошокер».
Психолог требовался для того, чтобы определить психическое состояние бойца. Если это состояние начинало «хромать», требовалась беседа уже с психотерапевтом, обеспечивающим нервную разгрузку всего за один сеанс суггестии.
Офицерам пользоваться такими сеансами разрешалось только в крайнем случае, при совершенно расшатанной психике. Тому было естественное объяснение. Человек, часто попадающий под влияние гипнотизера, становится неустойчивым к чужому влиянию вообще. А для офицера спецназа ГРУ это считается недопустимым. Конечно, гипноз в процессе нашей подготовки использовался тоже, но только легкие его формы, когда, например, проходило обучение владению методом саморегуляции. Там не было необходимости в полном погружении в гипнотический сон. Более того, некоторые из нас на курсах повышения квалификации офицеров спецназа проходили специальный курс устойчивости и противостояния гипнотическому воздействию и воздействию с помощью различных психотропных препаратов из группы «сывороток правды».
Размышляя об этом, я продолжал движение позади младшего сержанта Питиримова и рядового Мукомохова, соблюдая дистанцию метров в двадцать. Это при передвижении ползком считается оптимальной дистанцией от идущего впереди сапера. При инициализации самодельного взрывного устройства поражающие элементы, как официально называются осколки, разлетаются под небольшим, нефиксированным и всегда разным углом от поверхности земли. И на такой дистанции осколки пролетают, как правило, над головой. Хуже бывает, если взрывное устройство расположено высоко и установлено так, чтобы осколки летели вниз. Тогда спрятаться от них трудно, если вообще возможно. Остается надеяться на свое везение. Но двадцатиметровая дистанция и в этом случае дает какую-то гарантию безопасности.
Чаще всего радиус разлета поражающих элементов в самодельных взрывных устройствах покрывает площадь в десять-пятнадцать метров. А все, что улетает дальше, уже теряет скорость и ударную силу.
Отставая от меня, как и полагается, на пять метров, один за другим передвигались с соблюдением дистанции бойцы второго отделения. Последним, как я знал, полз к цели второй взводный снайпер ефрейтор Толя Паровозников со своей винтовкой ВСК-94. Первый взводный снайпер сержант Георгий Ничеухин остался с первым отделением и будет занят на ликвидации первого часового. Его винтовка позволяет работать с дистанции более двух километров – DXL-4 «Севастополь», калибра 10,3х77 мм. Сам калибр почти противотанковый, никого не оставит в живых.
Выбравшись на открытое место, я не в прицел, как другие, а в свой командирский бинокль, снабженный тепловизором, стал рассматривать противоположную сторону ущелья. И сразу поймал в окуляр свечение за камнями. Это спрятались бойцы третьего отделения, пропуская к себе в тыл второго часового. Ждут, когда тому позвонят или он сам позвонит, чтобы доложить обстановку. Доклад, естественно, может быть только один – «все спокойно». Этот доклад будет приговором тому, кто его сделает. Захватывать кого-то в плен, чтобы возиться с ним, связывать, а потом еще и охранять, желающих во взводе обычно не находится. Бандит должен быть ликвидирован. И он будет ликвидирован любым доступным способом, и при этом без звука. Это можно было смело утверждать, основываясь на предыдущем опыте. Тем более что впереди идут бойцы контрактной службы, для которых эта командировка в «горячую точку» является далеко не первой.
Я наблюдал в бинокль и не видел ни одного человека – только легкое свечение над камнями. Оснастка «Ратник» хорошо скрывает тепло, оно исходит только от лиц солдат и от их неприкрытых рук.
Но вот вдалеке появилось свечение более яркое. Самого человека за камнями видно не было. Только тепло, от него исходящее, было несравнимо с тем, что исходило от солдат моего взвода. Часовой просто «сиял» в тепловизоре. А все оттого, что не имел костюма от экипировки «Ратник». Я много раз слышал, что бандиты устраивают настоящую охоту за каким-то новым видом оружия. Но еще не слышал, чтобы охота шла за костюмами. Впрочем, таких костюмов еще не имеет ни одна армия мира. Если, не приведи бог, случится сейчас какой-то международный конфликт, наши солдаты сразу получат существенное преимущество над противником за счет суперсовременной экипировки.
Высокотехнологичное оружие имеется в армиях разных стран, взять, к примеру, США или Китай. Но вот костюмов, подобных нашему, ни в одной армии мира пока нет. И не скоро появятся. Насколько мне известно, заявки на «Ратник» делали и китайцы, и индусы, и даже сирийцы с иранцами. Но наш Оборонэкспорт отказался начинать любые поставки, пока полностью, и даже с запасом на несколько лет, не будет оснащена российская армия.
В принципе так должно быть всегда. Но к сожалению, не бывает. Если даже далекая Мексика получила на вооружение гранатометы РПГ-29 «Вампир» задолго до того, как они стали поступать в российскую армию. Кому-то прибыль оказалась важнее вооружения собственных солдат. Но на это всегда существует воля руководства. В случае с «Ратником» она была проявлена…
* * *
Я в тепловизор бинокля имел возможность наблюдать за работой своих солдат. Чем я и занимался. Когда часовой вышел из-за высоких камней, я увидел, что он держит около уха предмет, который «светится» в тепловизоре особенно сильно. Если лицо и руки часового выглядели ярко-красными, то предмет в руке был белым. Хотя до этого я никогда не рассматривал в бинокль смартфон, я все же понял, что именно он в руке часового. Значит, ему позвонили с проверкой. Беседа была недолгой. Часовой отключился от разговора, изогнулся, стараясь засунуть трубку куда-то глубоко-глубоко под одежду и, видимо, под бронежилет, когда со спины что-то большое полетело ему под ноги.
Часового дернули за ноги, он, взмахнув свободной рукой, уронил автомат и упал лицом в землю. То, что метнулось ему под ноги, оказалось человеком, который запрыгнул лежащему на спину, нанес короткий удар под основание затылка, после чего ухватил бандита за голову и резко ее повернул. Мне не было слышно, как хрустнул шейный позвонок, но он точно должен был хрустнуть. Часового на внутреннем посту больше не было…
– Товарищ старший лейтенант, готово! – сообщил младший сержант Хозяинов.
– Питиримов! Слышал?
– Так точно, товарищ старший лейтенант.
– На соединение с Хозяиновым. Быстро!
– Понял! Отделение! За мной!
Командир второго отделения вместе с сапером рядовым Мукомоховым быстро вскочили впереди меня и резво побежали к противоположной стороне ущелья. Солдаты отделения, что ползли позади меня, соблюдая прежнюю дистанцию, стали перебегать ущелье вслед за младшим сержантом. Я бежал вместе со всеми.
Хозяинов нас дожидался, не выдвигаясь дальше. И только когда я, приблизившись, дал знак рукой, младший сержант снова выдвинулся вперед. Здесь, на тропе, по которой постоянно ходили часовые, не должно было бы быть мин и самодельных взрывных устройств. Тем не менее я дал команду:
– Володя! Мукомохова с собой возьми!
Володя Хозяинов присутствовал на «проработке» операции и знал, куда ему следует идти вместе с сапером. Остальных бойцов должен был вести за собой я, в том числе и бойцов третьего отделения.
– Понял. – Командир третьего отделения сбавил ход, а рядовой Мукомохов, не дожидаясь приглашения, побежал дальше. И снова все пошло как раньше – командир одного из отделений с сапером шли впереди, только теперь я опять передвигался между двумя отделениями, а второе отделение перешло в тыл группе, временно уступив третьему отделению сапера. Впрочем, Мукомохов был не сапером отделения, а взводным сапером, то есть мог работать вместе с любым бойцом взвода и даже в одиночестве, что случалось чаще. Но в данной операции ему пришлось уже во второй раз работать в паре – сначала с одним командиром отделения, потом с другим.
– Кувалдин! – позвал я.
– Слышу, товарищ старший лейтенант. Как только снайпер отработает, мы выходим. Полным составом.
– Товарищ майор? – позвал я командира экипажа «Ночного охотника».
– Я слышу, старлей. Мы готовы. Ждем твоей команды…
В этот момент наушники донесли до нас звук выстрела DXL-4 «Севастополь». Если бы не глушитель, то выстрел звучал бы, как выстрел из легкого противотанкового орудия. Но глушитель позволял подавить звук выстрела даже сверхзвуковой пули до вполне приемлемого. В ущелье его услышать могли только мы, и то через наушники. Тем не менее в наушниках этот выстрел прозвучал достаточно громко. Это потому, что снайпер при прицеливании прижимался микрофоном к винтовке.
– Кувалдин! Поехали…
– Отделение! За мной! – прозвучал зычный и весомый, как его кулак, голос старшего сержанта…
Глава вторая
Я посмотрел в монитор своего планшетника. До лагеря бандитов оставалось не более ста пятидесяти метров.
– Второе и третье отделения! За мной! Заходим к левой стене.
Левая стена ущелья, самая дальняя от бандитского лагеря, стояла вертикально и создавала для нас прекрасное место для обстрела. Прямо под стеной громоздились крупные камни, словно кто-то позаботился и обеспечил нас брустверами.
– Товарищ старший лейтенант! Стоп! – раздался торопливый голос рядового Мукомохова. – Возможно, сюда нельзя…
– Что случилось?
– Кабель…
– Какой кабель? – не понял я, но, если сапер предупреждал об опасности, следовало остановиться.
– Из лагеря к стене идет. Возможно, к взрывному устройству. Электрический взрыватель… Если стену заминировать, она нас накроет, когда взорвется…
Это был умный ход бандитов. Даже если он был сделан в профилактических целях. То есть бандиты не знали, будет на них нападение или нет, но заранее просчитали удобную позицию для обстрела своего лагеря федералами. И позиция эта находилась прямо под стеной, которую можно было обрушить. Если бандитский сапер умеет делать направленные взрывы, то проблем не возникало.
– Обрезать кабель можно? – поинтересовался я.
– Сейчас существуют такие взрыватели, которые на размыкании контакта срабатывают. Вполне может оказаться такой. А может, что и похуже, судя по тому, что позади осталось…
– Давай без загадок. Выкладывай…
– Это может быть мина-обманка. Мы подумаем, что ликвидировали ее, займем позицию, а взорвутся другие. По радиосигналу, предположим. Слишком уж откровенно кабель нам показали. Немного заложили камнями, и все. Просто натуральная дорожка из плоских камней поперек тропы. Дурак поймет, что камни сами по себе так не лягут. Посмотрит, что под камнями. Я, похоже, и есть тот самый дурак – посмотрел. Там кабель к стене идет.
– Значит, на позицию выходить невозможно?
– Не возьму на себя смелость это утверждать. По крайней мере, товарищ старший лейтенант, это чрезвычайно опасно. Это я могу сказать точно. Стена неустойчивая. Несколько взрывов ее обязательно уронят. Боюсь даже, что несколько выстрелов из гранатомета…
Противоположный склон был почти до середины относительно пологим. Уклон составлял не больше тридцати градусов. В самой стене, что стояла сразу за склоном, было несколько небольших гротов. В одном из них, видимо, обустроилось командование банды. В другом был продовольственный склад, в третьем – лазарет, в четвертом – склад боеприпасов. А внизу, в самом ущелье, на дне, стояли палатки, в которых жили бандиты. Откуда эти данные появились в оперативном отделе, мне никто не сообщил. Да это было и не важно. Взрывные устройства скорее всего управлялись из командного грота.
– Мукомохов! – позвал я сапера.
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Что замолчал? Что предполагаешь делать?
– Пройду по кабелю. Поищу, куда он ведет.
– А потом?
– Буду искать другие взрывные устройства. Если хоть одно найду, значит, их там много. И место очень опасное.
– Хорошенькая история… А нам что предлагаешь делать? В штыковую идти? Так у нас автоматы штык-ножей не имеют.
– Не могу знать, товарищ старший лейтенант…
Вообще-то в комплект оснастки «Ратник» входит штык-нож «Шмель». Этот штык-нож подходит к автомату Калашникова, но не подходит к нашим компактным автоматам 9А-91 с глушителем. Штык-нож просто невозможно закрепить на глушителе. И потому мы держим это холодное оружие просто в виде боевого ножа. А в штыковую атаку ходим не со штыками, а с малыми саперными лопатками, заменяющими нам и бритвы, и топоры, и ножи. Кстати, у меня появилась мысль относительно такой атаки.
Два отделения взвода, что шли позади меня, остановились со мной одновременно, хотя разговор с сапером касался только меня и решение предстояло принимать мне. Нужно было оценить риск обвала каменной стены. Сам я это сделать был не в состоянии и потому вынужден был полностью доверять такому специалисту минного дела, как рядовому Мукомохову. Или же не доверять. А солдаты уже должны выполнять мою команду и доверять мне, как командиру, даже если я не вызываю у них доверия. Но если я имею право в чем-то не доверять отдельному солдату, то сами солдаты права не доверять моему мнению не имели. И потому они ждали моего решения.
– Мукомохов!
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Работай! Ищи…
– Ищу. Но могут ведь так спрятать, что и найти не удастся. У них времени было много. Камни маскировки могли даже зацементировать.
Это он вовремя заметил. Я вспомнил, что во время ограбления магазинов с крыльца одного из них, где делался ремонт, было украдено два мешка цемента. Здесь, конечно, и одного мешка хватило бы, но второй можно было взять про запас. А песок в ущелье есть в изобилии. И вода тоже. Сделать крепкий раствор нетрудно…
– Могут. Но цемент по цвету отличается от местных камней.
– На это и ориентируюсь. Хотя подкрасить раствор каменной крошкой несложно. Я с этим уже встречался.
– Что встали? – обратился я, обернувшись к солдатам взвода. – Устраивайтесь на отдых до выяснения обстоятельств.
«До выяснения обстоятельств» в данном случае ничего не значило. Я уже по большому счету практически принял решение. В опасное место вести взвод не стоит. Мукомохов правильно заметил, что хватит несколько выстрелов из гранатомета, чтобы стену своротить и обрушить. И она упадет на наши головы. Это следует рассматривать как второй вариант после взрывов. Даже если Мукомохов с младшим сержантом Хозяиновым ничего не найдут, все равно занимать позицию под стеной будет опасно. Бандиты, видимо, рассчитывали, что кто-то придет сюда темной ночью и не сумеет сразу разобраться, под какой стеной занять позицию. Ориентироваться будет по карте. А карта не показывает устойчивость стены. А мы вот благодаря внимательности взводного сапера разобрались.
План операции разрабатывался в оперативном отделе сводного отряда в соответствии с картами космической съемки и картами съемки с разведывательного беспилотника. Но так невозможно было рассмотреть качество и устойчивость скал, под которыми нам предлагалось оборудовать свою позицию. И в этом случае списать ситуацию на ошибку оперативного отдела было невозможно. Я с подобными картами много раз работал и знаю их качество.