Порочное сердце.
Роман.
Пролог.
Осень. Опавшие золотые, а большей частью уже коричневые скрюченные от холода листья покрыли пышным ковром лесную поляну, а свинцовое небо, беременное дождем, вот-вот грозило разродится. Нам было неуютно и зябко в осеннем лесу, но мы собрались здесь, чтобы вдали от посторонних ушей и глаз поговорить об Олеге. Хотя говорили мы о нём непрестанно, много, спорили и ругались до хрипоты, но после произошедшего нужно было решить, что стоит о нем говорить людям, а что нет, и чего нельзя, ни в коем случае. И главное ...., главное, в конце концов восстановить всю хронологию событий. Говорить предстояло много и долго, скорее всего до утра, поэтому нужно было развести костер.
Петруха, как истинный лесной житель первым приволок сухие коряги. И где он только их нашел в сыром лесу? Зато кряжистый коренастый Прохор сильный как муравей притащил два толстых бревна, но не на костер, а для сидения. Да и остальные без дела не стояли. Только Дашка осталась на месте, она сооружала из приносимого материала кострище. Но сооружало его не посреди поляны, как мы планировали, а ближе к Восточному краю, под ветками широкого раскидистого кедра, чтобы внезапно начавшийся дождь не затушил костер. Она придирчиво осматривала принесенные ей ветки, хмыкала, что-то беззвучно шептала и, казалось, пританцовывала вокруг будущего костра, в общем как всегда колдовала. Наши её за эти манеры не очень любили, но смирились. Андрей, неподалеку рубивший топором ветки, нет-нет бросал на Дашку недобрые взгляды.
Примерно минут через тридцать-сорок всё было готово. Все расселись. К тому времени солнце уже скрылось за горизонтом, а красный закат чуть виднелся над макушками деревьев. Петруха, чиркнув спичками, склонился, поджигая сухой мох. А я вздрогнул, вспомнив, что именно с этой фразы и начинается дневник Олега, тот самый дневник, что некогда был на ноутбуке, а теперь в распечатанном виде на листках, скрепленных стэплером, держал перед собой Андрей. . ...
***
Люблю спички, - подумал я, прикуривая. Вот казалось бы ерунда, но с ними всегда все просто. Если спичка есть, она с практически 100% вероятностью зажжется. И если их осталось пять в коробке, значит, в помещении прикурить на пять сигарет и хватит. На улице при ветре может хватить на три, а может и не хватить. Но спички это надежность, не то, что зажигалка у которой, то газ кончится внезапно, то искра пропадет. А бывает и такая подлость - искра есть, газ есть, а не загорается и всё. И самое плохое, что люди сейчас пошли - как те зажигалки, стильные, эргономичные, с ярким дизайном и широкой рекламой, а возьмут и откажут в самый неподходящий момент. А все потому, что надежны они, пока им это выгодно, а представится возможность кинуть, кинут без колебаний и душевных мук.
А впрочем...я не справедлив, и сравнение не корректное. Сейчас и спички пошли - дерьмо. Зажигаются, чтобы тут же потухнуть. Мир одноразовых людей, вещей, и отношений.
Не хочу этого мира, а значит нужно строить другой, отличный от него. И пусть первая попытка не удалась, и мне объявили войну, и бой проигран. Но это только начало..., - подумалось мне, затянулся сигаретой, и тут же поморщился от боли
Защемило сердце, моё порочное сердце, остро отзывающееся на любую несправедливость, злобность и черствость этого мира. Если бы не врожденный порок, может и жилось бы полегче...Может быть.
Учеников я тогда не искал, а вот бойцы, соратники, чтобы дать бой системе, мне были необходимы как воздух. Задыхаясь от одиночества, поддавшись минутной слабости и отчаянию, я поднял глаза к звездам и сквозь черноту ночи просто позвал. И никак не думал, что отзовутся и придут, но отозвались, и пришли...
Глава1.Первый (Колдун особого назначения).
'В отряде особого назначения 'Антитеррор' генерала Ивушкина уважали - Афган прошел, да и в двух чеченских компаниях участвовал, словом было за что. Непосредственного же начальника и командира группы майора Локтева чтили, как родного отца, и если в свободное время могли с ним и поговорить по душам, и поспорить иной раз, то во время операции, он был непререкаемым авторитетом. А вот штатного психоаналитика, которого не так давно ввели в состав группы, боялись. Темная была личность. Слова лишнего не скажет. Высокий, худой, черноволосый с черными же глазами, которые некоторые упорно называли зелеными. Даже спор как-то случился среди мужиков. Половина утверждала, что черные, другая половина, что зеленые. Потом выяснилось, что те, которые с ним близко общались, разглядели зеленые, а с кем он не говорил ещё, тем казались черные. Собственно психоаналитик редко говорил. Появился как-то вместе с командиром, тот его представил как психоаналитика, а потом Локтев предстоящую операцию стал обрисовывать в деталях. Ну, там, на карте местности и конкретно по плану дома, который предстояло брать, действия каждого члена группы. Откуда зашел, что сделал. Это только в кино, прилетают орлы и махом всех ваххабитов валят (надо признать бывает и так), а если операция запланирована, то лучше заранее по ролям распределить, чтобы друг другу не мешались, и потерь по возможности избежать.
Так вот, в тот первый день психоаналитик названный, ни слова не проронил, а когда уже стали собираться отозвал в сторону Вовку долговязого и ему на ухо что-то шепнул. Вовка потом признался, что эти слова ему жизнь спасли. Он, когда дверь пнул, в голове щелкнуло, что 'черный' ему про растяжку говорил, тут Вовка в сторону и отвалил, за стену спрятался. А там как жахнет....Откуда психоаналитик мог про растяжку знать и что именно Владимиру Северцеву по кличке 'Гвоздь' дверь открывать придется? Так-то оно так...., Колдун (такую кличку дали психоаналитику) на проработке плана действий присутствовал, и, допустим, знал, что имен Гвоздь дверь откроет, но откуда он знал про растяжку? А если знал, почему при всех не сказал? Что и говорить, темная личность. Только после его появления через, некоторое время ребята заметили, что работать стало проще, спокойнее. И при обезвреживании тех или иных боевиков потерь они практически не несли. Если и зацепит кого, то слегка и как признается раненый по собственной глупости. И про то, где боевики рассредоточены, сколько их, чем вооружены, где главный сидит, командир Локтев стал подробно рассказывать, словно в бинокль картинку рассматривал. И не было случая, чтобы его информация не подтвердилась. Сначала подумали, разведка стала лучше работать, но потом, потом...пришла догадка, что Колдун командиру помогает, раз он про некоторые мелочи знает, о которых командир не сказал. Зауважали психоаналитика, а вот бояться Колдуна в группе стали после того, как Вася-Шумахер погиб.
А дело было так.... Как всегда обсудили план операции, а Колдун посмотрел на всех пристально и вдруг что-то шепнул Локтеву, указав взглядом на Шумахера. Тут командир взбрыкнул, мол, кто в доме хозяин! Как это так нельзя?! Да Локтев прикажет и крокодил полетит! Колдун согласился, что на командира не претендует, но если тому Вася дорог, то лучше его с собой не брать. Локтев слегка замялся, и спросил у Шумахера, хочет ли он участвовать. Мол, если нет желания, то может и остаться. Вася после таких слов может особо и не хотел, но трусом показаться тоже западло, поэтому стал бить себя пяткой в грудь, что он как все. Все идут и он ничем не лучше. Колдун пожал плечами и ушел. А когда прибыли на место Локтев всё же решил Шумахера в поле не выпускать, а оставить за рулем штатного микроавтобуса.
Операция прошла успешно, ни у кого, ни царапины, вернулись к машине, Василий сидит за рулем. Тронули его, мол, поехали, а он с сиденья сполз. Как потом вскрытие показало, инсульт у Василия случился. Тут всех и проняло, стало быть Колдун смерть Василия видел, точно знал, что тот этот выезд не переживет. И скорее всего Колдун каждого из группы смерть видит, знает, когда кому каюк придет. Неприятно как-то с таким человеком, не то, что общаться, а даже видеть, как он нехорошим глазом, нутро твое рассматривает. И через некоторое время пропал психоаналитик. Две операции без него прошли..., Колю тогда ранили, а Вовка вообще в реанимацию попал. Локтев хмурился, но на прямой вопрос Степана, относительно колдуна не ответил. Прошел месяц и тут отряд подняли по тревоге. Локтев сумрачно осмотрел ребят, только желваки на скулах ходили и сказал:
- Брать будем одного человека. Все вы его знаете, но пришла информация, что переметнулся наш знакомый на другую сторону.
- Кто эта крыса? - осведомился Степан.
- Увидишь, - кивнул командир, - Не знаю, какое сопротивление при аресте он может оказать, но предупреждаю, что взять нужно живым. И еще одна просьба....- замялся Локтев, - Точнее приказ: В глаза ему смотреть запрещаю!
На этом краткая вводная инструкция и закончилась. Поколесив минут сорок по городу, автомобиль отряда дополз-таки до окраины, где серые пятиэтажки плавно переходили в старые одноэтажные дома частного сектора. У подъезда одной из пятиэтажек Локтев приказал остановиться.
- Ну,...с богом! Скелет! Боцман! Болгарку, таран взяли! Цель - третий этаж - дверь направо! Всем всё ясно? Пошли!
И они пошли...Не так, как в голливудском кино, на полусогнутых, словно заранее обделались от страха, и дыша в затылок друг другу, а быстро выскочив из машины взяли пятиэтажку под контроль, перекрыв все возможные пути бегства клиента. Окна. Выход из подъезда, и на чердак. На визг работающей болгарки, на лестничной площадке открылась дверь напротив, и потревоженный жилец хотел выразить свое неудовольствие, но увидев людей в масках и с автоматами, тут же почему-то передумал и дверь захлопнулась.
- Скелет, вечно ты людей пугаешь, - вздохнул Боцман, но Скелет его не услышал, он спилил уже оба навеса на железной двери, а теперь вдумчиво пропиливал замок. Прошло ещё несколько секунд, и отжатая монтировкой дверь с грохотом упала, будя тех жителей, которых не смогла разбудить болгарка. Бойцы с автоматами наизготовку ворвались в квартиру. И тут случилась заминка....В зале, тускло освещенном лампочками накаливания, торчащими из пластмассовой люстры, на потертом кожаном кресле, что стояло у журнального столика сидел их клиент, и клиент этот оказался генералом Ивушкиным. Генерал буквально секунду назад с невозмутимым видом, сидевший в кресле, вдруг резко поднялся и зло гаркнул в лицо вошедшим:
- Огонь!
Сложно сказать, то ли от неожиданности, то ли сработал условный рефлекс подчинения, но не смотря на приказ Локтева, все четыре ствола открыли огонь. И что удивительно, вместе со всеми стрелял и сам Локтев. Комната наполнилась грохотом выстрелов, едким пороховым дымом и пылью. Пули летели сквозь генеральскую грудь, и вырывали куски штукатурки вместе с обоями, из стены, рвали в клочья кожаное кресло, рикошетом отлетая, били оконные стекла и разномастную посуду в ветхом серванте. А возвышавшийся глыбой генерал все не падал. Как стоял, злобно сверля взглядом бойцов, так и стоял, словно не пули летят сквозь него, а так...ветерок обдувает. И от его этого взгляда было невыразимо жутко и страшно, и невозможно остановиться. Но вот, патроны кончились, и в наступившей оглушительной тишине Ивушкин шагнул бойцам навстречу. Локтев и Скелет, стоявшие плечом к друг другу, посторонились, пропуская генерала. Шаг. Ещё шаг. И генерал вышел из квартиры. Непонятно сколько прошло времени, показания свидетелей тут разняться. Но в рапорте С. Лапшин (он же 'Скелет'), указал, что прошло минут пять, пока оцепенение с них спало и они ринулись следом. А вот бывший командир отряда Локтев, утверждал, что буквально через секунду они следом кинулись. Впрочем, это не столь важно. Важно, что ни держащий под прицелом дверь Клещ ( А.Федоров), ни контролирующий чердак Кот (Н.Максимов), ни стоящий под окнами Тамерлан ( Т.Байтикеев), выходящего человека не видели....
Меж тем, человек из здания всё-таки выходил. Но не в тот момент, когда его ждали, а чуть позже, минут через десять после того, как вся группа уже собралась у микроавтобуса и оживленно обсуждала, куда он делся. А до того как выйти, этот человек таки находился в квартире, но не в зале, где шла стрельба, по несуществующему генералу, а в кухне. Сидел и пил крепкий кофе, чтобы набраться бодрости перед дорогой. Ночь. Зима. Спать хотелось. Мелькали мысли, что зря он это затеял, можно было просто раствориться в толпе, без демонстрации своих возможностей. Но Колдун точно знал, что от него не отстанут. Его будут искать везде, где бы он ни спрятался. Но одно дело вдумчивые поиски, а другое, когда мозги преследователей слегка съехали набекрень, и пока они опомнятся, у него будет шанс уйти очень далеко. Только можно ли убежать от себя? От своих воспоминания? От того, что он сделал?
А сделал Колдун в своей жизни не только хорошее. Начнем с того, что колдуном Николай Иванович Верещагин не числился, а значился он в паспорте мордвином, что никак не сказалось на его внешности. Славянская была внешность. Ничего примечательного, разве что скулы чуть широки, да глаза черные, которые в зависимости от душевного состояния могли менять оттенок на темно-зеленый. А более ничего особенного за ним не замечалось. Была одна особенность в детстве, о которой Николай вспоминать не любил. Игрался он с неким другом, которого кроме него никто не видел. И по этому поводу ребенка пяти лет мать возила к психиатру, и на учет его поставили, пока он не сообразил, что нельзя другим людям говорить правду. Со временем невидимый друг перестал приходить к нему играть, и лет к четырнадцати Николай успел обрадоваться своей нормальности. Но тут умерла его бабушка и стала являться по ночам внуку. Не продолжительное время являлась, но достаточное для того, чтобы Коля решил учиться на психиатра, чтобы разобраться наконец в самом себе. Однако с первого раза поступить в мединститут ему не удалось. Армия. Как говорят те, кто служил: Армия - хорошая школа, но лучше пройти её заочно. Вот и Коля к тем словам с радостью бы присоединился, но случилось другое...
В памяти навсегда отпечаталась яркая, сотканная из солнечных лучей картина. Особенно ярко святило солнце для только вытащенных из ямы пленных, заросших, грязных, воняющих нечистотами существ, почти полностью утративших человеческий облик. Их шатало от голода, постоянных издевательств и побоев, а ещё голова кружилась от свежего воздуха. Глаза у пленных были осмысленные, волчьи глаза, смотрящие на окружавших их бородатых, сытых, вооруженных скалящих зубы людей, с отчаянием и злобой. Звериным чутьем они понимали, что сейчас всё и решится...Денег на выкуп нет. У одного мать техничкой в школе работала, а второй и вовсе - интернатский. И дальше их держать в яме смысла не было.
- В общем, так, - медленно растягивая слова, произнес один из окружавших пленных бородачей. - Даю вам выбор. Один из вас может доказать, что он боец, а не пыль под ногами.
- На хрена нам что-то доказывать? - разбитыми губами громко шепнул один из пленных.
- А не будете, сдохните как бараны...., - в улыбке оскалился бородач и провел большим пальцем по горлу. Бородач кивнул, и перед пленными упал на землю кинжал.
- И что? - спросил второй пленный, хотя всё и так было понятно.
- Кто докажет, что он джигит - того отпущу. Богом клянусь! - развел руки командир, и тут же роем загудели его бойцы, в предвкушении развлечения, криком и свистом приободряя пленных гладиаторов.
Пленные, стоящие плечом к плечу, как завороженные смотрели на каменистую землю под ногами и кинжал с длинным тонким, злым жалом, лежащий на ней.