========== День 1. ==========
POV Кэтрин.
- Fuck! Ну и помойка!
Это были те слова, с которых мои воспоминания о ней были особенно яркими. Наверное, в жизни людей однажды все меняется. В лучшую сторону или же в самую дерьмовую – это не важно. Ясно было одно: эти перемены, черт их дери, самые паршивые в жизни любого человека.
Она сидела рядом со мной и оглядывала наших одноклассниц. Я всегда была смелее ее, всегда была намного уверенней и более сильной. Но почему-то я всегда будто следовала за ней. Иногда мне кажется, что лидерами не становятся. Ими рождаются. И как бы мы ни старались, как бы я ни прикидывалась самой сильной, а она самой слабой, мы обе знали, кто из нас вожак.
- Как мы их убьем, Кэт? – спросила она, нарушая поток моих бессвязных и пустых, никчемных мыслей. – Перестрелять из папиной винтовки?
- Я предлагаю взять их на прицел. А потом устроить техасскую резню бензопилой.
Елена взглянула на меня, будто не ожидая такой жестокости. Странно, мы вместе уже семнадцать лет, а порой удивляемся мыслям друг друга.
- Разрежем их глотки. Вот у той, - я указала на блондинку, стоящую в окружение парней, - вспорем брюхо. Я выпотрошу ей кишки наружу.
- Мы. Мы выпотрошим.
Я отобрала у нее сигарету и сама сделала несколько затяжек. Кто бы что ни говорил, а мы все-таки любили друг друга. Любили той сестринской, извращенной любовью, о которой мало кто говорит или пишет, но о которой все мечтают.
- Нам надо идти, - произнесла Елена. – Надо идти играть в этот волейбол.
Мы пошли на спортивную площадку, которая была отлично украшена каким-то жухлым газоном и толпой тупых одноклассников. Эти проститутки и наркоманы уничтожали меня и сестру изнутри. Они приводили в бешенство разговорами только об одной “бухаловке” или массовом “перепихе”. Да, я и Елена были изгоями и друзей у нас не было, но мы выделялись среди этой кучки безмозглых, тупорылых кретинов. В десять лет мы дали друг другу клятву быть вместе до конца нашей гребаной и скучной жизни. Банально и, быть может, немного сентиментально, но мы держали свое слово уже в течение семи лет.
Нас разделили по командам. Изгоев, таких, как я и Елена, а также других неудачников отнесли в одну команду, а всех остальных – в другую. Думаю, мир изначально любил разделять людей на слои, и это выводит меня из себя. Так вот, нас отнесли к самому низшему разряду.
Я взглянула на Елену. Она вставила наушники в уши и приготовилась к отбиванию мяча. И если я была бунтаркой, то моя сестра вела спокойную и тихую жизнь. Мир переполнен стереотипами о том, что все изгои либо ботаники, либо не могут за себя постоять. Это не про нас. Мы курили, посещали вечеринки лишь затем, чтобы напиться, иногда я срывала уроки и ссорилась с учителями. Нас никто не унижал. Мы сами могли унижать.
Игра началась. Стоит ли говорить о том, что мы выглядели просто слабаками по сравнению с нашими спортсменами? Это было очевидно.
Элита школы – особая каста. Меня раздражает один только их внешний вид. Все, чего мы с сестрой хотим – перерезать глотки этим ублюдкам на выпускном, а потом покончить жизнь самоубийством. И мне плевать на то, какого мнения обо мне возникнет у кого-либо. У каждого своя жизнь, и пусть ублюдки не суются в мою изгаженную и прокуренную, мерзкую душу.
Елена скромно стояла в стороне, иногда осмеливаясь отбивать мяч. Она была еще большим изгоем, чем я. Но порой меня поражала ее жестокость и то, какие садистские фильмы она смотрит. Несмотря на всю застенчивость, моя сестричка не позволяла себя обижать. Я горжусь ею, я люблю её.
Наш мрачный городок – полная помойка. Нет, мы не мечтали стать актрисами и покорить гребанный Голливуд, будь он проклят. Нам нравилась эта дыра, здесь было полно жалких, мерзких людей. Все, чего мы с сестрой желали – нашего ближайшего выпускного и больше ничего. Нам было плевать на свой внешний вид. Мы одевались как зря, слушали тяжелую металлику и иногда развлекали себя тем, что снимали предполагаемые вариации нашей смерти. У нас был фотоаппарат, была искусственная кровь, и было море фантазии. Конечно, наш школьный проект не оценили, и даже вызвали нашу безумную мамашу, но было плевать. Ведь я и сестра получали удовольствие, когда устраивали фотосессию.
Елена отбила мяч так, что получила очко в пользу нашей команды. Форбс проявила все свое недовольство. Кэролайн Форбс и Хейли Маршалл – две мозоли в нашей жизни. Безмозглые, наркоманские шлюхи, живущие за счет своих родителей. Они только и делали, что курили, трахались и разъезжали на машинах с парнями. Интеллект в степени минус бесконечность, а духовного мира даже под микроскопом не разглядеть.
Я включилась в игру, мы стали хоть и с большим отрывом от наших соперников, но выигрывать. Хоть какие-то очки мы получали с помощью меня и моей сестры. Форбс и все ее подружки были просто в бешенстве. Я мысленно представила, какой страх будет в их глазах, когда я буду перерезать брюхо этой сучки.
Свисток учителя заставил всех прекратить игру. Я подошла к сестре, которая была одета в точно такую же страшную, спортивную форму, что и я. Но я уже говорила: нам было плевать на свой внешний вид. И это были не просто слова.
Я стояла рядом с Еленой, которая сняла кофту. Сегодня и правда было жарко. Она была одета в широкую, растянутую футболку какого-то бледно-голубого или серого цвета.
- У меня болит спина, - произнесла Елена, выгибаясь назад и держась за поясницу. – Это просто ужас.
- Не вздумай умирать раньше меня.
- Я не сдохну, пока не повеселюсь на выпускном.
Мы были не из тех, кто обменивается всякими «родная», «сестренка» и прочим пошлыми, никчемными любезностями. Мы любили друг друга и были неразлучны, но в жизни не произносили этих тошнотворно ласковых слов. И дело было даже не в том, что мы зависели от стереотипов. Просто мы в этом не нуждались.
Из наушников Елена доносилась громкая музыка. Создавалось впечатление, что играют на всех возможных инструментах, и орут при этом что-то нечленораздельное. Это была самая прекрасная музыка для нас!
- Гилберт, кинь мяч! – пренебрежительно крикнула Маршалл.
- Я ей нарисую улыбку ножом, - произнесла я, когда Елена поднимала мяч. – Она будет само воплощение Джокера.
- А ты не думала о кислоте?
Я улыбнулась. Эта идея показалась мне заманчивой.
- Мне надо забрать кофту, - проговорила я и направилась к скамейкам, за которыми сидели парни.
У всей нашей школы было какой-то массовое половое созревание. Меня воротило только от одного взгляда этих ублюдков на меня, мою сестру или потаскух нашей школы. Подойдя к скамейке, я взяла кофту и взглянула на одного ублюдка, который нравился моей сестре. Елена не признавалась в этом, но я догадывалась. Конечно же, она не стала бы бегать за ним, писать стихи и напиваться таблеток от неразделенной любви. Ей было плевать на все эти штучки. Я старалась полностью возместить сестре недостаток внимания всего общества.
- Эй, Гилберт!
Я подняла взгляд. Еще один придурок – Коул Майклсон. Он думает, что если у него есть деньги и внешность, он сможет трахнуть кого только пожелает.
- Я люблю целочек.
Его дружки громко захохотали. Я взяла кофту и, взглянув на них исподлобья, показала фак. Мне нравился этот жест, а еще нравилось, когда на их лице появлялось недоумение от того, что они не могут меня задеть своими якобы оскорблениями.
Я бы, возможно, и пару матерных комплиментов им сказала, но мое внимание было отвлечено тем, что я услышала крики. Обернувшись, я увидела, как Форбс толкает Елену, а после валит ее на землю. Не помню себя в такие моменты. Вернее, я не знаю себя в такие моменты. Я просто смутно помнила, что ускорила шаг и направилась прямиком к этой суке. В моих жилах бушевала кровь, и я чувствовала всю неистовость, которая поражала, как вирус, клетки моего тела. Гнев и злоба подчинили волю, и было яркое, острое желание врезать этой шлюхе. Бросив кофту неподалеку, я схватила Форбс за волосы, отчего та громко закричала, и поволокла ее в сторону. Ко мне сразу же подбежали все ее дружки и оттащили, хоть я и продолжала брыкаться.
- Не приближайся к моей сестре! – крикнула я, вырываясь из чьих-то объятий.
- А то что?
Конечно, мне хотелось показать ей список всего того, что ее ожидает на выпускном вечере, но сейчас это было бессмысленно. Я успокоилась, понимая, что сейчас лучше претерпеть поражение. Иногда лучше признать свой проигрыш, но только для того, чтобы потом познать весь вкус столь потрясающей победы.
- Отпустите! – рявкнула я, и меня оттолкнули со всем тем презрением, которое было в этих людях по отношению ко мне.
Я помогла подняться сестре и подняла кофту. Елена выглядела просто великолепно в этой невзрачной, непривлекательной форме, которая делала из нее дурнушку. Я видела ее красоту, и эти ублюдки были не в силах понять, что же есть настоящее великолепие.
- Шлюха паршивая, - выругалась я, видя, что сестра в порядке.
Елена ничего не ответила. Она поймала на себе взгляд Локвуда и, мне показалось, что она почувствовала тошноту. Я не могла не порадоваться той мысли, что сестра все-таки выросла и осознала никчемность этих пустышек-парней, способных думать лишь одним местом.
- Кэтрин! Живо в кабинет директора!
Я перевела взгляд на нашу физручку. По-моему, у нее кризис среднего возраста и жесткий недотрах. Именно поэтому, она и бесится.
- Эта шлюха напала на мою сестру, в то время как вы черт знает чем занимались! - я не собиралась молчать.
- ЖИВО!
Я усмехнулась и, подмигнув Елене, направилась в кабинет, в котором, признаться, не была уже давно.
Город, в котором мы жили, просто находка для художника. Кругом мусорные баки и жалкие людишки. Парочки, устраивающие совокупление прямо на скамейках школьного двора. Везде мусор и грязь. Место довольно-таки живописное. Именно в таких местах мы и рождаемся. Я бы, быть может, и хотела осуществить американскую мечту: быть черлидиршой, кататься на дорогих машинах и быть в элите школы. Но в действительности Америка не такая, какой ей показывают в фильмах Западу. Подростки трахаются с шестнадцати, если не раньше, они курят травку, вступают в банды. Девушки становятся проститутками, парни – наркоманами. От этого всего жутко воротило. Картину данного места завершало вечно пасмурное небо, непрерывные дожди, лужи, грязь… Сегодня было солнце, которое только осветило убожество нашего любимого, прекрасного городка!
Войдя в кабинет директора, я не поздоровалась, села напротив его стола, и рассказала причину того, почему я удостоила его визитом. Конечно же, около десяти минут мне пришлось выслушать проповеди и прочие наставления. Но, из всей нашей дерьмовой школы, я уважала мистера Зальцмана - нашего директора. Ведь это место переполняли такие убожества, как мы, и обычные люди, вроде Аларика, вынуждены были терпеть нас рядом.
- Вы ведь неплохо учитесь, Кэтрин, – произнес он, выдохнув. Видимо, сам понял, что его вряд ли кто станет слушать, и правилам ученики все равно не будут следовать. – Чем вызвано такое поведение?
- Переходный возраст, - бросила я, разглядывая настенные часы за его спиной.
- Брали бы вы пример с вашей сестры. Она не ввязывается в драки, в отличие от вас.
- Просто я ее оберегаю.
- Вы можете идти.
Я мысленно поблагодарила этого человека и вышла в коридор школы. Прежняя спесь нежности с меня сошла, и я вновь почувствовала непреодолимую тоску и ненависть ко всему окружающему меня миру.
Уже дома, после ужина и очередного бессмысленного разговора с матерью, мы с сестрой сидели в своей комнате и слушали музыку в наушниках. Вся комната была в сигаретном дыме, но мать была глупа и сюда не заходила, в силу того, что считала нас паиньками. Отец же просто мирился с тем, что ему досталась такая дебильная семейка и читал газеты в гостиной.
Она взяла мою руку и переплела наши пальцы. В этом гребанном мире я любила только свою сестру. А она – меня. Я не проявляла симпатию к нашему безучастному отцу и недалекой матери, ровно, как и Елена. Нам больше никто и не был нужен.
- Мы ведь вместе сдохнем, правда, Кэт?
- Конечно. Я же обещала.
Она чему-то рассмеялась, а потом, сделав затяжку, снова стала слушать эту деструктивную для всех, но прекрасную для нас, металлику.
========== День 2. ==========
Он пришел работать в эту школу совсем недавно. Кэтрин была права в том, что разделила людей на глупых и несчастных. К глупым она отнесла себя, сестру и всех учащихся этой школы, а к несчастным – нормальных людей, вроде Зальцмана, которым приходится работать в этой глуши за копейки, чтобы хоть как-то прокормить себя. Деймон Сальваторе, как было сказано ранее, пришел работать в эту школу совсем недавно. Он устроился школьным психологом. Да, людей с его внешностью следовало бы отправить куда-нибудь в бизнес, или в модельную карьеру. Но он как раз-таки и относился к тому второму типу: несчастным людям. Не было выхода. Ему так нравилось анализировать людей, их поступки! Но вместо мечты о частном предпринимательстве, он получил действительность: работу в этом ужасном мрачном месте. Да, выхода не оставалось. И, вопреки всем утопическим мечтам, не стоило надеяться на то, что однажды из-за облаков выйдет солнце и исчезнут тучи с небосвода. Приходилось мириться с реалиями мира.
Сейчас к нему должны были отправить двух девушек старшеклассниц, с которыми надо было провести очередную, пустую для них беседу. Все подростки, как синонимы. Они отличаются лишь внешностью, а внутренний мир один и тот же.
Первой в кабинет вошла Елена. Она нисколько не засмущалась и села в кресло, уставившись на ремень темного, застиранного портфеля. На ней была какая-то юбка ниже колен, огромные ботинки и черные гольфы. Голубая блузка на два размера больше лишь завершала образ. Волосы растрепаны и неряшливо собраны в хвост. Сальваторе удивился, ведь старшеклассницы всегда стараются выглядеть привлекательно. Но он вспомнил слова директора. Ему надо выявить причину замкнутости и отрешенности сестер.
Деймон выдохнул и взял листок с ручкой, готовясь задавать ряд вопросов, по которым он после беседы составит психологический анализ.
Однако, Елена его опередила:
- Давайте так, - произнесла она, подняв взгляд на мужчину. – Я сейчас отвечу на все ваши вопросы, и вы отпустите меня обратно на уроки?
Не дождавшись ответа, Гилберт вновь продолжила говорить:
- Мне семнадцать. Нет, я не курю травку и не употребляю наркотики. В семье насилию не подвергалась, и ни в каких сектах не состою. Я ни с кем не спала и в ближайшее время не собираюсь. Да, я увлекаюсь эстетикой смерти и мне нравится сторониться людей лишь потому, что я не нахожу общий язык со своими одноклассниками. Да, я близка с сестрой. Нет, мы не лесбиянки. Психиатра никогда не посещала и таблетки тоже никакие не принимаю. Я ответила на все ваши вопросы?
Она изогнула бровь, вновь обращая взор на психолога. Сальваторе, кажется, был обескуражен, но решил не проявлять своих эмоций. Он пожал плечами, и его лицо приняло спокойный, невозмутимый и даже безразличный вид.
- Да, вполне.
- Я могу идти? Моя сестра ответит точно так же. Мы скажем, что были у вас, и вы добросовестно исполняли свою работу, а вы не будете мучить нас. А?
В ее голосе было столько апатии и безразличия, что, казалось, будто она вообще ничего не боялась. Такой социальный тип был знаком Деймону, но сам он редко с ним общался. Наверное, чисто от скуки, он решил просто расширить свой профессионализм, а потому и стал в будущем следить за поведение сестер.
Но, сейчас он сказал:
- Тебе нравятся животные, Елена?
Шатенка с неким удивлением посмотрела на Деймона, и в этом взгляде читалось что-то типа: «Что за фигню он несет?».
- Зачем это?
- Ну, вряд ли тебе будет интересно слушать о моей работе. Просто ответь, тебе нравятся кошки, собаки?
- Мне пофиг на них.
Обычно, если человеку нравятся животные, или он проявляет какую-то симпатию к ним, то человек не способен на жестокость. Это была личная теория Сальваторе и сейчас, получив отрицательный ответ, и сообщение о том, что сестры увлекаются эстетикой смерти, он призадумался, что, может, эти девушки чего-то и недоговаривают.