5.
— Так ты будешь за ней присматривать? — уже в третий раз повторил Локвуд, глядя на свою знакомую, работающую в больнице.
— Нужно госпитализация, Тай, — с отчаяньем в голосе произнесла Мередит. — Она в жутком состоянии.
— Нельзя ей в больницу. Ты придешь завтра? Сколько тебе заплатить, чтобы ты согласилась?
Фелл устало выдохнула и покачала головой, понимая, что ничего не обойдется, что Тайлер настоит на своем, и если уж он решил что-то сделать — отговорки бесполезны.
— Не надо завышать цены. Я составила список медикаментов и оставила его на тумбочке. Купи лекарства.
— Когда она очнется? — произнес Локвуд, закрывая дверь. Он решил проводить Мередит до выхода, где ту уже давно ждало такси.
— Завтра очнется, но ненадолго. Во сне сил расходуется мало, а силы ей потребуются.
— Спасибо тебе. Приди завтра утром, ладно?
Распрощавшись и проводив девушку, Тайлер достал сотовый из кармана и нашел в списке контактов нужный номер. Он прекрасно понимал, что сейчас будет много недовольств, криков и претензий, но это в последний раз. Ведь Бонни придется выхаживать несколько дней, если не больше.
6.
Елена вышла из здания колледжа. Бонни не было на занятиях, но учителя пока что этого не замечали. К счастью.
Тайлер должен был встретить ее после занятий, и они оба должны провести еще один день вместе, учитывая, что после вчерашнего вечера между ними появилось напряжение. Но Тайлера не было.
Девушка скрестила руки на груди — погода стала ухудшаться — и встала возле входа. Она снова чувствовала себя какой-то опустошенной и брошенной. Чувствовала внутреннее смятение, ощущала какую-то тоску, только почему — пока что не знала.
Простояв так около десяти минут, Гилберт выдохнула и быстрым шагом направилась вниз по улице, чтобы, пройдя через парк, прийти, наконец, домой. Если Тайлер не может встретить — почему бы смс-ку не отправить или позвонить? Зачем надо вечно опаздывать? Зачем вообще тогда договариваться?
Ее перехватили возле входа в парк. Обернувшись, девушка вновь встретилась с этим пронзительным, холодным и унижающим взглядом. Потом она почувствовала неприятное ощущение от прикосновения этого мужчины и недоверчиво посмотрела на Добермана. Сальваторе убрал руку.
— Тайлер уехал, и мне велено за тобой присматривать.
— Не стоит, — ответила девушка, разворачиваясь и направляясь к входу. — Я сама могу о себе позаботиться.
Сальваторе быстро схватил эту дрянь за руку, развернул ее к себе и, приблизив к себе ненавистную девушку, схватил ее за плечи. Такая близость порождала еще большую ненависть, такая близость разжигала в душе сильный огонь. Языки пламени уничтожали и нежность, и трепетность, и неловкость. Гилберт подарила Деймону такой же гневный взгляд.
— Давай оставим наши симпатии друг к другу в стороне на неделю, ладно? Я просто буду привозить тебя в твой дрянной колледж и забирать после занятий, вот и все. А как ты можешь о себе позаботиться, я уже однажды видел.
Она была такой беззащитной и свирепой в его руках, что Сальваторе испытал ярость, тонко граничащую со страстью. Ярость и страсть — сумасшедшее сочетание. Словно ты сходишь с ума от жажды, стоя рядом с водопадом. И Доберман больше всего в жизни хотел сломать эту сучку, причинить ей боль, увидеть в ее взгляде изумление и шок. Увидеть, как она будет биться в конвульсиях собственной беспомощности.
— Отпусти меня, — сквозь зубы процедила Гилберт, — и не смей больше прикасаться ко мне. Никогда.
Уже сейчас в ее взгляде появляется эта неустрашимость, чуть позже ее голос станет стервозным и надменным, а еще через некоторое время вся сущность Елены претерпит метаморфозу.
Сальваторе усмехнулся и отпустил девушку.
— Садись в машину, — с нескрываемой злобой произнес он, — и дай мне выполнить свою часть работы.
— Я — не твоя часть работы, — произнесла Елена, направляясь к машине Сальваторе.
Они ехали молча до дома. Гилберт была зла. На Локвуда, на Сальваторе, на саму себя… Вот стоило же ей тогда сесть в то метро! Ну почему она села именно в тот вагон, хоть изначально хотела сесть в другой? Все бы сейчас было по-другому. И где Локвуд, мать его? Почему он так внезапно исчезает уже второй раз? Если человек заставляет тебя ждать, он уже тобой не заинтересован. Так может?..
Но потом Елена сопоставила Локвуда и Сальваторе. Потом пришла к выводу, что от добра добра не ищут, и решила смириться со своим положением. Будь что будет. В конце концов, одну неделю можно перетерпеть.
====== Глава 12. Где твои крылья? ======
1.
Она слушала музыку в наушниках, сидя на диванчике в здании колледжа и что-то рисуя простым карандашом в альбоме. Была большая перемена, а коротать время на улице уже не очень-то хотелось — осень как-никак. Бонни тоже не появлялась в колледже, и Елена вынуждена была наслаждаться одиночеством, потому что больше ни с кем тесно из группы не контактировала. После знакомства с Тайлером уверенности прибавилось, но… Ведь Тайлер — вообще другой человек.
Елена была разочарована его отъездом на неопределенный срок, была еще больше разочарована тем, что она теперь под опекой Добермана.
Доберман. Елена один раз услышала имя этого человека из уст Локвуда. Она уже познала ненависть этого человека. Гилберт не сомневалась в чувствах Добермана к себе: ненависть легко определить. Тем более, когда ты видел ненависть в глазах своего же отца… Ненависть, презрение, злобу. У отца была причина, — хоть и выдуманная, ложная, — но была. Ненависть Сальваторе не имела обоснования, и это пугало больше всего. Гилберт приходилось садиться в машину к этому ублюдку и стараться делать вид, что витающее в воздухе напряжение не имеет никакого значения. Елена держала себя в руках: это же не всю жизнь, в конце концов, с ним ездить, правда? Лишь к колледжу и обратно.
Потому что Тайлер так делал. Потому что Тайлер уехал и беспокоился о своей Мальвине. Потому что Тайлер был отличным человеком.
Елена вчера была так зла, а сегодня она уже была растеряна, что так и не спросила причину резкого исчезновения Локвуда. Конечно, было немного глупо спрашивать о чем-то у этого ублюдка со шрамом на шее и с животными инстинктами, но… Но Тайлер не отвечал на звонки, и такое резкое исчезновение должно ведь иметь какие-то объяснения, правда?
Гилберт увидела, что рядом с ней кто-то уселся. Девушка повернула голову вправо, улыбнулась и, вытащив наушники, выключила плеер. Сейчас она была рада отвлечься от своих мрачных мыслей хоть на чуть-чуть.
— Привет, — улыбнулась шатенка, обращая свое внимание на парня, в которого когда-то была влюблена. Сейчас Елена прекрасно понимала, что никаких чувств у нее по отношению к Мэтту нет, что все ее мысли заняты Локвудом.
«И Доберманом», — ехидно добавил внутренний голос. Девушка отогнала от себя образ этого парня и переключилась на Донована.
— Привет, — ответил он, тоже улыбаясь. Видимо, он также ощущал напряжение, воцарившееся между ним и его давней подругой. — В последнее время тебя не перехватить — ты так быстро убегаешь, что я не успеваю тебя остановить.
Елена опустила взгляд. Развернувшись к Мэтту, она продолжила что-то рисовать. Почему она быстро покидала здание — Мэтт и сам знает. А Елена не собиралась делиться с кем-то еще своими сердечными тайнами.
— Есть какие-то новости, которые ты хочешь сообщить мне? — спросила она, не отрываясь от занятия.
Донован оглядел девушку, так сильно изменившуюся за последнее время. Ее внешность всегда была привлекательна, но теперь Елена предстала настоящей красавицей. Более того, после ее нашумевшего общения с Локвудом, об этой девчонке многие начали узнавать. Как это часто бывает — выходит девочка из тени, и тут появляются толпы поклонников.
Елена об этом не знала. Она была обескуражена новостями о Бонни, Добермане, была впечатлена своими отношениями с Тайлером, и сейчас ей было не до сплетен. Но Мэтта постоянно атаковывали расспросами, потому что он был вторым человеком, с кем общалась Елена. Появились поклонники. Не то, чтобы «первые парни на деревне» и не то, чтобы самые привлекательные, но… появились.
Также вырисовывались неизвестные подружки, которые хотели знать, где же серая мышка Гилберт такого парня отхватила. Так еще и с машиной.
Но Донован решил об этом не рассказывать.
— Скоро Хэллоуин, у нас тут намечается вечеринка, — парень протянул девушке два пропуска. Елена внимательно оглядела билеты, на которых были изображены ведьмы и тыквы, потом улыбнулась.
— Спасибо, — ответила она, а потом задумчиво добавила: — Наверное, Оскар был бы круче…
— Прости?
Гилберт подняла взгляд на парня, отрицательно покачала головой.
— Это мысли вслух — не обращай внимания. Спасибо за приглашения… Пускают строго по ним?
— Да. Потому что повадилась на наши вечеринки молодежь других колледжей ходить, а мы ее не очень рады видеть…
Елена взяла билеты и внимательно их рассмотрела. Она подумала, что к концу октября Локвуд точно вернется, и тогда вместе с ним можно будет сходить на вечеринку, потанцевать вместе… К концу недели он же точно вернется?
— А если я приглашу кого-то из другого колледжа?
— Приглашения позволяют звать кого хочешь, — заверил Мэтт, наблюдая, с каким интересом Елена рассматривает билеты. — Главное, чтобы количество билетов совпадало с количеством человек, которых ты приведешь.
Парень заметил еще одну перемену в своей давней подруге: уверенность. Со школы Елену пугали вечеринки, вечера и концерты. Попросить ее быть ведущей — это было невозможно, позвать на дискотеку вообще из ряда «миссия невыполнима». И вот теперь Гилберт рассматривает приглашения и даже не раздумывает пойти али нет. Она просто уверенна в своих действиях.
Что на нее так повлияло?
— Спасибо, — ответила девушка, пряча билеты в сумку и вновь принимаясь за рисунки. — Я приду.
— А где твоя подружка? — на выдохе спросил Донован, не зная как продолжить беседу. Елена пожала плечами и ответила, что она не созванивалась с Бонни. А потом, отстранившись от своего занятия, внимательно посмотрела на друга.
Даже во взгляде произошли изменения. И это привлекало, как привлекали давно в школе ее робость и ее застенчивость.
— Ты хочешь о чем-то меня спросить? Если да, то не ходи заячьими тропами.
Вообще не в духе Гилберт. Мэтт был просто обескуражен. Усмехнувшись, он оперся о спинку дивана и внимательно оглядел подругу.
— Твое ледяное сердце кто-то наконец растопил? — спросил Донован без вызова и высокомерия. Он просто понимал, что перед ним сидит уже не ребенок, а красивая девушка… Так резко повзрослевшая за последний месяц.
— Мое сердце никогда не было ледяным, Мэтт, — ответила девушка так же без вызова и высокомерия.
— И как оно? — спросил он, сделав вид, что не понял подтекст реплики Гилберт. Елена что-то нарисовала карандашом на бумаге, а потом стала прятать пенал в свою сумку, отложив альбом в другую сторону. Девушка не спешила с ответом. Теперь ей некуда было спешить, теперь она не ощущала смущения и стеснения. Потом Гилберт выдернула лист, спрятала альбом, а лист сжала в руках. Внимательно посмотрев на первую любовь, Елена пришла к выводу, что эта нежность, царившая между ними, была блеклой и не животрепещущей. С Тайлером все по-другому.
— Ты хочешь узнать о моих ощущениях?
Мэтт кивнул. Елена пожала плечами и ответила:
— У меня еще много вопросов… Но я забываю о плохом, временами я чувствую яркие потоки энергии и слышу взрывы. Так что, это восхитительно.
Сомнений в этом не было. В первый раз всегда эмоции обострены… Когда ты по-настоящему что-то чувствуешь к кому-то.
И Елена была влюблена. Влюблена в парня, для которого важен процесс. В парня, который жил лишь сегодняшним днем. Который иногда исчезал ни с того ни с сего, но который оставался все таким же нужным и важным. И Елена была влюблена в парня, которому вскоре разобьет сердце…
— Ты с ним придешь на Хэллоуин? — спросил Донован, нарушая затянувшуюся паузу.
— Да. Да, с ним. Спасибо за приглашение еще раз. Мне нужно идти.
Она поднялась, отдав Мэтту листок и направилась вдоль по коридорам.
Мэтт смотрел вслед девушке. Она, как пантера, грациозно шла, уверенно смотря вперед и даже не думая обернуться. Елена всегда смотрела вперед что бы ни случилось. Это спасало ее, наверное, от таких неприятностей как разочарование, неверие, апатия.
Донован усмехнулся. То ли еще будет.
Он перевернул рисунок, и увиденное ввело парня в некий ступор. Нарисовано все было простым карандашом и нарисовано красиво — у Елены всегда были способности к рисованию. Но сюжет! Сюжет вводил в безмолвное изумление.
Война. Елена изображала кровопролитную войну. Сотни искореженных тел, оторванные конечности, солдаты, на чьих лицах застыл ужас, страх и гримасы боли. Даже несмотря на то, что изображение было нарисовано простым карандашом, можно было с легкостью определить лужи крови — их Елена не штриховала. Это были яркие белые пятна. Небо было серым и мрачным. Из-за высоких деревьев его было почти не разглядеть.
И среди этой мясорубки в центре возвышалась красивая и неуязвимая собака. Пули, казалось, облетали это животное стороной. Или по какому-то счастливому стечению обстоятельств просто не попадали в псину. Животное уверенно смотрело вперед, стоя на каком-то полумертвом солдате, который оставшимися тремя пальцами пытался схватить пистолет, чтобы застрелиться.
Собака не видела кровопролитной войны, не видела агонии и смерти, устроившей свое пиршество. Мускулы, шерсть, морда — все было прорисовано до малейшей детали.
И Мэтт вдруг усмехнулся.
Свирепое животное и есть олицетворение самой войны? Тогда возникает следующий вопрос: что вызвало эту войну в душе такой светлой и лучистой девушки? Что порождает в ее сердце такие сумасшедшие чувства? Неужели тот парень, с которым она встречается? Да нет, не такая должна быть влюбленность. Ведь Елена сама сказала, что ее парень заставляет ее забыть о плохом…
Однако есть противовес. И этот противовес порождает войну. Безжалостную войну.
А пес был чертовски красиво нарисован. И для Елены, судя по всему, нет привлекательнее и опаснее собак, чем доберманы.
2.
Она очнулась на следующее утро. Правый глаз заплыл настолько, что невозможно было его открыть. Пальцы были перебинтованы, а все остальные ушибы — продезинфицированы и забинтованы.
Но ощущения значительно отличались от тех, которые испытываешь после какой-то очередной драки. Одно дело драться с равным себе, и совсем другое — быть избитой бугаями, которые только и умеют общаться на кулаках. Бонни не могла пошевелиться — любое движение отдавалась сильным приступом тошноты и огромной порцией боли. Многочисленные гематомы расползлись по участкам тела, словно пятна краски. Цвета были впечатляющими: лиловые, синие, багровые и прочие оттенки тошнотворно-мрачных спектров. Под ногтями засохла запекшаяся кровь вперемешку с грязью. На мизинце правой руки ноготь был настолько коротким, что казалось, этот последний маленький кусочек оторвется в следующие секунды. Болело горло, хотелось пить, и головная боль была настолько мощной, что терпеть ее было просто невыносимо. Беннет попыталась приподняться, но тело ее не слушалось — оно было свинцовым, тяжелым. Сил не оставалась даже на то, чтобы открыть глаза.
Девушка смутно помнила, как она оказалась в машине Локвуда, совершенно понятия не имела, кто осмотрел ее раны и кто перенес в эту кровать. Сейчас она не хотела ничего знать. Дикая слабость сковывала ее тело, и силы покидали с каждой секундой… О еде сейчас было нельзя говорить. Бонни тошнило, и она не была в силах взять вилку в руку. А гордость не позволяла питаться через трубочки.
Никто не сломит Бонни Беннет.
Девушка смогла открыть один глаз и оглядеть уже привычную обстановку. Она обнаружила, что на улице уже утро, хоть шторы были плотно задвинуты, и солнечный свет не проникал в просторы комнаты. Рядом кто-то тихо сел. Изображение расплылось, и девушка закрыла здоровый глаз. Она попыталась поднять руку, чтобы с помощью осязания определить человека, сидящего рядом, но рука не слушалась: упала на кровать.