Совершенное безветрие не позволило нам скоро удалиться с рейда, однако ж с помощью завозов в 2 часа после полудни мы подошли к английскому флоту. Линейных кораблей я в нем насчитал 22, много фрегатов, шлюпов и всякого рода мелких судов и, сверх того, до двухсот транспортов, тут же стоял фрегат, на котором был поднят английский флаг над датским; я думаю, что это эльсинорский брандвахтенный31 фрегат. К вечеру ветр сделался от NNO, и я думал было лавировать, но, по причине противного течения, принужден был на ночь стать на якорь. В 8-м часу вечера бомбардирские их суда бросили несколько бомб, а с каким успехом, я не знаю. В то же время с городских крепостей палили по неприятельским шлюпкам, которые тогда промеривали рейд, и в 3-м часу ночи (8-го числа) батареи опять начали палить, но темнота препятствовала нам видеть, что было сему причиной, а в 5-м часу утра все бомбардирские суда начали бомбардировать. Будучи от них недалеко, мы видели, как некоторые бомбы разрывало на воздухе, но какое действие произвели те из них, которые упали в город, нельзя было приметить. Скоро после и городские батареи открыли огонь. Ядра их не могли доставать до бомбардирских судов, по крайней мере не могли чувствительного вреда им причинить, и потому я думаю, что они палили по промеривающим гребным судам.
Наставший попутный ветр от О обратил наше внимание к другому предмету, хотя не столь любопытному, но более для нас полезному. В исходе 5-го часа мы снялись с якоря и пошли к Эльсинору. Я признаюсь, что не без сожаления терял из виду такую сцену, которая хотя не может быть забавна или приятна для чувств всякого человеколюбивого зрителя, но должна быть весьма интересна для людей, посвятивших себя военной службе, а особливо военной морской. Видеть обширную приморскую столицу, атакуемую с моря сильным флотом, а с берега сухопутными силами и которую гарнизон и жители решились до последней крайности защищать, может быть, не удастся видеть во всю свою жизнь. Такие примеры не часто встречаются в истории народных браней. С возвышением солнца и ветр утихал, к полудню был настоящий штиль, а после стал опять дуть понемногу от SSW и помог нам в 5-м часу прийти на Эльсинорский рейд, где, сделав с крепостью взаимный по трактату салют, стали мы на якорь. После сего скоро приехал к нам датский морской службы офицер Туксон справиться о своем сыне, который у нас во флоте служил мичманом, да и сам он много тому лет назад был лейтенантом в нашей службе и, по словам его, стоял в списке выше адмирала Тета. С ним я тотчас поехал на берег к коменданту Кронбургского замка.
В воротах главного вала мы должны были дожидаться несколько минут позволения о впущении меня в крепость. В комнате у коменданта я нашел очень много офицеров, которых привлекло туда любопытство, чтобы скорее узнать о участи их столицы. Они нетерпеливо расспрашивали меня с великой подробностью о состоянии, в каком я оставил Копенгаген, что мне говорил генерал Пейман, все ли они здоровы, и, не зная причины сильной пальбы, которая была им слышна в последние три дни, они думали, что флот сделал атаку на приморские укрепления, и верно полагали, что самые сильные батареи, Трехкоронная и Провистейн, взяты или сбиты. Потом, когда я им сказал, что сего дни поутру я их оставил под флагом его датского величества и что нападения на них совсем сделано не было, тогда они чрезвычайную радость изъявили и, казалось, не совсем верили мне, как будто бы подозревали, что я не хочу нанести им огорчения, объявив правду. Но когда я утвердительным образом уверял их в истине всего мною сказанного, то они слушали с величайшим удовольствием, благодарили чрезвычайно, а особливо сам комендант. Когда я его превосходительству откланялся, он меня проводил до крыльца, несмотря на глубокую свою старость и слабое здоровье.
В замке, сколько я мог приметить, имея только случай видеть оборону одного полигона, которым я вошел и вышел из крепости, находился сильный гарнизон, кроме великого числа граждан, бывших при орудиях на крепостных строениях. Эльсинор совсем не представлял того вида, который он обыкновенно имел в мирное время, будучи, так сказать, постоялым двором всей балтийской торговли. Он летом всегда был многолюден; деятельность – неразлучный товарищ коммерции – повсюду в нем являлась; но ныне едва человека можно было встретить на улице; купеческие конторы и лавки заперты, лучшие из них вещи перевезены в замок, и все молодые граждане, способные к понесению оружия, расписаны по пушкам в крепости, где они должны были находиться почти безотлучно. Английские купцы, прежде составлявшие главные коммерческие общества сего места, переехали в Эльсинбург32. Город так был пуст, и печаль или, лучше сказать, отчаяние жителей столь велико, что я не имел никакой надежды купить что-либо из нужных для шлюпа вещей, однако ж помянутый г-н Туксон сам добровольно взялся мне вспомоществовать. Для покупки водки, вина и уксусу он рекомендовал мне прусского вице-консула Толбутцера (Tolbutzer), чем я чрезвычайно был доволен. Свежие провизии мы также получили помощью г-на Туксона. Все мясные лавки и рынки были заперты; с окружными деревнями сообщение пресечено. Итак, мясо и зелень надлежало искать в частных домах, но для сего нужно было иметь знакомых между жителями и знать их язык, иначе ни в чем нельзя было успеть. Но г-н Туксон своим старанием вывел меня из таких замешательств. Мы имели довольно свежего мяса и зелени как для офицерского стола, так и для команды, и платили, я думаю, не дороже обыкновенных цен, по коим оные продавались в мирное время. Доброхотство его к нам много превосходило благодарность, которую я мог ему изъявить, и потому я писал к нашему министру в Родсхильд о достойных признательности поступках г-на Туксона в рассуждении нас так, как подданных е. и. в-ва, и ласкаю себя надеждою, что его превосходительство не оставил без внимания моего отзыва.
После полудни 9-го числа мы получили заказанное мною количество водки, вина и уксусу, которых г-н Толбутцер, при всем своем старании, не мог скорее доставить, потому что приказчики и работники его находились в крепости, а таможня была заперта.
Поутру прошли в Копенгаген около 30 английских судов под конвоем двух линейных кораблей. Они держали ближе к шведскому берегу вне выстрелов Кронбургского замка, а вечером в 11-м часу идущее из Зунда судно проходило недалеко от нас. Засветло мы его не видали и не знаем, какое оно, но с крепости сделали по нем несколько выстрелов с ядрами. Если они уверены были, что оно английское, то, без всякого сомнения, имели право стрелять в него, в противном случае такой поступок не похвален; может статься, оно было нейтральное так, как и стоявшие с нами на рейде суда, из коих одно имело русский купеческий флаг. Правда, что суда, знающие, в каких обстоятельствах крепость находится, не должны под ее выстрелы подходить в ночное время. Но война сия лишь только началась, и судам, приходящим в Зунд, не была известна, так, как и мы ничего о ней не знали до самого прихода к Драге, притом на рейде не было ни одного датского судна, а крепости с морской стороны неприятель вредить не мог.
Десятого числа, после полудни в 5-м часу, приехал к нам лоцман, которого я нанял для Северного моря: имя его Досет, родом англичанин, но, поселившись давно в Эльсиноре, сделался гражданином сего места. Тогда, снявшись с якоря, мы пошли в путь при умеренном ветре от S. По трактату надобно было опять салютовать крепости, чего мы и не упустили сделать. Пред снятием с якоря я вручил г-ну Толбутцеру письмо к нашему министру, находившемуся в Стокгольме, при коем препроводил к его превосходительству для доставления в С.-Петербург рапорт мой в Государственную Адмиралтейств-коллегию и донесение к морскому министру.
Южный ветр стоял только до 3 часов пополуночи (11-го числа), а потом перешел в NW четверть. Ангольтский маяк мы прошли в 4-м часу и, продолжая идти бейдевинд левым галсом, в полдень были в обсервованной широте 57°6′. Нидингские маяки от нас находились на NtO в 12 милях. С полудни ветр перешел в SW четверть и дул так же умеренно, как и прежде, от разных румбов сей четверти; погода была облачная. Скагенский маяк33 открылся нам в 10 часов вечера, а в полночь был он от нас на W в 8 или 10 милях глазомерного расстояния.
Все сутки 12-го числа мы лавировали между ютландским и норвежским берегами. Ветр иногда дул крепко и заставлял нас брать рифы у марселей, отчего в плавании успеха мы иметь не могли. Поутру 13-го числа ветр опять в NW четверть перешел, и от W шла большая зыбь, которая еще более склоняла нас под ветр, а с полудни и ветр также задул от W весьма крепкий, который продолжал дуть, отходя к WNW и NW, до вечера 14-го числа, а потом начал утихать. Сего дни, в полдень, мы были по обсервации в широте 57°47′. Скагенский маяк от нас находился на WtS в расстоянии 12 или 15 миль, а каменья, называемые Патер-Ностер, по новой карте Каттегата34, на NOtO в расстоянии 18 миль. Сравнивая наш пункт, счислимый с определенным по обсервации и пеленгам, и приняв в рассуждение дрейф, волнение и потерю при поворотах, я заключил, что течением снесло нас к SO на 15 миль. Мы и прежде всегда находили разность между счислимым пунктом и подлинным местом, но она никогда не была так велика. Причину оной лоцман наш приписывал следующему обстоятельству: известно, что в Скагерраке постоянное течение идет к SW подле норвежского берега, а к NO y ютландского; воды, говорит он, выходящие из Балтийского моря бельтами, текут к N, между ютландским берегом и островами Ангольтом и Лессоу; в заводе у мыса Скагена они поворачивают к О, по направлению берега, и у самой оконечности оного, встретив течение, идущее к S, оба сии течения переменяют направление и стремятся к SO с большей скоростью. Что принадлежит до течений в Скагерраке у норвежского и ютландского берега, в том нет никакого сомнения, но о правильном течении к N у западных берегов Каттегата я прежде не слыхал. Может быть, лоцман наш мыслил и справедливо. Впрочем, как бы то ни было, от вышеупомянутых ли постоянных причин или от других каких случайных течение быстро шло к SO и OSO, только мы опытом узнали, что оно действительно существует: действие оного едва было не навлекло на нас пагубных следствий. Выше сказал я, что в полдень обсервованная наша широта была 57°47′; Скагенский маяк от нас находился на WtS. Утвердя таким образом пункт свой, мы шли на NtW по компасу, бейдевинд левым галсом35; дрейфу, по самой большой мере, не могло быть более 1½ румбов. До 6 часов мы прошли 16¼ миль. Тогда каменья самого ближайшего к нам подветренного берега должны были от нас находиться в 14 милях. Однако ж по глазомеру мы гораздо ближе к берегу были, и хотя курс, исправленный дрейфом и склонением, вел нас вдоль берега чисто от всех опасностей, но приметно было, что мы к нему весьма скоро приближались: ветр дул и волнение неслось прямо на каменья, называемые Лангеброд. По совету лоцмана в 6 часов поворотили мы на другой галс, а чрез полчаса ветр стал заходить. Тогда нас начало валить к каменьям Патер-Hостера, и для того в 7 часов мы опять поворотили на левый галс и легли на NW по компасу. Между тем от берега были не далее 6 миль. Ветр стих и едва мог наполнять верхние паруса, а зыбью нас приближало к берегу. Небо покрыто было облаками, дождь шел сильный, и страшные черные тучи поднимались от W. Мы ожидали каждую минуту жестокого шквала, и если бы это случилось, то, по моему мнению, в ту же бы ночь и кончилось плавание «Дианы», а может быть, и мы все окончили бы наше путешествие в здешнем мире. Офицеры и вся команда были наверху по своим местам; якоря были готовы, но я на них не много надеялся: у самых каменьев на чрезвычайной глубине, в крепкий ветр и при большом волнении они не могли долго держать. В таком опасном положении мы находились до полуночи, а тогда прежний ветр настал и пошел далее к N, для чего мы поворотили на правый галс. К 2 часам ночи (15-го числа) ветр стал свежее и опять отошел к W, а потом к WSW по компасу; мы тотчас легли на левый галс и поставили все возможные паруса. По рассвете увидели с салингу к NO берег в окружностях Стромстата36. Мы не ожидали быть от него так далеко по нашему счислению, но, без сомнения, течение к W, которое мы встретили, приблизившись ночью к берегу, было тому причиной. Оно, как то означено на всех картах, идет кругом каменьев Лангеброд в залив, находящийся пред входом в порт города Христиании. Поутру увидели мы лодку в некотором от нас расстоянии. Полагая, что на ней рыбаки возвращаются с промыслу, сделали мы ей лоцманский сигнал, но они, знавши, я думаю, копенгагенские новости, сочли нас англичанами и тотчас пустились к берегу. В полдень широту по обсервации мы определили 58°20′, остров Мардо по счислению от нас находился на WtN в расстоянии 45 миль; ветр был свеж, и мы продолжали курс NW по компасу, идучи бейдевиндом весьма тихо. B 10 часов ночи мы поворотили от берега, а в час пополуночи (16-го числа) опять к берегу, который и увидели прямо перед собой. В 7-м часу утра, подойдя к нему, мы увидели, что лоцманские лодки подле оного разъезжали и сделали им сигнал, но они к нам не подходили ближе двух или трех пушечных выстрелов. Намерение мое было войти в порт и дождаться благополучного ветра. Так как выход из норвежских гаваней не сопряжен с большим трудом, то я считал гораздо лучше во время противных ветров простоять в порте, нежели лавировать без всякого успеха в таком опасном море, где судно должно много потерпеть как в корпусе, так и в вооружении от больших парусов, кои необходимость часто заставляет нести в крепкие ветры в узких местах; сверх того, и люди напрасно несут чрезвычайные труды, будучи принуждены действовать парусами почти беспрестанно. Ветр, постепенно стихая, к полудню совсем почти утих. Мы тогда были от острова Мардо к NО милях в четырех или пяти, а от ближних камней милях в трех. Широта, по полуденной высоте солнца найденная (58°41′), уверила нас, что мы находились пред входом в гавань Мардо, где мне случилось быть в 1796 году на фрегате «Нарве». Мы тогда зашли в нее с английским конвоем за противными ветрами, и при входе командорский фрегат «Андромаха» стал на камень, хотя он и имел лоцмана. Сей случай напомнил мне, что там могут быть и другие камни; следовательно, опасно, полагаясь на свою память, идти без знающего проводника. Между тем лоцманские лодки допустили нас к себе на пушечный выстрел, а подъехать к судну не хотели. Призывать их ядрами не годилось, и я употребить сего, хотя, впрочем, верного средства, ни под каким видом не хотел, и потому я решился было послать к ним шлюпку. Мне очень странно показалось, что они считали нас англичанами тогда, когда два судна, которые непременно должны быть датские, шли под самым берегом к NO (в Христианию, я думаю), и мы за ними не гнались. Впрочем, если бы пожелали взять их, то ничто не могло избавить сих судов от наших рук, кроме как, поставя их на камни, зажечь. Я чрезвычайно желал зайти в Мардо: маленький торговый городок Арендаль, при сей гавани лежащий, мог снабдить нас достаточным количеством всякого рода свежих съестных припасов и очень дешево, воду пресную могли мы получить даром, не имея нужды в Англии платить за нее гинеями, и притом люди имели бы случай отдохнуть. Но наступивший в первом часу ветр от NO вдруг уничтожил мое прежнее намерение, мы поставили все паруса и пошли к S. Благополучный ветр заставил нас радоваться, что мы не вошли в порт, однако ж ненадолго; из NO четверти он стал постепенно отходить к SO, потом к SW и в 8 часов вечера утвердился на румбе WSW совершенно нам противный. Тогда мы жалеть стали, что не вошли в гавань. Таким случаям мореплаватели бывают часто подвержены; весь успех всех их предприятий и планов зависит от самой непостоянной стихии. Направление ветров и сила их в частях света, лежащих вне тропиков, зависят от стечения столь многих обстоятельств, что весьма мало таких случаев, когда бы можно было без ошибки предузнать погоду. Наш лоцман, человек лет под шестьдесят, в ребячестве вступил в купеческую морскую службу и служил на море лет сорок. Он любил предсказывать погоду по солнцу, по облакам и пр. и, к большому его огорчению, всегда ошибался. Казалось, сама природа хотела шутить на его счет: что он ни предсказывал, тому совершенно противное случалось. Западный ветр с небольшой переменой к N и к S продолжал дуть почти до полудни 20 числа и временно был крепкий, а иногда утихал. Мы во все сие время лавировали в Скагерраке, но не с большим успехом: в трое суток подались мы к W только на 45 миль. С нами были сопутники, судов до 20 английских под конвоем брига37. Линейный их корабль, увидевши наш флаг, к нам не подходил и не спрашивал, хотя был близко нас, а в то же время осматривал нейтральное судно. Сей случай подтверждает мое мнение, что английские корабли, посланные против датчан, имели предписание не подавать ни малейшей причины к ссоре с нашим двором, хотя, впрочем, по последнему между Россией и Англией трактату, они имели право осматривать наши военные суда. 20-го числа, в полдень, мы были по обсервации в широте 57°42′; мыс Дернеус от нас находился в 36 милях на NW 60°. От сего места мы взяли наше отшествие, для перехода Северного моря, при тихом ветре от NO. Поутру был совершенный штиль. Сего дни мы имели первую ясную и тихую погоду со дня отбытия нашего из Эльсинора. Пользуясь оною, вся команда вымыла черное свое белье и проветрила платье и постели. Я о сем случае здесь упоминаю для того, что заставлять служителей проветривать их постели и переменять на себе белье как можно чаще почитается весьма нужным средством, споспешествующим сохранению их здоровья. И потому во все путешествие я не пропускал для сего ни одной хорошей погоды и для мытья рубашек давал им пресную воду и мыло. Упомянув один раз о сем предмете, я не буду впоследствии уже повторять, когда мы мыли белье или проветривали платье.