Назавтра, в половине седьмого утра, неся под мышкой коробку с ланчем и новенький рабочий комбинезон, обошедшийся ему в четыре доллара, он с чувством собственного достоинства вошел в вагоноремонтную мастерскую «Великой Северной». Он словно явился в новую школу, но никто не проявил никакого интереса и не спрашивал, будет ли он вступать в школьную команду. Пришлось отметиться в журнале прихода, что несколько его задело; мастер, без всякого напутствия вроде «Иди и побеждай!», отправил его таскать доски для вагонных крыш.
Настал полдень; ничего особенного не произошло. Светило жаркое солнце, болели руки и спина, но ничто не всколыхнуло унылую поверхность утренних часов. Не понесла взбесившаяся лошадь пролетку с дочкой президента компании; не прошел по территории директор и не выделил его среди прочих своим наметанным глазом. Не падая духом, Бэзил продолжал упорно трудиться, ведь не стоит ждать многого от первого же рабочего дня!
Ланч он пошел есть в компании Эдди Пармили. Эдди работал здесь в каникулы уже несколько лет; этой осенью он собирался за свой счет поступать в Университет штата. Он с сомнением покачал головой, услышав, что Бэзил собирается заработать на учебу в Йеле.
– Вот что надо делать, – сказал он. – Займи у матери две тысячи долларов, купи двадцать паев в «Плугах и тракторах». Затем иди в банк, возьми в кредит еще две тысячи под эти бумаги и на эти две тысячи купи еще двадцать паев. Год сидишь, ничего не делаешь, а затем уже и думать не придется о том, чтобы самому зарабатывать на Йель!
– Не думаю, что мама даст мне две тысячи долларов.
– Что ж… А я бы поступил именно так!
Если утро было небогато событиями, то день ознаменовался слегка неприятным инцидентом. Бэзил чуть-чуть поднялся по карьерной лестнице – его отправили на крышу грузового вагона помогать приколачивать те самые доски, которые он носил утром. Здесь он обнаружил, что вбивание гвоздя в доску требует большего навыка, нежели вколачивание гвоздиков в стенку; он считал, что справляется вполне сносно, но снизу вдруг донесся сердитый голос:
– Эй, ты! Ну-ка, встань!
Он посмотрел вниз. Там стоял мастер с неприятным багровым лицом.
– Да, ты, в новом комбинезоне! Встань!
Бэзил огляделся, пытаясь понять, не прилег ли кто рядом, но рядом были лишь двое полностью поглощенных работой угрюмых венгров, так что до него понемногу дошло, что обращаются, очевидно, именно к нему.
– Прошу прощения, сэр? – сказал он.
– Вставай на колени или проваливай! Ты на работе или где, черт тебя побери?
Он вбивал гвозди сидя, и мастер, вероятно, подумал, что он просто отлынивает от работы. Бросив еще один взгляд на мастера, он решил воздержаться от объяснения, что сидя чувствует себя более устойчиво, и решил промолчать. Вот в Йеле, наверное, нет никаких железнодорожных мастерских; и с внезапной болью он тут же припомнил зловещее название «Нью-Йорк – Нью-Хейвен – Хартфорд»…
На утро третьего дня, едва он понял, что его комбинезон уже не висит там, где он оставил его вчера вечером, было объявлено, что всех работающих менее шести месяцев сегодня увольняют. Бэзил получил четыре доллара под расчет и лишился комбинезона. Так что знание о том, что гвозди забивают, стоя на коленях, обошлось ему всего лишь в стоимость трамвайного билета.
III
Двоюродный дедушка Бэзила, Бенджамин Рейли, проживал в большом старомодном особняке в старом районе города; туда и прибыл Бэзил вечером того же дня. Это была крайняя мера – Бенджамин Рейли и дедушка Бэзила были братьями и не разговаривали друг с другом вот уже двадцать лет.
Низкорослый и коренастый старик с непроницаемым лицом, скрытым за белой, как у пуделя, бородой, принял его в гостиной. За ним стояла дама лет сорока, полгода назад ставшая его женой, и ее пятнадцатилетняя дочка. Ту ветвь семьи, к которой принадлежал Бэзил, на свадьбу не пригласили, поэтому новых родственников ему до сих пор видеть не приходилось.
– Мне захотелось навестить вас, дядюшка Бен! – с легким смущением произнес он.
На некоторое время повисла тишина.
– Мама здорова? – спросил старик.
– Да, благодарю вас!
Мистер Рейли занял выжидательную позицию. Миссис Рейли что-то сказала дочери; та бросила любопытный взгляд на Бэзила и нехотя покинула комнату. Мать усадила старика.
От смущения Бэзил приступил прямо к делу. Он желал бы устроиться на временную работу в «Оптовые продажи медикаментов Рейли».
Дядя минутку поерзал на месте, а затем ответил, что в его компании сейчас нет вакансий.
– Как жаль…
– Вот если бы ты хотел устроиться на постоянную работу… Но ты ведь, говоришь, желаешь поступать в Йель? – Это он произнес с понятной ему одному иронией и бросил взгляд на жену.
– Ну, да… – ответил Бэзил. – Именно поэтому я и ищу работу.
– Мама не может оплатить учебу, да? – В голосе послышалось неприкрытое злорадство. – Все деньги потратила?
– Нет-нет! – быстро ответил Бэзил. – Она готова мне помогать.
К его удивлению, помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Миссис Рейли вдруг наклонилась к мужу и что-то прошептала ему на ухо, после чего старик кивнул и громко произнес:
– Я подумаю, Бэзил. Пройди-ка пока в библиотеку.
А жена повторила:
– Мы подумаем. Проходи в библиотеку, побудь с Розой, а мистер Рейли сейчас все обдумает.
Когда закрылась дверь библиотеки, он остался наедине с Розой – решительной девицей, обладавшей квадратным подбородком и упитанными бледными руками; на ней было белое платье, напомнившее Бэзилу о доме – точнее, о кружевных панталонах, сушившихся среди прочего белья во дворе. Озадаченный внезапным переходом дядюшки на противоположный фланг, он некоторое время, не сказав ни слова, рассеянно смотрел на Розу.
– Кажется, вы – мой двоюродный брат? – спросила Роза, захлопнув книгу; он заметил, что это был роман «Маленький командир, или Фрейлина».
– Да, – согласился он.
– А я о вас кое от кого слышала!
Сказала она это так, что напрашивался вывод – информация была для него отнюдь не лестной.
– И от кого же?
– От одной девушки; ее зовут Элен Уошмер.
– А, Элен Уошмер! – По его тону было ясно, что к обладательнице этого имени он относится с презрением. – Ну да, конечно!
– Она моя лучшая подруга. – Он промолчал. – Она рассказывала, что вы считаете, что вы – просто чудо!
Молодые люди не сразу замечают, что врагом является как раз тот, кто наносит рану, а не тот, кто пустил пересказываемую сплетню – это ведь всего лишь стрела. И его сердце тут же вскипело гневом по отношению к Элен Уошмер.
– Я здесь мало кого из ребят знаю, – сказала Роза, уже не столь агрессивно. – Мы тут живем всего полгода. Но я еще никогда не видела столь заносчивого общества!
– О, нет, вы не правы! – возразил он. – А где вы жили раньше?
– В Су-Сити. У нас в Су-Сити молодежь живет гораздо веселее!
Миссис Рейли открыла дверь и позвала Бэзила обратно в гостиную. Старик снова встал.
– Приходи завтра с утра, я для тебя что-нибудь подыщу, – сказал он.
– А может быть, вы придете к нам завтра на ужин? – добавила миссис Рейли нарочито-радушным тоном, в котором любой взрослый уловил бы какой-то подвох.
– Да, конечно. Благодарю вас!
Чувствуя признательность, он вышел за дверь. Миссис Рейли отрывисто рассмеялась и позвала дочь в гостиную.
– Я буду не я, если ты теперь не будешь блистать в здешнем обществе! – объявила она. – Когда, ты говоришь, тут бывают танцы?
– По четвергам в Университетском клубе и по субботам в клубе на озере, – тут же ответила Роза.
– Что ж, если этот юноша пожелает сохранить работу, которую ему даст твой отец, то ты протанцуешь там весь остаток лета!
IV
Случайные компании, формирующиеся по прихотям денег либо географии, могут представлять собой довольно сварливые и скучные общества; по-настоящему неприятные чувства может рождать лишь компания молодых людей, собравшихся вместе из-за собственной непопулярности, – их можно сравнить лишь с группой заключенных, брошенных в общую камеру. Для Бэзила собравшееся на следующий день за ужином общество представлялось просто сборищем уродов. Там были: кузены Крамы, Льюис и Гектор, оба тупицы, выносить которых хватало сил лишь у них самих; Сидней Роузен, богатый, но внушавший всем отвращение; безобразная Мэри Хаупт, Элен Уошмер, а также Бетти Джи, при взгляде на которую Бэзил тут же вспомнил жестокую дразнилку, которую они когда-то распевали на мотив «Города в джунглях»:
Более того, все они были обижены на Бэзила, который считался в их кругу «заносчивым», и по дороге домой после ужина Бэзил чувствовал себя так, словно его самым мрачным и непостижимым образом использовали в чужих интересах. Он, конечно, был благодарен миссис Рейли за ее доброту, но не мог не думать о том, что более сообразительный парень, возможно, смог бы вывернуться, когда разговор принял такой оборот, что ему ничего не оставалось, кроме как при гласить Розу в ближайшую субботу на танцы в клуб на озере. Вынужденное приглашение застало его врасплох; но когда он попался в ту же самую ловушку и на следующей неделе, и еще через неделю, он мало-помалу стал понимать происходящее. Это была одна из его служебных обязанностей, и он, скрепя сердце, взвалил ее на себя, но ему все же никак не удавалось понять, зачем столь неловкой особе, не умеющей танцевать и вести себя в обществе, надо было ходить туда, где ее воспринимали не иначе, как тяжелую обузу. «Почему бы ей не посидеть дома с книжкой, – с отвращением думал он, – или не съездить куда-нибудь, или не заняться вышиванием?»
В один из субботних дней, глядя на соревновавшихся теннисистов и чувствуя неумолимое приближение вечера, когда ему придется вновь отдавать неприятный долг, он внезапно ощутил, как его прямо-таки зачаровало лицо какой-то девушки, сидевшей в нескольких ярдах от него. Его сердце дрогнуло, пульс от волнения участился; а когда публика встала с мест и начала расходиться, он, к своему изумлению, обнаружил, что только что смотрел во все глаза на ребенка лет десяти. Непонятно почему разочарованный, он отвернулся, но через некоторое время вновь посмотрел в ту сторону. Красивое и уверенное лицо сплело в нем цепочку мыслей и ощущений, которые ему никак не удавалось оборвать. Он ушел, даже не попытавшись узнать, чей это ребенок; день вокруг него внезапно показался ему прекрасным; он услышал легко узнаваемый шепот, всегда уместное, всегда выполняемое обещание счастья. «Завтра… или через день… или осенью… а может быть, и сегодня вечером…» Не в силах удержаться и не выразить свои чувства, он сел и попытался написать письмо одной девушке из Нью-Йорка. Слова его были высокопарны, а девушка представлялась холодной и далекой. Перед мысленным взором маячил образ, который поверг его в состояние страстного томления, и это было лицо той самой девочки, которую он видел сегодня днем.
Когда в тот вечер он с Розой Синклер приехал в клуб на озере, то первым делом огляделся вокруг: нужно было знать, кто из ребят сегодня в клубе, и нет ли тех, кто был у Розы в долгу или же находился в сфере его собственного влияния. В те времена в моду еще не вошел обычай «перехватывать» девушек прямо во время танца; Бэзилу обычно удавалось заблаговременно избавить себя от полдюжины танцев, но в тот вечер в клубе собрались ребята постарше, и ситуация была бесперспективной. Когда Роза вышла из гардеробной, он увидел Билла Кампфа и, вознеся Господу хвалу, тут же на него накинулся.
– Привет, старина! – сказал он, прямо-таки излучая благожелательность. – Сможешь сегодня разок потанцевать с Розой?
– Нет, – коротко ответил Билл. – К нам гости приехали. Ты разве не знаешь?
– Тогда, может, поменяемся партнершами на один танец, а?
Билл удивленно посмотрел на него.
– Я думал, ты знаешь! – воскликнул он. – Эрмини приехала. Она весь день только про тебя и говорит!
– Эрмини Библ?!
– Да. С папой, мамой и младшей сестрой. Утром приехали.
Испытанное Бэзилом два часа назад переживание, разумеется, тут же снова заиграло у него в крови – но на этот раз он уже знал причину. То лицо, столь странным образом привлекшее его внимание, принадлежало младшей сестре Эрмини Гилберт Лабусс Библ. Он вспомнил долгий день на веранде особняка Кампфов у озера – ему показалось, что прошла уже целая вечность, хотя с тех пор миновал всего лишь год; тут до него донесся голос из реальности, окликнувший его по имени, и в прекрасном стремительном порыве на него налетела блестящая пятнадцатилетняя красавица, принявшая его протянутую руку так, словно она была готова тут же очутиться в его объятиях.
– Бэзил, я так рада! – От радости голос звучал чуть хрипло, хотя она и была в том самом возрасте, когда радость обычно маскируется за смущенными улыбками и невнятным бормотанием.
В данном случае неловким и смущенным, несмотря на стремление своего сердца, чувствовал себя Бэзил. Он немного успокоился, когда Билл Кампф, ставший за последний год более внимательным по отношению к своей прекрасной кузине, повел ее танцевать.
– Кто это? – спросила Роза, когда он, ошеломленный, вернулся к ней. – Я никогда ее раньше не видела.
– М-м-м… это девушка! – Он едва понимал, что говорит.
– Ну, это я и сама поняла. А как ее зовут?
– Минни Библ. Она из Нового Орлеана.
– На вид она страдает тщеславием. Никогда не видела столь манерно ведущей себя особы!
– Прекратите! – вырвалось у Бэзила. – Давайте потанцуем.
Лишь спустя показавшийся вечностью час Бэзила, наконец, освободил Гектор Крам; пришлось терпеть еще несколько танцев, пока он смог пригласить Минни, которая к тому времени уже находилась в центре ни на секунду не останавливавшегося людского водоворота. Она смогла вознаградить его за это, тайком пожав ему руку и потянув за собой на веранду, нависавшую над окутанным мраком озером.
– Да, время летит… – прошептала она. Инстинктивно она выбрала самый темный уголок. – Я могла бы и сама догадаться, что ты приударил за другой!
– Нет! – в ужасе возразил он. – Она мне как бы кузина…
– Я всегда подозревала, что ты – ветреный. Но мне и в голову не приходило, что ты так быстро меня позабудешь!
Она потихоньку приближалась к нему, пока они не соприкоснулись. Ее взгляд, растворившийся в его глазах, сказал:
«Но что нам до этого? Ведь мы с тобой сейчас здесь одни…»
Охваченный непривычной паникой, он вскочил на ноги. Ну разве мог он поцеловать ее – вот так вот сразу, ни с того ни с сего? Все теперь было иначе – они оба стали старше на целый год. Он был слишком взволнован и поэтому смог лишь пройтись взад-вперед и сказать: «Бог ты мой, я так рад тебя видеть», дополнив это неоригинальное заявление искусственным смешком.
Она уже обладала уравновешенностью взрослого человека и попыталась его успокоить:
– Бэзил, иди сюда и сядь!
– Я в порядке, – судорожно выдохнул он, словно только что оправился от обморока. – Я просто немного волнуюсь, вот и все.
И он снова издал глупый – даже для его ушей, в которых стучала кровь, – смешок.
– Я пробуду здесь три недели. Правда, здорово? – И она добавила с особой выразительной теплотой: – Ты помнишь тот день на веранде у Билла?
В ответ он смог только выдавить из себя:
– А я теперь днем работаю!
– Но вечерами ты свободен, Бэзил? До нас всего полчаса на машине…
– У меня нет машины.
– Но ты можешь взять машину родителей.
– У нас электромобиль.
Она терпеливо ждала. Он все еще представлялся ей в романтическом свете: красивый, непредсказуемый, немного печальный.
– Я видел твою сестру! – выпалил он. Такое начало могло бы позволить ему перекинуть мосток над пропастью внушенного ею извращенного и невыносимого почтения. – Она очень на тебя похожа!
– Правда?
– Просто потрясающе! – сказал он. – Потрясающе! Я хочу тебе рассказать…
– Да, рассказывай. – Она сложила руки на коленях, приготовившись слушать.
– Сегодня днем…
Музыка несколько раз умолкала и вновь начиналась. Затем, в перерыве, на веранде раздались решительные шаги. Бэзил взглянул туда, откуда они доносились, и увидел Розу и Гектора Крама.