Он стоял в гостиной яхты Обсока.
— Вероятно, мы сможем лучше координировать свои действия при отлете, — говорил он нетерпеливому коллекционеру. — Вокруг планеты все еще крейсер кружит.
— А как же времякристаллы?
— Если найдем, то поделимся с тобой.
— Отлично! — Глаза Обсока сверкнули. — А если другие находки...
И снова пешку передвинули с клетки на клетку. Вооза подхватило и понесло по доске. Замелькали золотистожелтые клетки. Калейдоскоп впечатлений, словно со скоростью стократ выше нормальной прокручивалась видеозапись. Палата сокровищ. Пурпурные кварталы. Слова, ощущения. Замелькали золотисто-желтые клетки.
Он стоял в гостиной яхты Обсока. Он говорил с одним из бортовых роботов.
— Улетай и выходи на круговую полярную орбиту так, чтобы над северным магнитным полюсом твоя скорость оставалась постоянной. Передавай широкополосный сигнал капитуляции правительственному крейсеру. Если повезет, тебя перехватят, а не собьют, и ты сможешь передать своего хозяина и его друзей врачам.
Робот склонил голову в знак понимания. Вооз развернулся уйти, и тут его опять подхватили и переместили даже стремительней прежнего. Он стоял в палате сокровищ. Ромри набил полные карманы и вытряхивал сумку, которую тоже намеревался наполнить добычей.
— Да, здесь они хранили свои драгоценности, все так и есть. Но все камни, все металлы — если это металлы — мне абсолютно незнакомы. Давай, забирай свою долю.
— Пошли.
— Что-о?
Вооз обезумел от восторга.
— Я знал, что это правда, — прошептал он. Он уже догадался, что странствовал во времени: сначала в прошлое, затем в будущее, а теперь назад в настоящее. — Ответ здесь.
Но при мысли о силе, что похищала его, он ужаснулся, представив себе, как оказывается вне зоны покрытия корабельных лучей. Тогда ему придет конец — он погибнет в агонии, ради избавления от которой все это и затеял.
— Я возвращаюсь на корабль, — произнес он. — А ты поступай как знаешь.
— Ну ладно. Но давай хоть парочку этих ящиков на сани перетащим.
— Я возвращаюсь сейчас же. — Вооз развернулся и начал возвращаться по туннелю. Следуя его прихотливым изгибам, он в конце концов выбрался наружу, а обернувшись, обнаружил, что Ромри отстал недалеко.
— Какая муха тебя укусила? — спросил Ромри. — Все ж так удачно шло.
Вооз проигнорировал его и двинулся вдоль загадочных, напрягавших зрение кварталов комплекса. Саням велел следовать за ним. Им всецело овладела догадка, которую он должен был бы поймать раньше, не отупей так.
Путешествие сперва казалось ему ирреальным, и логические способности, точно во сне, отключились. Но теперь логика вернулась, а с ней единственный, ослепительно ясный вывод.
Мейрджайн — отнюдь не необитаемый мир. Его забросили в собственное прошлое, затем в будущее (не было времени задуматься над инструкциями бортовому роботу и тем, что в будущем могли они значить). А следовательно, существа, обитавшие здесь, овладели секретом путешествий во времени, и были то, наверное, те самые ибисоголовые, которых он углядел в глубине времякристалла.
Если, конечно, это не какая-то машина случайно активировалась. Да, это возможно, однако маловероятно.
Ромри с Воозом обогнули стену и оказались у выхода из комплекса. Они увидели, что кпадоискательских кораблей на равнине прибавилось: чуть ближе судна самого Вооза припарковался третий. Аппарат был похож на Неутомимую в том отношении, что садился горизонтально, однако уступал ей размерами и изяществом.
— Не нравится мне это, — пробормотал Ромри. — Это ж корабль Братцев-Шляпников.
Не успел он договорить, как возникли два брата, узнаваемые по темным одеяниям и широкополым шляпам. Ромри встал рядом с Воозом.
— Они, наверное, проследили за Обсоком, — сказал он. — Думают, тот все знает про времякристаллы.
— Идиоты, — проворчал Вооз. — Кристаллов на всей планете хватает. Как иначе бы мы обнаружили их с такой легкостью?
Ромри скривился в нервической усмешке и вынул из кармана колоду карт.
— Ты слишком скептичен, кораблеводец. Это карты привели нас к ним. Карты создают события, помнишь? Я же тебе говорил, что они эффективны.
— Ты разве не знаешь, что в эконосфере колдовство запрещено? — кисло отозвался Вооз. — Ладно, не обижайся. Я разберусь со Шляпниками. Держись меня.
Он собирался было переместиться к Неутомимой. Но не успел и шага сделать, как накатило что-то вроде резкого сокрушительного удара; он задохнулся и чуть не упал. Словно бы тень гигантской ноги опустилась на него, угрожая придавить всем весом и размазать, как насекомое. Удар не был физическим, но ментальным, и пришелся в его разум.
Он издал прерывистый крик. Корабль тут же поспешил ему на подмогу. Он почувствовал, как начинает работу интегративная машинерия, как тянется к нему и пытается определить источник угрозы. Ему на миг померещилось, что его вморозило в ледяную глыбу. Затем — титаническая борьба, непереносимая натуга, по всему телу. Тотальная война, сопровождаемая, к его изумлению, фрагментарными комментариями вполголоса:
Необходимы особые меры... Полное сопротивление... Радиус-векторы атаки в отрицательном измерении...
Он слышал, как говорит сам с собою корабль, пытаясь его спасти. Никогда еще не бывало с ним ничего подобного! Голоса вступали один за другим, пререкались, совещались, выносили решения — и все это, как он понял, в мгновение ока. Затем корабль, словно обессилев, посоветовал:
Сдавайся, если хочешь.
Вооза охватил ужас.
— Нет! — заорал он. Он сердцем чуял, что стоит сдаться, как придет конец всему. Он ощутил, как снова собирает силы корабль. Он еще раз покачнулся, на миг забыв, где находится, и вдруг замер неподвижно.
Атака миновала, если не считать внутреннего давления — признака повышенной бдительности корабля.
А что изменилось?
Изменился Ромри. Кладоискатель стоял недвижимый, подобный статуе. Глаза глядели в пустоту. Вооз провел рукой перед его лицом. Ничего.
Коснулся щеки Ромри. Плоть была твердой и гладкой, словно камень.
Ради проверки пихнул скально-неподвижное тело, потом толкнул сильнее. Ромри опрокинулся, с глухим стуком ударившись о золотой пол. В его теле не шелохнулся даже палец.
Что бы ни атаковало Вооза и потерпело неудачу в противостоянии с кораблем, на Ромри оно напало тоже. Вооз позволил себе оглянуться на три корабля, припаркованные среди золотой, залитой солнцем равнины. Братцы-Шляпники стояли, глядя друг на друга, или, во всяком случае, так казалось. Они были совершенно неподвижны.
Посмотрев на Неутомимую, Вооз сформулировал вопрос.
То же самое, ответил корабль с готовностью, говорившей о том, что он уже проверил яхту по собственной инициативе. И показал краткое камео Обсока с Мэйси, которые так же неподвижно сидели друг подле друга.
Вооз принял быстрое решение. Он решил перетащить оцепеневших Ромри, Обсока и Мэйси на борт своего корабля и тут же сняться с планеты, в надежде проскользнуть мимо эконосферного крейсера. В спешке он совсем позабыл о будущих словах, адресованных роботу на яхте. Когда вспомнил, было уже поздно, поскольку игра в шахматы возобновилась. Вооз опять стал пешкой в чужой игре. Опять его затянуло в головокружительную последовательность впечатлений, слишком быстрых, чтобы там что-то уловить; смешение цветов, образов и звуков.
Но в каком смысле его передвигали сейчас? Вроде бы не просто во времени, а может, и вообще не во времени. Спустя считанные секунды пала тьма. Его понесло по темному туннелю. Потом он остался стоять во мраке, медленно вытесняемом желтым сиянием.
Тьма исчезла, и он увидел, что находится в палате с куполообразным потолком. Его окружали пятеро или шестеро ибисоглавых чужаков, которых он видел в кристалле. Они спокойно взирали на него глазками-бусинками, клювообразные лица блестели. В среднем они были чуть ниже человеческого роста, тела — тонкие, гладкие, мускулистые, с оливковой кожей, молодые, точно тела девочек, ибо, как он отметил, никаких признаков мужских гениталий у чужаков не было. Серебряные пояса на талиях — единственный элемент их убранства — показались Воозу при близком рассмотрении непрестанно движущимися, словно они состояли из текучей ртути.
Несмотря на то, что с ним приключилось, он не слишком испугался. Наверное, привык. Он несколько раз уже встречал разумных инопланетян, и те в целом склонны были относиться к нему терпимее, чем незнакомцы-соплеменники.
Зато он почувствовал непреодолимый трепет. Эти существа умели манипулировать временем, для них оно было все равно что новое пространственное измерение. Иными словами, они создания четырехмерные.
Рядом с обычными существами вроде Вооза, вынужденными, как черви, ползти от одного мига к другому, они почти боги. А и правда, не боги ли они? Разве не с головой ибиса, вспомнил он, содрогнувшись внутренно, изображался древний бог Тот, который, как говорят, показал человечеству колоду карт столпников и обучил ее толковать давным-давно, еще в дотехническую эру?
Вооз как-то спросил Мадриго, существуют ли боги. Мадриго ответил:
— Возможно; по этому вопросу согласия нет. Но если да, то они — существа преходящие и ограниченные, как и мы. Более развитые интеллектуально, более могущественные, и сознание их, в принципе, может воспринимать материю иначе, но это и всё. Не стоит, — добавил он, — никого бояться.
— Они не бессмертны? — спросил Вооз.
— Все существа бессмертны, — напомнил Мадриго, — но, как и мы, боги обязаны прожить свой срок и умереть.
Существо, стоящее лицом к Воозу, сделало загадочный жест, коснувшись пальцем приплюснутого лба. Продолжая плавное, текучее движение, чужак развернулся и показал открытой ладонью на изогнутую стену позади. После этого развернулась вся группа, двинулась налево от Вооза и покинула помещение.
Через какую дверь, Вооз не заметил. Но перед ним, там, где еще мгновением ранее была безликая стена, теперь образовался арочный проход. Пурпурная ткань реяла поперек него, слабо колыхалась, точно на ветру. Он подошел к ней, коснулся ткани — но это была не ткань. Осталось лишь ощущение чего-то шелковистого или, может, теплого масла на коже, а рука прошла насквозь.
Он смело устремился внутрь через экран и замер. Он попал в круглую палату, вроде первой, но меньше. Стены и выпуклый потолок были той же текстуры, что и в городе — Вооз сообразил, что это, верно, и в самом деле часть таинственного комплекса. Мебели в палате, однако, было больше, хотя о предназначении трех или четырех объектов на полу, похожих на застекленные шкафчики, он мог лишь догадываться.
На возвышении с подушками в центре комнаты восседал, скрестив ноги, еще один ибисоглавец. На первый взгляд — неотличимый от предыдущих. Но почему-то, созерцая его, Вооз исполнился трепета перед невероятной древностью и колоссальным опытом существа. Более того, встретившись взглядом с бесстрастными глазками-бусинками, он словно бы стал лужей, куда кто-то пренебрежительно опускает палец, и до самых тайных уголков его личности раскатилась по этой луже рябь, прежде чем отразиться. Сомнений не могло быть: чужак изучал его разум.
— Войди же, маленький Червяк.
Снова прозвучало ненавистное ему имя, не последняя среди причин его мытарств по трущобам Корсара.
Голос казался звучным, властным, человеческим. И мужским. Немного странно было его тут услышать. Еще удивительней — осознать, что говорит этим голосом существо, чей изогнутый трубкообразный клюв явно не приспособлен к человеческой речи, да и голова создания не шевелится. Голос исходил из пустоты.
Вопреки иррациональной тревоге при отсылке к его детству Вооз почувствовал нарастающее возбуждение. Его принимают обитатели Мейрджайна, боги времени, как он уже привык их про себя называть! Он может задавать вопросы! Он так близок к ответам, которых жаждет!
— Итак, — начал он, — вы знаете наш язык?
— Или сделали так, чтоб ты научился понимать наш. Какая разница? Ближе подойди, Червяк. Не топчись там под дверью.
— Меня зовут Иоаким Вооз, — огрызнулся Вооз. Но повиновался, приблизившись. Голос хмыкнул.
— Агрессивная напористость в самозащите, как обычно для вашего вида. Отлично. Иоаким Вооз, если хочешь.
— А как мне называть тебя? — спросил Вооз.
— Я — это я. У меня нет нужды в имени. Тебе этот ответ ничего не напоминает?
— Нет.
— А должен бы. Сходным образом ответил ты однажды, будучи спрошен об имени твоего корабля.
— Но мы — не корабли.
— А ты? На что ты годен без своего корабля?
Существо, несомненно, знало о нем все. Ментальная оголенность рождала дискомфорт.
— У меня есть вопросы, — сказал Вооз. — Но ты уже знаешь, какие.
— У тебя есть вопросы. Но молчаливый дискурс неприемлем. Разум испытывает потребность в самовыражении.
Вооз подавил усмешку. Реплика была вполне достойна Мадриго. При этой мысли Вооз опустил руку в карман и выудил оттуда колоду столпничьих карт. Умело перебрал ее, пока не дошел до Царства Звездного, изображавшего обнаженную женщину, которая поливала землю из двух кувшинов. За ее спиной с вечнозеленого древа поднимался в воздух ибис.
Он протянул карту существу с Мейрджайна и показал на ней ибиса.
— Во-первых, — увлеченно начал он, — не вступал ли ваш вид в контакт с нашим давным-давно? Этой картинке много веков. Заметь, какая у птицы голова. Она символизирует бога всех наук. Возможно, это вы обучили нас началам...
Голос его оборвался. Ибисоглавец наклонился вперед и изучил карту.
— Да, сходство несомненное, — подтвердил голос. — Но это ничего не значит. Это просто конвергентная эволюция, порождаемая способом питания. Общий контур моей головы — распространенная форма, да и вашей тоже. Что же до того, не мог ли кто-либо из моих коллег посещать ваши планеты давным-давно — понятия не имею. Ты видел те огромные корабли снаружи? Ими пользовались в основном для полетов в другие галактики. Но уже давно забросили.
Вооз медленно убрал карты. Он позабыл про Ромри и других. В его мозгу повис главный вопрос, который ему было страшно озвучить.
Он стоял молча, чувствуя себя тупицей. Синтетический голос ибисоглавца заговорил опять:
— Да, я могу тебе помочь, Иоаким Вооз. Но сомневаюсь, что ты этого действительно захочешь, маленький Червяк.
— Ты знаешь, как я этого хочу! — вскричал Вооз. — Это все, чего я хочу. Вы победили время! Вы можете мне рассказать, как...
Он осекся, осознав, в каком свете себя выставляет, и поняв, что теперь беспомощен. С какой стати этим существам ему помогать? Какое им дело до его безумной затеи? А утаить ее теперь никак не получится.
— Да? — переспросил голос. — Ты хотел сказать — не могу ли я тебе поведать о том, как изменить время? В этом смысле я тебя лишь разочарую, Иоаким Вооз. Мы не умеем изменять ход времени, будь то прошлого, настоящего или будущего. Время неумолимо.
— Но я этоиспытал!
— Правда? А подумай как следует. Все, что я сделал с тобой, так это переместил твое сознание вдоль твоей же времялинии. Я могу погрузить тебя в прошлое и не очень далеко — лишь недалеко — унести в будущее. Таким же образом, как преломляем мы свет во времени этими кристаллами. Да, прошлое и будущее доступны познанию. Но изменить их — невозможно. Тебе это кажется парадоксом? Нет. Я объясню. Как ты верно догадался, мы суть четырехмерные создания. Но лишь в определенном смысле. Мы научились делать то, что я сделал с тобой — перемещаться взад-вперед по времялиниям, хотя в будущее — лишь недалеко. Однако, к примеру, перенос тебя в это здание не требовал никакого вмешательства в ход времени. Мы просто поместили тебя в переместительный вихрь; это наш обычный способ странствий по планете.
— Ты мог бы подумать, что предзнание дает нам шанс контролировать будущее и вмешиваться в его ход — но нет. Что бы ни случится в моем будущем, все это суть плоды предзнания. Будущее нельзя изменить. Наша способность к путешествию во времени сама по себе элемент мотива космического предопределения.
Вооз уставился на ибисоголового чужака, и его охватила знакомая тягостная безнадежность.
— А какой прок вам от такой способности? — спросил он.
— Она добавляет к жизни новое измерение, как ты сам можешь оценить. Возвратиться в прошлое эффективней, нежели вспомнить, поскольку воспоминания, как правило, ненадежны. Испытать будущее также эффективней, нежели спрогнозировать его.