— Что с тобой?
— Н-ничего, — соврал я, но сердце принялось выделывать кульбиты, оно то бешено стучало, то замолкало совсем, будто исчезая из грудной клетки. Я сунул руку в карман и к своему ужасу не обнаружил там заветного пузырька. — Черт, я же в других брюках.
Я поспешил к своему дому, Нина рванула за мной.
— Постой, Юра. Пусть будет как будет. Зачем тебе эти таблетки? Чтобы превратиться в зомби?
Легкие мои разрывал огонь, я остановился, чтобы отдышаться и чтобы сил хватило ответить Нине.
— Мне нужны хотя бы три дня. Я обещаю тебе, что через три дня я сам покончу с жизнью, если, конечно, начну превращаться.
— Зачем тебе эти несчастные три дня?
Я молчал, признаться было трудно даже самому себе, не то что произнести вслух. Я зашагал к дому, меня пробирал холодный пот, и как я не хватал ртом воздух, он никак не мог пробраться в легкие, как будто кто-то сжал мне горло.
— Ты не скажешь? — продолжала приставать Нина.
— Из-за тебя, — пробубнил я.
— Что? — то ли не услышала, то ли не поняла Нина.
— Чтобы быть с тобой! — крикнул я и прибавил шагу, Нина, наоборот, отстала.
В эти дни у меня постоянно вертелась мысль: «Хотелось бы мне так отчаянно жить, если бы я не любил?» А может это отговорка, не было бы любви, была бы недописанная картина или неисполненная мечта. Причины жить всегда найдутся. Может, потому-то и развелось столько зомби?
Дом был уже рядом. Окна были темные. Видимо, гости давно разошлись. Я зашел в дом и пробрался в свою спальню.
В старых джинсах нашел таблетки, руки тряслись, а перед глазами плыли круги. Сердце стукнуло в ребра так, что стало невыносимо больно. Я задохнулся и, понимая, что следующий удар будет последний, вытряхнул таблетки на ладонь, но промахнулся. Таблетки покатились по полу. Пытаясь их поймать, я уронил пузырек, и тот, глухо стукнув об пол, укатился под кровать.
Сил не было даже чтобы выругаться. Каждый клочок тела наполнился болью, я рухнул на колени, белые пятна таблеток смещались то влево, то вправо, я наугад шлепнул по пятну, соскреб две и кинул в рот. Теперь можно было и умереть или по крайней мере стать живым мертвецом.
Растянувшись на полу, я слушал последние удары сердца, и вдруг оно ухнуло куда-то в пропасть, нервный ток пробежал по моим конечностям и наступила удивительная тишина. Никогда я не был в такой поразительной тишине, даже когда прятался в чулане, накрывшись с головой одеялом. Это была ужасающе мертвая тишина, исходившая из меня самого. А потом на меня навалилась дикая усталость и я, перебравшись в кровать, закрыл глаза и уснул.
Я проснулся оттого, что надо мной шептались голоса.
— Я забыл, в каком костюме он хотел, чтобы его похоронили? — спросил отец.
— В джинсах, — тихо сказала мама.
Я открыл глаза, и мать взвизгнула.
— Ты не умер? — воскликнула она.
— Я просто спал.
— Но доктор сказал…
— Наверное, он ошибся дня на два-три, — ответил я, садясь.
— Так это же хорошо, — растерянно сказал отец.
Мать вроде бы тоже была с ним согласна, но, когда она уходила из комнаты, тихо прошептала отцу:
— Второй раз я не переживу.
Наскоро позавтракав, я побежал к Нине. На пороге её дома меня встретил её отец:
— Разве ты сегодня не должен был…
Вместо слова умереть он просто кхыкнул.
— Доктор ошибся на день, — сказал я, проклиная прощальную вечеринку, из-за которой теперь я всему городу должен объяснять, почему не умер.
— Н-да? — мэр на меня подозрительно покосился, — что-то ты бледноват.
— А Нина дома?
Мэр отступил от двери, пропуская меня в дом и продолжая подозрительно глядеть на меня. Я видел, как рука его потянулась к поясу, но на полпути остановилась. Я знал, что он носит револьвер и теперь вдруг понял, что мне надо быть чертовски осторожным, чтобы не выдать себя. Но я был такой же, как всегда, и потому не видел причины, чтобы волноваться.
Нина поначалу тоже пыталась во мне разглядеть какого-то монстра, но потом забыла о моем новом состоянии и мы провели весь день в обычной беззаботной ерунде. Вечером Нина ушла на официальное открытие кинотеатра. Там собрался почти весь город, и поэтому я туда не пошел: не хотел всем объяснять, почему я еще живой.
Я сидел недалеко на скамейке и ждал Нину. Но из кинотеатра она вышла с отцом и какими-то парнем и женщиной. Я вспомнил этого веснушчатого парня, мы с ним часто дрались в детстве, это был Митька, он жил на другом конце города, а эта женщина, что, ссутулясь, шагала рядом, была его тетка, воспитывавшая его.
Они медленно шли и говорили о фильме, о завтрашнем собрании. Я быстрей спрятался в тени кустов и с болью подумал, что Нина уже подыскала мне замену. Неужели она забыла, как в детстве этот Митька иногда поджидал нас за углом, чтобы кинуть в нас чем-нибудь или крикнуть обидные слова? Я отстал от них, когда они пошли по пустоши, ярко освещенной фонарями.
— Ну и ладно, — прошептал я и поплелся к себе домой.
На следующий день Нина с каким-то упоением рассказывала о Мите, что ему семнадцать, а он устроился работать в полицейский участок. Было уже невыносимо слушать, какой он смелый и как дежурит по ночам у ограды вместе с другими добровольцами.
— Что с тобой? — вдруг спросила она меня.
— Ничего, а что?
— Вид у тебя какой-то чужой и… — она замялась, но все же сказала, — злой. Прошло уже два дня, так?
— При чем тут два дня? Намекаешь, что я уже не человек? — вспылил я. — Как будто сама поступаешь человечно. Давай, продолжай веселиться со своим жердяем.
Нина закусила губу, щеки её слегка покраснели. Я же, переполняясь ненавистью к Нине и за это еще больше злясь на себя, развернулся и утопал домой.
Но дома меня поджидал отец. Он остановил меня, не дав улизнуть в свою комнату.
— Постой, я хотел у тебя кое-что спросить, — сказал он.
Я зашел в зал и, скрестив руки на груди, уставился на отца. Все эти ноты неловкости в его голосе говорили, что предстоял не очень-то приятный разговор.
— Юра, — вздохнул тяжело отец, — мы знаем, что ты выпил таблетки.
— Да где бы я их взял? — слишком энергично возмутился я.
— Ты умер позавчера, да? — совсем трагично произнес он. — Да не надо, не отпирайся. Я же вижу, какой ты стал. Такой же, как один мой сослуживец, Кузнецов. Когда он умер, он принял таблетку и стал постепенно превращаться в зомби. Его ловили всем городом. Сначала жена его прятала от соседей и родственников в сарае. Она стала таскать ему живых кур и кроликов. А потом пропала и сама.
— Да причем тут эти байки, — в дверях возникла мать. — На вид ты такой же, как всегда. Просто я нашла пузырек таблеток от доктора Кротова, под твоей кроватью.
Я затравленно дернулся, понимая, что меня разоблачили, но мать сделала ко мне шаг и крепко обняла за плечи.
— Ты правильно поступил, — прошептала она и поцеловала меня в макушку.
Но вид отца говорил о другом, он сомневался и как-то настороженно и внимательно смотрел на меня, словно я опасный сумасшедший и из спокойного состояния могу неожиданно перейти в буйное и напасть на них.
Поэтому я нисколько не удивился, когда случайно увидел, как отец достал из чулана двустволку и, пряча её под махровым халатом, отнес в свою комнату. Когда же я лег спать, то услышал, что в двери родительской спальни щелкнул замок.
На следующий день с утра зарядил дождь. Идти куда-то мне совершенно не хотелось. Все мысли вертелись вокруг Нины, особенно меня мучила одна: пошла ли она гулять сегодня с Митей. Но после обеда в дверь постучали, и вошла Нина. Под мышкой она держала коробку со скраблом. Она вопросительно посмотрела на меня.
— Идеальное занятие для дождливого дня, — улыбнулся я. И не нужно было просить друг у друга прощения, улыбки сделали все за нас.
Посреди игры мать крикнула, чтобы я вынес мусор.
— Рыбьи потроха ждать не любят, — добавила она.
Я нехотя подчинился и, накинув плащ, выскочил на улицу. Делов-то было добежать несколько метров до угла и кинуть мешок в бак.
На обратном пути что-то заставило меня остановиться у нашей калитки. Я повел носом, и то ли почуял, то ли понял, что за высоким кустом ивы стоит человек. Куст был как раз напротив зального окна. Я подумал было про зомби, но запах был человеческий. Даже несмотря на скрадывавший запахи мелкий моросящий дождь я мог сказать, что там был мужчина. Мое вдруг странно обострившееся обоняние испугало меня самого.
— Эй, — крикнул я, — кто там?
Тень отделилась от куста, и я увидел отца Нины.
— Дядя Коля? — я невольно попятился. «Черт побери, неужели он здесь, чтобы следить за мной?»
— Еще жив? — сказал он. Правая рука его пряталась в кармане куртки, где по очертаниям можно было угадать находящийся там револьвер.
Дверь скрипнула, и на крыльце появился отец. Я вздрогнул, мэр дернул головой.
— Николай Романович, — слегка удивленно сказала отец. — Что вы там мокнете? Заходите скорее.
— Я мимо проходил, увидел вашего сына, и решил спросить, как его здоровье, — мэр поднялся на крыльцо.
Я увидел, что отец нахмурился от его слов, но потом он заставил себя улыбнуться и сказал:
— Как раз и ваша дочь у нас в гостях. Сейчас поставим чайник и будем пить чай с малиновым вареньем.
За столом, накрытым белой вязаной скатертью, к моему удивлению вдруг воцарилось веселье. Каждый перебивал другого, подтрунивал или рассказывал какую-нибудь забавную историю. А я вдруг к ужасу своему заметил, что мне нужно чуть больше времени, чтобы понять шутку. Как будто мозг сначала считал до трех, а потом уже доводил до меня информацию. Да и веселье словно обтекало меня, не задевая моих нервов. Я подумал, что все это непременно заметят, и постарался смеяться вместе с остальными. Нина кинула на меня какой-то странный взгляд, и я понял, что актер из меня некудышный. И потом вместо нарочитого хохота просто улыбался.
Дядя Коля и Нина ушли, мать убирала со стола. Отец то ли мне, то ли матери стал говорить о мэре, какой он замечательный человек и что их поселок стал меняться к лучшему. Я слушал его в полуха, размышляя, застрелил бы меня мэр на улице, если бы отец не вышел. Наверняка он знает, что я уже давно мертв, и это его злит, тем более, мы с Ниной все время вместе.
— А теперь у нас еще и кинотеатр, — продолжал говорить отец, — как будто старые времена вернулись. Я вижу, что Полухин не из-за денег возродил кинотеатр, он хороший человек, и хочет, чтобы люди были веселей. Он придумал в фойе продавать лимонад. Теперь нигде такого не сыщешь.
— А ты говоришь, дело не в деньгах, — подала голос мама.
— Именно что нет! Лимонад стоит копейки, почти даром. Полухин явно от него в пролете. Он старается ради людей. Постой! Я же забыл, что Полухин для Юры передал бутылку этого лимонада, она в холодильнике, сбоку.
Я лишь пару раз в детстве пил лимонад и теперь с удовольствием принялся пить этот холодный терпкий напиток.
— А ты видел его внуков? — спросил я.
— Нет. Полухин говорит, что ему не повезло. Когда он приехал, только что умер Кирилл. Младшая же внучка, Елена, умерла два года назад.
Я вспомнил их надгробия: Кирилл умер в прошлом месяце, и Елена, как правильно сказал отец, два года назад. Потом я припомнил и их отца и мать, Алену Полухину и Григория Алексеевича Полухина, умерших пять и три года назад.
И тут в памяти всплыли неясные очертания покосившегося деревянного креста. Ни фотографии, ни вычурностей, только имя и дата. Алексей Степанович Полухин. Неужели память меня подводила? А может быть, это однофамилец? Но отчество сына указывало, что нет.
Я помнил почти все надгробия западного кладбища, возле которого находился старый дом Нины, а вот кладбище на восточной стороне города я знал не очень. Я мучился до следующего утра предположениями, и как только рассвело, отправился в другую часть города.
Я нашел этот старый, прогнивший крест. Имя и дата говорили, что Алексей Степанович Полухин умер пятнадцать лет назад. Но кто тогда тот дед, что заправлял сейчас кинотеатром?
Я думал о псевдоП
олухине весь следующий день. Я хотел рассказать о нем Нине, но её не было дома. Я три раза забегал к ней, но на двери их дома по-прежнему висел замок. Куда она могла уйти? К кому?
Стараясь не думать о Нине, я вернулся мыслями к Полухину. Чтобы узнать о нем правду, нужно было пробраться к нему домой. Я знал, что он живет в подсобных комнатах кинотеатра. Оставалось только дождаться, чтобы он оттуда ушел. Сегодня как раз была среда. Дед будет в кинопроектной, и у меня будет достаточно времени, чтобы разнюхать все о нем. Оставалось придумать, как пробраться в здание.
Я шел по вечерним улицам и вдруг меня кто-то окликнул. Я повернул голову и увидел доктора Петрова. Он, в белом халате, стоял возле дверей больницы и курил. Он поманил меня к себе и я, видя за стеклянной дверью мывшую пол уборщицу, подошел к нему.
— Я, кажется, что-то напутал с твоими анализами, — сказал он, швыряя окурок в урну.
— Н-да? — неопределенно сказал я, начиная нервничать.
— Идем, я возьму кровь на анализ.
Я стал панически думать: бежать ли мне от него со всех ног, пойти с ним, или отвертеться, мол я опаздываю в кино, мне некогда и вообще я заскочу как-нибудь попозже.
— Ты что боишься шприцов? — улыбнулся он. — Идем, же.
Он взял меня за локоть.
— Я сейчас спешу, — я попытался вывернуться, но мужик этот держал меня мертвой хваткой.
— Это обязательная процедура, — сквозь зубы проговорил доктор, таща меня внутрь больницы. — Пять минут и ты свободен.
Уборщица уже утопала куда-то со своей шваброй. Коридор был пуст и тонул в полутьме и только в вестибюле тихо жужжали люминесцентные лампы. Чтобы вырваться, я стукнул доктора по руке, но в ту же секунду кто-то схватил меня за другое плечо. Я скосил глаза и увидел мэра.
— Докажешь, что ты человек, и беги куда хочешь, — сказал мэр, еще больней сжимая мое плечо.
— Холодная кожа, синие ногти, мутные зрачки, — сказал доктор. — И без анализов видно, что это зомби.
Над моим ухом щелкнул затвор револьвера.
— Мэр, убивающий людей без доказательств? Только полагаясь на слова доктора-недоучки? — хмыкнул я.
— Паршивец, — доктор дернул меня за руку, потащив вперед. — Сделаю ему забор крови, а потом избавитесь от него.
Мэр пошел за нами.
Доктор, открывая дверь, расслабил хватку, повернулся, чтобы пропустить меня вперед, и тут я, лягнув его под колено, кинулся со всех ног к выходу. Мэр, растопырив руки на всю ширину коридора, хотел меня схватить, но я нырнул под его левую руку и побежал еще быстрей.
— Стой! — крикнул мэр, и тут же раздался выстрел.
Меня словно толкнули в плечо, но боли я не почувствовал. Я выбежал на улицу. За мной следом топотали мэр и доктор. Полутемная улица была пуста, а я несся по ней, соображая, куда мне свернуть. Вслед мне раздался еще выстрел, я вильнул, пытаясь увернуться от пули. Хотел было свернуть вправо, но тут вдруг увидел вышедшего из кинотеатра человека.
— Помогите! — крикнул я и кинулся к нему.
Это оказался Митя. Он выхватил пистолет и наставил его на меня. Как работник полиции он тоже носил оружие. Я, растерявшись, притормозил, но Митя махнул мне рукой, чтобы я ушел с его пути. Я метнулся вправо.
— Держи его! — крикнул мэр.
— Опустите оружие! — в ответ крикнул ему Митя, шагая мэру навстречу.
Мэр и доктор, не доходя до нас несколько метров, остановились.
— Простите, Николай Романович, но я вынужден вас задержать, — сказал Митя, осторожно подходя к мэру. — Вы ранили Юру.
Позади нас с шумом открылись двери, и из кинотеатра, разговаривая, вышло человек восемь или десять. Но в ту же секунду разговоры смолкли, и люди замерли на месте. Я увидел среди них и Нину.
— Кого ты защищаешь? — махнул револьвером в мою сторону мэр. — Это ведь зомби! Сейчас он притворяется человеком, чтобы завтра напасть на вас и, разорвав на мелкие кусочки, съесть.