– А дедушка здесь жил и спал?
Милена смерила «Инессу» взглядом, вздохнула и помотала головой:
– Нет. Только работал. Он вообще этот флигель в шутку называл «собачьей будкой». Здесь жил Буран.
– Собака? В целом доме?! – задрала вверх брови сыщица. Личина полновесной идиотки давала Дусе преимущество – позволяла задавать одноименные вопросы.
– Буран признавал только одного хозяина – дедушку Илью. Бабушка Ираида просила его запирать собаку, если он уезжал из дому.
– Буран мог броситься?! Покусать?!
– Ну что ты… Буран был мирным парнем. Но если дедушки не было дома, а к нам соседи заходили, обратно он их не выпускал. – Милена слабо усмехнулась: – Ложился перед воротами и рычал на каждого, кто к ним приближался.
– И никто с ним справиться не мог?!
– Тереза могла. Буран ее любил.
Евдокия быстренько собрала информацию в кучку. Неизвестно, знал ли дядя Мухобой о том, что дневники Муромца, при его отсутствии в доме, всегда находились под охраной выдрессированного пса? Знал ли Николай Васильевич, что с овчаркой жена таможенного сына подружилась, а прочие Бурана побаивались?
Милена давала ценные сведения.
– Слушай, а Тереза могла даже в «будку» заходить?! Не боялась?!
– А что ей там без дедушки делать? – простодушно пожала плечами девушка.
Действительно. Что?
Только воровать тетрадки. Когда свекра дома нет.
Дуся потеребила пальцем мочку, изобразила на лице недоумение:
– А кто же пса выгуливал и кормил, когда дедушка уезжал?
– Папа. Утром и вечером. Бабушка и дядя Модест собаку боялись. Когда дедушка два раза в больницу ложился, Бураном папа занимался.
Евдокия поднялась на невысокое крылечко флигеля, прислонила к оконному стеклу сложенные лодочкой ладони и поглядела внутрь, на единственную комнату избушки.
Кабинет Ильи Владимировича хорошо освещал дневной свет, падающий из трех широких окон. Евдокия разглядела массивный письменный стол с компьютером, несколько книжных шкафов и потертый кожаный топчан с прямой жесткой спинкой. В ногах дивана лежал квадратный тюфячок Бурана. Стояла миска-поилка. Лежал облысевший теннисный мячик со следами зубов. На полу, справа от письменного стола, сыщица увидела размазанные кровяные пятна. Судя по штрихам-полоскам, кровь размазали собачьи лапы. Буран попытался броситься на убийцу своего хозяина, но не успел – остановила пуля.
«Н-да, – пытаясь представить, что же здесь произошло, подумала Евдокия, – устраивать здесь видимость суицида – глупость несусветная. Верный пес убийце всю картину поломал, когда пробежался лапами по пятнам крови…»
Но кто же вообще смог подойти к хозяину обученной собаки?! Илья Владимирович не школьный учитель, он человек бывалый! А судя по звонку старинному приятелю, давно подозревал, что в доме не все гладко. Он даже дневники перестал хранить в кабинете.
Загадка. Как матерый фээсбешник позволил подойти на минимальное расстояние вооруженному человеку? Справа от стола и развернуться-то негде. Убийца должен был подойти вплотную.
Евдокия оторвала ладони от стекла, распрямилась. Марина Сомова права. Илью Владимировича мог убить только свой. Свой. Человек из ближайшего, тесного круга.
Из-за леса доносились глухие шлепки выстрелов, Дуся пристроила на лицо выражение пугливой глупости и повернулась к Милене:
– Кошмар какой. У вас тут целый день стрельба стоит?
– Да нет, – усмехнулась девушка. – Только когда ветер от полигона дует. А так тихо в основном.
– А вы на этот полигон ходите? Тоже там по тарелочкам стреляете?
Во взгляде Милены что-то изменилось, и Дуся запереживала – слишком в лоб ведет расспросы! Но внучка Ильи Муромца, выдержав короткую пазу, все-таки ответила:
– Вся наша семья члены спортинг клуба.
– И даже Ираида Генриховна?!
Милена рассмеялась:
– Нет, что ты. Бабушка и по комару газеткой промахнется! А вот Тереза как-то женские соревнования выиграла. Причем – у Аллы. – Милена тоскливо обернулась на виднеющуюся за соснами реку, перевела взгляд обратно на надоедливую любопытную гостью. – Так ты купаться не пойдешь? Скоро уже обедать…
«Простуженная» в Эмиратах Евдокия вынужденно отказалась. Отправилась к выделенным апартаментам, суммировать нарытую за утро информацию. Отсеивать перла от плевел.
Вечером был шашлык. Каждый раз, когда к Муромцевым наезжал друг Шаповалов, Илья Владимирович традиционно готовил это блюдо. Вчера мангал не разжигали, причина для застолья была печальной. Но на следующий день решили не отступать от обычая.
Пока Евгений и Максим колдовали над угольями, Евдокия уволокла «жениха» в сторонку, где они и разругались из-за Дусиной «предубежденности» к Терезе. Евдокия нешуточно распереживалась, что на том их партнерство и закончится. Весь оставшийся вечер была паинькой. Вела себя как велено: к сыновьям Муромца не приближалась, держалась в стороне от двух профессионалов. Болтала только с дамами и критиком.
Послушание было оценено. Размолвка позабыта. Поздним вечером, сидя по-турецки на общей кровати, Дуся скромненько мяукнула:
– Могу спросить?
– Валяй, – разрешил Шаповалов.
– Какие результаты? Удалось разыскать приятеля Сергея Коромыслова?
– Не удалось. Его убили.
Краткий ответ произвел на Евдокию впечатление разрыва шумовой гранаты.
– Как?! – потянувшись вперед всем телом, прошептала Дуся. – И его?!.. Когда?!
– Через полгода после убийства Сережи.
– А вы с ним раньше, когда убийство друга расследовали, говорили?!
– Да. – Николай Васильевич отвечал глухо, как будто заставляя себя продолжать разговор. Евдокия боялась, что так оно и будет! Дуся слабый собеседник для матерого разведчика. Но Николай Васильевич почему-то продолжал: – Мы не могли подозревать Замятина в убийстве Сережи, в тот день он был на работе. А прочих сведений Замятин не давал. Пару раз поговорили – отпустили.
– Почему?!
– А потому, что Сергея убили при попытке ограбления квартиры. В последние годы у него там проходной двор был!
– С ума сойти, – пробормотала Дуся. – А Максим ничего не знал, о том, что друга Коромыслова убили?
– Нет.
– Но почему?! Убийство произошло практически подряд за смертью Коромыслова!
Взгляд Шаповалова потяжелел. Дуся даже пожалела, что вообще спросила. Вопрос был слишком очевиден, так зачем специально на больное место надавливать?
– Завтра я возьму твой паспорт и куплю тебе билет на поезд, – негромко, но твердо произнес Васильевич. – Отвезти тебя на машине я не могу, поедешь на поезде.
– Поеду? – опешив, переспросила Евдокия. – Почему?
– Слишком много «почему», Дуся. Ты уезжаешь, и точка. Здесь становится опасно. Сегодня, когда я пытался разыскать жену Замятина, за мной следили.
– О боже, – простонала Евдокия. – Ты уверен?!
– В таких вещах не ошибаюсь.
Дуся рухнула головой на подушки, вытянулась, уставившись в потолок.
– Николай Васильевич. Мы здесь только сутки. Ничего существенного не нарыли. Кому мы на хвост наступили?!.. Точнее, ты. – «Жених» молчал, и Евдокия, повернувшись к нему боком, произнесла: – Может быть, дело в этой жене Замятина? Ты ее нашел или только пытался?
– На следующий день после похорон мужа Роза исчезла. Соседи рассказывают, что три дня сидела дома, никуда не выходила, если только с толпой провожатых, потом исчезла.
– Может, ее тоже убили?!
– Нет. Племянница Розу на поезд посадила, но куда тетка уехала девушка не знает.
– А если ее через паспортный стол пробить? Ты уже Максима об этом попросил?
Николай Васильевич не отвечал. На Дусю давила гнетущая тишина, чувствуя, как по спине пробежали мурашки, Евдокия прошептала:
– Ты ему не доверяешь?
– Я никому уже не доверяю, – вздохнул Васильевич.
– А к коллегам Муромца в ФСБ не пробовал обратиться? Сам же рассказывал, убийство бывшего шефа там на особом контроле находится.
– Глава областного управления в отпуске, но завтра я встречаюсь с его заместителем. После этого еду на вокзал, покупаю тебе билет на вечерний проходящий до Москвы. Проснешься, позвони Паршину, пусть послезавтра утром встретит тебя на перроне.
Ответ, но, главное, тон Шаповалова показали Дусе, что разговор окончен. Вероятно, всеми вышесказанными пугающими новостями Васильевич и делился лишь потому, что давал понять помощнице – здесь действительно становится опасно. Жена убитого Замятина это сразу просекла, раз свалила из города и следов не оставила.
Евдокия лежала на кровати, вытянувшись в струнку. Глядела вверх перед собой.
– Васильевич, ты знаешь, что кроме сыновей и Терезы к Бурану никто не мог во флигель войти?
– Знаю. А еще я узнал, откуда у Модеста дорогие часы. Ему их нежный друг из Москвы при расставании подарил. Они оба – больные на голову хронометрами. Модест часики уже два года носит практически не снимая, как память о потере, хотя и других хронометров – навалом, и все сплошь – презенты от дружка. Спи, Евдокия. Твоя работа здесь закончена, прости, если обидел отставкой.
– Да иди ты к черту, папочка.
* * *
С унылой Евдокией распрощались без сожаления. Довольная отъездом «погремушки» Тереза даже бутербродов ей в дорогу нарезала. Впервые вышедшая из своей комнаты бледная Елизавета Викторовна сказала, что не сможет быть на их свадьбе, и попросила:
– Берегите Колю, Инесса. Таких, как он, один на миллион. Илюшу вот я не сберегла…
Из глаз вдовы вновь побежали слезы, Шаповалов быстренько подхватил «невестушку» под локоток и повел ее к «Ниве».
Дуся от машины обернулась: Милена, обнимая Елизавету Викторовну за плечи, уводила ее в дом.
И без того скомканное прощание закончилось совсем печально. Евдокия чувствовала себя дезертиром. Но решения здесь принимала не она.
– Я тебе билет в СВ купил, – пристегивая ремень безопасности, сказал Васильевич. – Возьми из бардачка, билет в паспорт заложен.
Горькая пилюля в сладкой оболочке. Дуся сурово насупилась, положила в сумочку билет и паспорт, сумочку демонстративно забросила через плечо на заднее сиденье.
– Не вставай в позу, Дуська, – с показной веселостью проговорил «жених». – У меня для тебя поручение будет. В Москве встретишься с Мариной Сомовой, я пришлю на факс «Сфинкса» кое-какие документы, вы их с Паршиным к Марине отнесете. Работа вам найдется.
Пилюля становилась все более затейливой. Дабы избавить рот от елейной приторности, Евдокия поинтересовалась:
– Как прошла встреча с заместителем из ФСБ?
– А никак, – с непонятной лихостью ответил Шаповалов. – Сначала час в приемной мариновали, потом сухо намекнули – не лезь, дядя, не в свое дело.
– Да ну?
– Да вот, – в тон поддакнул Николай Васильевич. – Может, этому чинуше ботинки жали, может, похмельем мучался… В общем, зря сходил. Потому и отправляю тебя к Марине Сомовой, у нее здесь все схвачено. А я никто, я – ком с горы.
«Нива» резво уминала шинами отличную асфальтовую тропку до губернаторской резиденции. Петляла по густому сосняку. Вывернув из-за слепого поворота, Шаповалов резко надавил на тормоз!
Дорогу перегораживали столкнувшиеся лайбы: «газель» поцеловала «Ладу» в бампер. Происшествие кошмарным не выглядело. Существенно пострадали только фары, да переднее стекло жигуля осыпалось осколками внутрь салона.
Ужасало другое. Возле столкнувшихся машин затевалось нешуточное людское побоище: два мужика таскали друг друга за грудки, третий доставал из багажника «Лады» бейсбольную биту. О покореженный нос «газели» задом упиралась женщина, державшая на руках укутанного в пеленку младенца. В месте, где пеленка приникала к голове ребенка, расплылось огромное кровавое пятно. Женщина смотрела на мужчин и кричала. К мужику, что, судя по расположению, был водителем грузовичка, подбегал верзила с битой.
Женщина увидела вывернувшую из-за поворота «Ниву» и заголосила:
– Помогите!! Они сейчас моего мужа убьют!!!
Кошмар. В истерике она не видела, как промокает от крови пеленка на голове ее малыша. Волновалась о муже.
– Запрись! – вырывая из гнезда запор ремня безопасности, заорал Дусе Шаповалов. – Не выходи из машины!
Васильевич выпрыгнул из «Нивы» и понесся к драчунам.
Евдокия, суматошно разбираясь с плохо знакомым устройством отечественной машины, запуталась, не туда нажала и вместо того, чтоб зафиксировать двери, опустила стекло.
Высунула из окна голову, собираясь спросить Васильевича: «А куда здесь жать, чтобы закрылось?!» Но Шаповала уже подбежал к орущим драчунам.
Женщина только тут заметила, что ее ребенок ранен, принялась копошиться в пеленке…
Николай Васильевич врезался между дерущимися, как вепрь между грызущихся собак! Мужики разлетелись, но тут же ринулись на повторное сближение…
Мать раненного малыша извлекла из-под пеленки окровавленную руку, выбросила ее вперед…
Рука сжимала газовый баллончик. Струя из носика нацелилась на лицо Шаповалова.
Вероятно, Николай Васильевич ждал чего-то подобного. В последний момент он успел убрать голову от струи газа, согнуться…
Ошалевшая от скорости развития событий Евдокия повернулась назад – за мгновение до того, как отставной шпион подбежал к дерущимся, ей послышался за спиной порыкивание автомобильного движка…
И точно! В зад «Нивы» упирался кузов ЗИЛа. Дверцы грузовика уже начали приоткрываться.
Николай Васильевич и Дуся попали в отлично расставленную западню.
Решение бежать Евдокия приняла за долю секунды до того, как из ЗИЛа выпрыгнули два амбала. Рванув ручку дверцы, Дуся пихнула ее коленом и выкатилась на обочину. Краем левого глаза засекла, что происходит у столкнувшихся машин: на Николая Васильевича навалились всем скопом, противная баба пыталась просунуть руку в гущу мужских тел и побрызгать на Васильевича газом. Краем правого глаза лежащая на обочине Дуся заметила появившиеся на асфальте ноги в огромных кроссовках. Чуть выше над коленями болталась рука с зажатым пистолетом.
Больше Евдокия не раздумывала. Если ее сейчас возьмут в заложники, Васильевич сам руки вверх поднимет!
Дуся кубарем скатилась в придорожную канаву. Туда же, впрочем, и кроссовки спрыгнули.
Над Евдокией нависла небритая оскаленная рожа. Рожа была страшная, фиксатая. Пах – беззащитен.
Выгнувшись дугой, Евдокия врезала носком балетки в промежность неприятеля. От всей души вложилась! Так чтоб наверняка, за себя и за того парня.
Верзила хрюкнул, скорчился и молча рухнул.
Тут стоит коротко заметить, что шофер грузовика перестарался – слишком уж подпер хвост «Нивы», и посему, прежде чем добраться до канавы с Дусей, ему пришлось огибать машину вдоль бортов. Из-за кузова он не увидел, какая беда приключилась с его пассажиром, поспел к разбору и удивленно выматерился: в канаве почему-то валяется приятель и постанывает, в кустах мелькает зад улепетывающей жертвы.
Бегать Землероева любила. Много лет, в любую погоду Дуся надевала спортивный костюм и нарезала круги по близлежащему, незагазованному скверу. Однажды эта привычка спасла ее от тюрьмы. Сейчас спасала, кажется, от смерти.
Землероева бежала по красивейшему сосновому бору. Ноги удерживали приличную спринтерскую скорость. Размеренное дыхание опытной бегуньи позволяло слышать, что творится за спиной.
За спиной творилось жуткое. О сосновые стволы бились, рассыпались и множились звуки погони. Доносились хриплые выкрики надорванных мужских глоток: «Я вижу эту суку!!! Вон, вон она!! Направо забирает!! Берем ее в клещи!!»
Мужчины зря кричали. Крик сбивает дыхание, суматоха отнимает силы. Крик показывает жертве направление погони.
Землероева летела словно птица, вырвавшаяся из силков. Выделывала шальные зигзаги, проверяла силу крыльев. Уходила. Молила Небеса, чтобы среди загонщиков не нашлось мужчины со здоровой печенью и чистыми легкими.
Курильщиков и выпивох всепогодная бегунья замотает.
Лишь бы не стреляли в спину!
Представив нацеленные в спину пистолеты, Евдокия запаниковала, заметалась между сосен, сбилась с темпа!
Нельзя. Заполошное дыхание препятствует грамотной вентиляции легких, организм не получает кислорода – очень скоро возникнет разбалансировка, начнется потеря ориентации.