Работать мне еще больше часа. Облокачиваюсь на стойку и размышляю о пятничных передачах по телику, о готовом блюде на дом из ресторана, которое с двадцаткой от техасца запросто могу себе позволить, и о том, что пораньше лягу спать. Скорее бы. Зарегистрирую еще пару клиентов, и можно гулять.
Смотрю в окно и вдруг замечаю останавливающийся у гостиницы небольшой белый фургон химчистки. Настроение падает. Химчистка — сущий кошмар. Мало того, что они вечно опаздывают, еще и непременно что-нибудь теряют. Отель пробовал сотрудничать с разными фирмами — расположенными поблизости, в других престижных районах и известными по всему городу. Результат всегда один: недовольство постояльцев и утерянные вещи. По-моему, услуги этого рода обязан предоставлять сам отель; некоторые крупные гостиницы и предлагают их. Только мой вам совет: если вы останавливаетесь в отеле ненадолго, о химчистке вообще забудьте.
— Добрый день, — говорит, входя, человек в синих одеждах и с белыми картонными коробками в руках. В такие лучше класть не свернутые рубашки, а торты. Для этих ребят главное внешний блеск, вовсе не качество работы.
— Добрый вечер, — отвечаю я, подчеркивая, что он припозднился. Вообще-то им положено являться в четыре, чтобы работники хозяйственной службы успели отнести одежду клиентам до вечера.
Парень из химчистки выходит, возвращается еще пару раз и приносит красное пальто в целлофане и что-то типа дорогих платьев для коктейля.
— Вот. — Протягивает мне для подписи бумагу на дощечке с зажимом. — Тут все, что сдавали, — добавляет он, когда я начинаю проверять вещи и ставить против каждого названия галочку.
— Не сомневаюсь, — отвечаю я. — Но для порядка хочу удостовериться. — Дохожу до конца списка и обнаруживаю, что, как и следовало ожидать, кое-чего не хватает. — Пропали две вещи.
— Вовсе не пропали, — заявляет работник химчистки. — Просто мы их привезем завтра.
— Ладно, — с сомнением в голосе отвечаю я.
— Говорю же вам, — стоит на своем он.
— Хорошо. — Расписываюсь в его бумаге. — Завтра постарайтесь приехать вовремя.
— Да-да. — Работник химчистки берет дощечку и уходит.
Звоню в хозяйственную службу сообщить, что привезли одежду. Никто не снимает трубку. Подумываю, не отправить ли сообщение кому-нибудь на пейджер, но в эту минуту Дейв вызывается разнести вещи по номерам. Быстро сообразил. А Джез, по-видимому, до сих пор под впечатлением от сцены с вибратором, потому и забыл, что, разнося одежду из химчистки, можно заработать по крайней мере двадцать фунтов чаевых.
После того как Дейв исчезает, проходит каких-нибудь пять минут, и мне уже звонят. Кто-то сдал две рубашки, а получил всего одну; кому-то не привезли галстук. Какой дурак, остановившись в отеле, отправляет в химчистку галстуки?
Телефон снова звонит.
— Это из номера четыреста четыре, — звучит из трубки женский голос.
— Добрый вечер, мадам, — отвечаю я.
— Потерялось мое платье от Валентино стоимостью две тысячи фунтов, — говорит постоялица.
— Уверен, оно не потерялось, мадам.
— Я сдавала его вместе с другими вещами. Остальное вернули, а платья нет.
— Очень жаль, что так вышло, — произношу я. — Не сомневайтесь, что получите платье завтра.
— Завтра? — визжит клиентка. — Что вы имеете в виду? Оно нужно мне сегодня, сию минуту! Через час я должна быть на вечеринке. Очень важной, понимаете? Мне необходимо платье. Потому что больше нечего надеть.
— А-а. — Накрываю микрофон трубки рукой. И шепчу: — Тони. — Консьерж поворачивает голову. — Проблемы с химчисткой.
Тони кивает и знаком велит мне соединить звонящую с ним.
— Не акайте мне! — вопит постоялица. — Принесите платье! Оно нужно мне прямо сейчас! — Еще немного, и у нее начнется истерика.
— Мадам, — говорю я, — мне ужасно жаль, но химчистка уже закрыта, поэтому забрать ваше платье сегодня мы не сможем при всем своем желании. Однако завтра во второй половине дня, гарантирую, вы его получите.
— Во второй половине дня!.. — орет женщина. — В восемь утра я уже выписываюсь.
— Тогда мы перешлем вам платье за свой счет.
— Разумеется, за ваш треклятый счет! — кричит она. — Вы же оплатите и мое проживание здесь, и услуги химчистки, и все прочее!
— Очень сожалею, мадам, — повторяю я.
— Да что мне ваше «сожалею»! — кипятится клиентка. — У меня больше нет с собой вечерних нарядов!
— Понимаю, мадам, — отвечаю я. — Сейчас я переключу вас на консьержа, который раздобудет вам любое платье, какое вы ни пожелаете. Готов поклясться, мадам, Тони найдет выход. Он самый надежный человек в городе. — Она продолжает распаляться, когда я нажимаю на кнопку «переадресация». — Поднимай трубку, — говорю консьержу, набирая его внутренний номер. Раздается звонок, и Тони отвечает самым что ни на есть умиротворяющим голосом.
«Боже правый!» — думаю я, опуская трубку и ощущая себя после воплей клиентки выпотрошенным. Хуже некуда.
18.00–19.00
Стою и слушаю речи Тони. На редкость одаренный парень. Наделен исключительной способностью разогнать тучи, обернуть трагедию в шутку и заставить человека вздохнуть с облегчением. Проговорив с женщиной каких-нибудь пару минут, он уже смеется вместе с ней, развлекает ее байками о более затруднительных положениях, в которых оказывались наши постояльцы по милости никуда не годной химчистки. В общем, в конце беседы клиентка чувствует себя едва ли не счастливицей.
— Ума не приложу, как тебе это удается, — говорю я, когда Тони кладет трубку.
— Опыт!.. Ну, — добавляет Тони, — мне следует поспешить. Надо узнать, может ли один мой приятель прислать платья из «Харродз», чтобы через полчаса они уже были здесь… А тебе скоро домой?
— Жду не дождусь, — улыбаюсь я. — Диван и телевизор чертовски по мне соскучились.
Трезвонит телефон. Беру трубку.
— Алло? — звучит очень знакомый голос. — Это Бен.
— А, привет, Бен! — восклицаю я, довольный, что звонит сменщик. — Уже едешь? Денек сегодня был еще тот. Только что вселилась клиентка со здоровым черным вибратором в сумочке — это надо было видеть! А техасец раздает розовенькие так, будто они вышли из моды.
Бен не отвечает. Даже не смеется.
— Бен? — зову я. — Ты меня слышишь?
Из трубки доносится негромкий кашель. У меня падает сердце. И опускаются плечи. Я, черт возьми, уже знаю, что последует.
— Понимаешь, — начинает Бен, — я неважно себя чувствую. — Кашляет снова, будто в подтверждение своих слов. — Грипп. Ужасный. В городе, оказывается, эпидемия. Я весь день пролежал в кровати, думал, смогу выкарабкаться и приеду на работу, но ничего не вышло. — Еще раз кашляет, теперь более убедительно. Так, что не возникло бы ни малейшего сомнения, если бы я не знал, что Бен выкуривает в день по тридцать сигарет и может закашляться в любую минуту. — Прости, дружище, — говорит он. — Но я не в состоянии выйти.
Я до того зол, что почти лишаюсь дара речи. Выдавливаю из себя краткое:
— Понял.
— Дружище, — продолжает Бен. — Поверь, мне самому ужасно неприятно. — Он опять кашляет.
— Угу, — отвечаю я.
— Честное слово, — произносит Бен слабым голосом. — Проклятая зараза. Надеюсь, тебя обойдет стороной.
От последних слов чаша моего терпения переполняется.
— Пошел ты знаешь куда?! — внезапно выдаю я.
— Что? — спрашивает Бен.
— Иди на хрен! Достал ты меня, честное слово.
— Ты что же, считаешь меня вруном? — как и подобает, исполненным обиды голосом спрашивает Бен. И снова кашляет, для пущей достоверности.
— Никак не считаю, — ворчу я.
— Если так, знай: я расскажу Адриану… Как только немного поправлюсь и выйду.
— Делай, что хочешь, — говорю я.
Бен собирается что-то сказать в ответ, но я опускаю трубку.
Черт знает что! Час от часу не легче. Опираюсь локтями о стойку и кладу голову на руки, представляя, что повлечет за собой внезапно подхваченный Беном грипп. Двойную смену. Одному из нас придется работать до самого утра. С ужасом осознаю, что мучиться придется мне. Лиз последняя дежурила ночью и непременно затянет нудную песню о том, что остаться сегодня никак не сможет. Замещать Бена буду в любом случае я. Наверное, даже не имеет смысла пререкаться с Лиз, и стоит без слов вызваться на роль ночного дежурного.
Боже мой! Ненавижу Бена! Он не только спит с начальницей хозяйственной службы и работает спустя рукава, но еще и не дурак выпить. Точнее, почти алкоголик. Страсть к выпивке — профессиональный риск всех, кто занят в гостиничном бизнесе. Не знаю, с чем это связано; может, с напряженной работой и нетипичными графиками, либо склонные к алкоголизму люди идут в отель, потому что знают: тут можно достать спиртное в любое время суток. Так или иначе, Бен последняя скотина. За этот месяц не выходит на работу вот уже третий раз. Вдрызг напивается и не в состоянии куда бы то ни было ехать. Поэтому звонит и под вымышленными предлогами отпрашивается. То у него заболела мать, то сломался водонагреватель, то расстроился желудок. На более оригинальную выдумку не хватает мозгов. Впрочем, должен признать, сегодня мне не показалось, что он очень навеселе. Обычно у него так заплетается язык, что сам соглашаешься: на работе ему делать нечего.
Не представляете, в каком я бешенстве. Терпеть не могу ночные дежурства. Хуже наказания и не выдумать. Не то чтобы меня страшит перспектива до утра стоять на ногах. Я постоянно храню в служебке кофеиновые таблетки проплюс, чтобы не заклевать на работе носом. К тому же Джино — несмотря на проведенную ревизию — позднее, когда мне станет совсем невмоготу, непременно принесет пару рюмок водки. Просто ночью творится бог знает что. Между двумя и тремя все переворачивается вверх дном. Впрочем, что я такое говорю? Слишком мягкое подобрал выражение. Отель в буквальном смысле сходит с ума, и я не уверен, что сегодня сумею справиться с вытекающими из этого последствиями. Все, о чем я мечтаю, это диван и телик. А получаю Содом, Гоморру и Бедлам — «три в одном».
Не знаю, в чем корень гостиничного зла, но поверьте на слово: едва вселившись в отель, люди странным образом меняются. По неведомым мне причинам, даже если в обычной жизни это добропорядочные граждане с хорошими манерами, давними друзьями и постоянными партнерами, когда они входят через вращающуюся дверь в гостиницу, тотчас словно забывают, как надлежит себя вести. Границы дозволенного стираются. Правила теряют силу. Обязанности выветриваются из головы. Дивы и внебрачные дети, что годами живут в них, вдруг выскакивают наружу. Кстати, всем кажется, что их никто не замечает. Что кутить они могут, как рок-звезды, а на следующий день предстать перед стойкой тихонями с лицами невинных младенцев. Они не учитывают одной мелочи: мы-то не пьем до потери пульса, потому все видим и слышим.
Нет, я не выдержу.
— Что это ты такой хмурый? — интересуется Лиз, вернувшись с макаронного ужина.
— Не хмурый, а злой как собака, — говорю я. — Бен, видите ли, снова заболел.
— Что? Опять? — спрашивает Лиз.
— Ага.
— Думаешь, он врет?
— Зачем задавать глупые вопросы? — бурчу я. — Сама ведь знаешь Бена.
— Прости, — говорит Лиз. — Да, ты прав.
— М-да…
— Я на ночь не останусь, — спешит сообщить Лиз. — У меня свидание, еще неделю назад пригласили на ужин.
— Не волнуйся, — отвечаю я. — Я сам останусь.
— Серьезно? — изумляется Лиз.
— Да. У тебя ведь свидание, и вообще. Мой диван, конечно, расстроится, но, думаю, переживет.
— Спасибо! — восклицает Лиз, наклоняясь вперед, чтобы чмокнуть меня в щеку. — Ты мой спаситель.
— Прекрати, — ворчу я, легонько отталкивая ее. — Дополнительный заработок в любом случае не бывает лишним.
— Что верно, то верно, — соглашается Лиз, снова поворачиваясь лицом к стойке. — Все равно спасибо.
Она едва не танцует от радости. Во-первых, ей не придется торчать здесь всю ночь, во-вторых, у нее свидание. В гостиницу входит бизнесмен, и Лиз принимается его регистрировать, а я смотрю на нее повнимательнее — по-моему, она заново накрасилась. Расчесала волосы, опять обрызгалась мерзкими духами и обвела губы красно-коричневым. Определенно идет с кем-то ужинать.
К великой радости Тони, является человек из «Харродз» с оливково-золотой коробкой, наполненной нарядами. Джеза отправляют в четыреста четвертый номер, и Тони зарабатывает приличные чаевые.
В вестибюле опять шумно и людно. Приходят те, кто живет неподалеку, — пропустить после работы и перед возвращением домой стаканчик-другой; являются стайками гламурные девицы — распить бутылочку шампанского, прежде чем отправляться на вечерние встречи; приезжают друзья постояльцев, чтобы вместе посидеть в баре, бизнесмены — выпить с возможными деловыми партнерами. И разные придурки — на ранний ужин для театралов.
Готовить и подавать ранний ужин в пятизвездочных отелях ужасно не любят. По сути, и охотников-то ужинать раньше времени находится весьма немного. Однако по той или иной причине мы всегда их обслуживаем. Подают ранний ужин в обеденном зале, обычно что-нибудь легкое: кусок копченой лососины, пирог с начинкой, салат, чашку супа или специально приготовленный омлет, от которого во время очередного акта не забурлит в желудке. Работники кухни страшно злятся: ранний ужин приходится как раз на то время, когда повара и помощники, занятые приготовлением ужина и закусок для банкетов, носятся туда-сюда как угорелые. Мы стараемся обслужить и выдворить театралов как можно быстрее, делая вид, что боимся, как бы они не опоздали к началу представления. Хоть, само собой, это нас ни капли не волнует. Просто хочется, чтобы зал своевременно освободили, и можно было привести его в порядок до прихода более серьезных клиентов.
Театралы — скучнейшие люди: раздражительные подростки, которым «культурные выходы» устраивают против их воли родители; женщины средних лет с такого же возраста подругами; пожилые пары. Ничего интересного они никогда не смотрят, ездят на «Отверженных» или что-нибудь в этом роде, что ставят десятилетиями.
Но это не самое страшное. Ужаснее всего в театралах то, что после представления они возвращаются полакомиться сладеньким. Примерно в четверть одиннадцатого, когда служащие кухни, вымотанные суматошным вечером, уже надеются, что в ресторан больше никто не пожалует, и начинают готовиться к закрытию, театралы заявляются вновь и требуют подать им карамельный пудинг, от которого быстрее уснешь. Честное слово, я никак не возьму в толк, зачем они вообще здесь нужны. Вот как раз мимо стойки проходят две дамы соответствующего возраста.
— Добрый вечер, — приветствую их я.
— Добрый вечер.
Улыбаюсь, машу им рукой и звоню в офис Адриану сообщить, что внезапно заболел Бен. Управляющий не в восторге. Когда-то они были с Беном приятелями, но теперь Адриан все больше держит портье на расстоянии. Адриан честолюбив и продвинулся так далеко в столь короткие сроки отнюдь не благодаря одному таланту. Выбирая друзей, он осторожничает, особенно любезен лишь с нужными людьми и прекрасно знает, перед которыми из клиентов не грех и полизоблюдничать. К слову сказать, вот наконец и миссис Диксон с проклятой тявкающей собакой.
Дейв уже к ее услугам — точнее, к услугам ее чемоданов. Тащит по два в каждой руке, проходя через вращающуюся дверь. Миссис Диксон собственноручно ведет собачку, впрочем, не глядя на нее, вернее, будто не замечая, что та лает и рвется к лодыжкам других клиентов, явно с намерением укусить. Миссис Диксон с ног до головы в розовом от Шанель, у нее ярко-желтые волосы, напудренное белое лицо и тяжелые накладные ресницы, точно лапы сдохших пауков. В общем, ни дать ни взять Барбара Картленд. Лиз без слов удаляется в служебку, и возможность оказать гостье почтение выпадает мне.
— Добрый вечер, миссис Диксон, — говорю я.
— Добрый? — спрашивает она. — Для кого-то он, может, и добрый, а я смертельно устала от чудовищной поездки.
— Неужели? Мне искренне жаль.
— И на том спасибо, — отвечает миссис Диксон. — Какой номер вы подготовили для меня на сей раз? Очень надеюсь, не тот ужасный, в котором я вся измучилась. Не помню точно, на каком он этаже. Сержант! — кричит она на пса, который, натянув поводок, бесстыдно норовит заняться сексом с ногой Джеза. Бедняга Джез! Весь день только и краснеет. — Оставь человека в покое!